Инженер Петра Великого 4

Я задумался. Вокруг мелькали тоскливые пейзажи Ингерманландии — болота, жидкие перелески, редкие деревушки, прилепившиеся к дороге. Здесь, на этой отвоеванной кровью и потом земле, Петр строил свое окно в Европу. Только какой толк от окна, если его в любой момент могут заколотить досками? Без контроля над морем Питер — не столица империи, а просто большая крепость в глуши, вечно сидящая под угрозой блокады. Англичашки это прекрасно знали. И они костьми лягут, но не дадут России стать полноценной морской державой и их конкурентом. Никогда.

Значит, нужен был асимметричный ответ. Нужно было придумать что-то, что заставит их бояться соваться к нашим берегам. Создать такое оружие, которое обнулит их преимущество в кораблях.

Пытаться сейчас тягаться с владыками морей, строя свой флот, — это утопия. Уйдут десятилетия, пока наши верфи смогут выдать что-то, способное выстоять против стопушечного британского «левиафана». А у нас нет этих десятилетий. Нужен был, как говорится, асимметричный ответ. Что-то дешевое в производстве и до одури смертоносное в применении. Как моя задумка с объемным боеприпасом, там правда еще надо подумать над стоимостью, не забыть бы записать свои мысли.

Сейчас же нужно было оружие, которое позволит паре-тройке смельчаков на рыбацкой шхуне или расчету береговой батареи отправить на дно всю гордость Королевского флота. Кажется, это меня опять в утопию потянуло. Хотя…

Торпеда. Самодвижущаяся мина.

Я чуть прикрыл глаза, и мой мозг превратился в импровизированное конструкторское бюро. Первым делом — отсечь все заведомо провальные варианты, чтобы не тратить время и ресурсы на пустые фантазии.

Итак, вариант номер раз: пневматика. Торпеда на сжатом воздухе. Идея красивая, элегантная, но для нынешних реалий — чистая научная фантастика. Все упиралось в местную металлургию. Чтобы эта дура проплыла хоть какое-то вменяемое расстояние, в баллон нужно было закачать воздух под давлением в сотню, а то и больше, атмосфер. А из чего, простите, этот баллон делать? Из того чугуна, что тут льют, полного раковин и шлака? Да он рванет еще на этапе накачки, похоронив под обломками весь расчет. Вместо оружия получится самоподрывающаяся бомба для своих же. Сразу в топку.

Вариант номер два: паровая машина. Впихнуть в сигарообразный корпус миниатюрный котел с паровой машиной. Еще большая утопия. Те паровые машины, которые я тут мог бы соорудить, — это громоздкие, прожорливые и малоэффективные монстры, выдающие в лучшем случае пару-тройку атмосфер. Создать компактный, но мощный агрегат, который бы еще и под водой работал, — это задача для конца XIX века. Так что тоже мимо.

Вариант номер три: ракетный двигатель. Напихать в корпус моего бездымного пороха или, на худой конец, обычного дымного. Звучит заманчиво. Просто, мощно. Но это годится для ракет, летящих по воздуху. Вода же в сотни раз плотнее. Пороховой заряд сгорит за несколько секунд, дав торпеде короткий, дикий, но абсолютно неуправляемый пинок. Она будет рыскать, кувыркаться, выпрыгивать на поверхность или зарываться в ил — короче, делать все, что угодно, кроме как идти по курсу. Толку от такого «оружия» — ноль. В корзину, вслед за остальными.

Все мои «продвинутые» идеи разбивались о суровую технологическую реальность. А значит, решение нужно было искать не в химии или термодинамике, а в старой доброй механике. Голь на выдумки хитра, как известно. Если движок нельзя засунуть внутрь торпеды, значит, он должен остаться снаружи.

И тут в закоулках памяти всплыли обрывки информации о каких-то полузабытых проектах из моей реальной истории. Об оружии, которое считалось тупиковой ветвью, но для меня здесь и сейчас было единственным шансом. Механическая торпеда с внешним приводом.

Идея была простой до гениальности. Я начал мысленно ее конструировать. Берем деревянный сигарообразный корпус, тщательно просмоленный, герметичный, для лучшего скольжения можно и медью обить. Внутри, занимая почти все место, — огромный барабан. На него туго, виток к витку, намотан длиннющий, прочный трос. Конец этого троса остается на пусковой установке — на берегу или на катере.

При запуске торпеда сбрасывается в воду, а дальше начинается цирк. Мощный привод на берегу — в идеале стационарная паровая машина, а для начала сойдет и простой ворот, который крутит шестерка дюжих матросов, — начинает с бешеной скоростью выбирать трос. Трос тянет торпеду, заставляет бешено вращаться барабан внутри нее. А вращение барабана через простейший редуктор передается на винты в корме.

Винтов, естественно, два, и крутиться они должны в разные стороны. Это азбука, иначе торпеду будет просто крутить вокруг своей оси. Два контрвращающихся винта этот момент гасят и обеспечивают стабильный курс.

А как рулить? Тоже решаемо. С помощью дифференциала, знакомого мне по любому автомобилю. Вместе с основным тросом к торпеде идут два тонких управляющих тросика, связанных с рулями. Наводчик на берегу, глядя в подзорную трубу, может, подтягивая тот или иной тросик, корректировать курс, ведя смертоносную сигару прямо в уязвимый борт вражеского корабля.

Я так увлекся, что не заметил, как каляска чуть не перевернулась на ухабе. Механика была ясна и, главное, реализуема. Шестерни, валы, корпус — все это мои мастерские осилят. Но, как всегда, весь фокус был в деталях. А точнее, в одной, от которой зависело всё.

Трос.

Вся эта красивая концепция держалась на нем. Он должен был быть невероятно прочным, чтобы не лопнуть от дикого натяжения. И при этом достаточно тонким и гибким, чтобы на барабан его влезло как можно больше — сотни метров, а лучше километр. Дальность — вот ключ. Из чего его делать? Пеньковый канат? Слишком толстый, порвется. Цепь? Слишком тяжелая, негибкая. Ответ был один — сталь. Мне нужен был тонкий, прочный стальной трос, сплетенный по особой технологии. А для этого, черт возьми, опять нужна была качественная сталь… Круг замкнулся.

И ведь не сделаешь конвертер — проблем в производстве уйма.

Я настолько ушел в свои размышления о стали, тросах и торпедах, что очнулся, только когда каляска резко затормозила. Скрипнули колеса, устало фыркнули лошади. Я встрепенулся — приехали. Ворота Игнатовского.

Даже в мутном утреннем свете было видно, как изменилось мое имение. Оно все меньше смахивало на мирную усадьбу и все больше — на какой-то укрепрайон. Там, где раньше торчал жиденький частокол, теперь росла добротная каменная стена, окружая самое сердце моего производства — литейку и мехцех. Кладка еще не везде была закончена, но вид уже внушал. Перед стеной чернели свежевырытые широкие и глубокие рвы. Тимоха проникся моментом и не стал сачковать. Я про себя одобрительно хмыкнул. После разговора с английским послом и его прозрачных намеков вся эта фортификация явно не паранойя. Моя маленькая промышленная империя должна уметь огрызаться.

И да, после успешного (а я надеюсь он будет успешным) похода в лапландию, нужно серьезно поговорить с Государем о создании кампании. Да, с участием государственного капитала, но, главное, под моим руководством. А там, глядишь и появятся лишние деньги на собственные задумки. А сейчас все жалование и доходы я трачу на постройку имения и закупку дорогостоящих материалов.

У самых ворот меня ждала странная картина, от которой я даже нахмурился. У караулки, перегородив вход, стоял капитан Орлов. Сложив на груди ручищи, он выглядел как гранитный истукан, которого и тараном не сдвинешь. Перед ним, явно чувствуя себя неловко, мялись двое. Одного я узнал сразу — Магницкий. Рядом с ним стоял незнакомый парень. Лет двадцати, худощавый, жилистый, в простом, добротном дорожном кафтане. Он, в отличие от старика, не выказывал никакого страха перед грозным видом Орлова, а с живым, неподдельным любопытством разглядывал меня. В его глазах так и плясали умные бесята.

— Петр Алексеич! С прибытием! — Орлов поприветствовал меня.

— Здравствуй, что за митинг? — я перевел взгляд на Магницкого.

Старик виновато кхыкнул в кулак.

— Петр Алексеевич, простите великодушно, что беспокоим в такую рань, — произнес математик. — Мы уж с час как прибыли. Да вот капитан Орлов, в точности исполняя ваши распоряжения, на территорию нас не пускает без личного вашего дозволения. И должен заметить, я с ним полностью согласен. Порядок прежде всего.

Я покосился на Орлова. Тот лишь едва заметно дернул плечом.