Инженер Петра Великого 5

Развернувшись, он не прощаясь зашагал к своим саням, оставив меня на заснеженном полигоне, оглушенного провалом.

— Все, — глухо произнес Нартов, проводя пальцем по трещине на одном из стволов. Его лицо стало серым. — Сталь хрупкая.

Я подобрал одну из испорченных заготовок и в ярости ударил ее о камень. Она не погнулась — с сухим звоном разлетелась на несколько кусков. Я тупо уставился на излом: крупные, блестящие кристаллы. Перекалили. Слишком много углерода. Гомогенный, однородный материал не выдержал. Мы зашли в тупик.

Сев на край наковальни, я чувствовал себя опустошенным. Мысли неслись вскачь, но ни одна не давала ответа. Мой бесцельный взгляд блуждал по замершему полигону и зацепился за фигуру де ла Серды. Старый испанец стоял, положив руку на эфес своей шпаги. Толедский клинок. Взгляд упал на лезвие, на едва заметный, призрачный узор, который я считал украшением. Волнистые линии, переплетающиеся друг с другом. Он как-то показывал его, гордился им.

Узор. И в голове с лязгом провернулись нужные шестерни. Вскочив, я подлетел к испанцу.

— Капитан, вашу шпагу!

Он удивленно посмотрел на меня, расстегнул портупею и протянул оружие.

Я взял клинок в руки. Узор не был нарисован. Он был самой сутью металла. Не краска — структура. Видимая структура!

И тут меня пронзила мысль. Воспоминания из лекции по материаловедению. Композиты! Углепластик, стекловолокно… Принцип тот же: соединить несовместимое, чтобы получить новые свойства! Древние мастера интуитивно пришли к тому, до чего инженеры будущего дошли через науку. Они не пытались создать идеальный, однородный металл. Это было невозможно. Они брали два неидеальных — твердый, но хрупкий, и вязкий, но мягкий. И соединяли их!

Я посмотрел на Нартова, глаза которого расширились от моих непонятных ему действий.

— Андрей! Они не лили его! Они брали разное железо… и перековывали их вместе! Слой за слоем, снова и снова! Твердые слои, чтобы держали выстрел, и вязкие, чтобы не давали стволу треснуть!

Я поднял шпагу, и зимнее солнце блеснуло на ее узорчатой поверхности.

— Бросай все! Нам нужна кузница! Мы будем сталь… варить!

Глава 5

Не обращая внимания на ошарашенных мастеров, я ворвался в кузницу. За мной, едва поспевая, семенил Магницкий, а Нартов, сообразив все с полуслова, уже на ходу срывал с себя камзол. В этом аду нам предстояло либо победить, либо провалиться окончательно.

— Механический молот готовь! — рявкнул я на старшего мастера. — И два бруска! Один — из нашей партии стали. Второй — из старого, сырцового железа!

Андрей, уже хозяйничавший у горна, с профессиональной сноровкой подбрасывал уголь. Его лицо превратилось в суровую маску. Через пару минут два куска металла —тускло-серый и с рыжими прожилками — уже шипели в огне. Дойдя до нужной, слепяще-белой кондиции, они были молниеносно выхвачены щипцами Нартова и одним движением брошены на наковальню под механический молот.

— Давай! — выдохнул он.

К рычагам встал я сам. Громадная паровая машина натужно пыхнула, и многопудовая стальная баба с оглушительным грохотом обрушилась на раскаленный металл, высекая сноп искр.

Удар, еще удар. Под эти выверенные удары Нартов ловко поворачивал заготовку. Тонкая работа, требовавшая идеальной синхронизации: одно неверное движение — и драгоценный металл превратится в лепешку.

Два дня мы бились над этой задачей. Два дня грохотал молот, превратив кузню в филиал преисподней. Мы перепробовали с десяток разных способов: меняли количество слоев, температуру нагрева, силу удара, но результат удручал своей нестабильностью. Из десяти заготовок в лучшем случае одна получалась близкой к тому, что нам было нужно. Остальные либо трескались при закалке, либо оказывались слишком мягкими.

— Не то… — на исходе второго дня мрачно констатировал Нартов, разглядывая очередной испорченный брусок. На его поверхности темнели пятна непровара. — Мы не контролируем процесс. Каждый раз выходит по-разному. Для штучной сабли — сойдет, но для тысячи одинаковых стволов… это не годится. Мы разоримся на угле и железе.

Слова Магницкого, подкрепленные столбцами цифр в журнале, были приговором: девяносто процентов брака. Не просто тупик — финансовая пропасть.

Вымотанные и злые, мы вернулись в лабораторию. На столе высилась гора искореженного металла — наглядный результат наших двухдневных мучений, о который вдребезги разбилась моя гениальная догадка.

— Мы бьемся лбом о стену, — глухо сказал я, опустившись за стол. — Пытаемся решить проблему механически. А что, если… что, если проблема не в способе, а в самом материале?

Я шагнул к шкафу с образцами трофейных руд и выложил на стол несколько камней с фиолетовыми прожилками.

— Шведские стволы, которые мы захватили, не такие хрупкие. Сделаны они из данеморской руды, а в ней есть вот эти странные, фиолетовые вкрапления, которых нет в нашей. Что, если именно эта «грязь» и дает нужный эффект? Понятия не имею, что это, но оно явно меняет свойства железа.

Магницкий взял один из камней, поднес к глазам, потер пальцем фиолетовую жилку.

— Примесь… — задумчиво произнес он. — Вся наша металлургия построена на избавлении от примесей, на получении чистейшего железа. А вы, Петр Алексеич, предлагаете его намеренно… загрязнять? Это же… против всех правил! Против всего, чему вы сами учили.

— А что, если в этом есть смысл? — задумчиво протянул я. — Давайте попробуем. Не будем смешивать руду. Растолчем в пыль именно эти фиолетовые прожилки и добавим их в наш чистейший расплав. Посмотрим, что выйдет.

Нартов, до этого молчавший, с сомнением покачал головой.

— Опять наугад? Как с дамаском этим?

— Не совсем. — Я взял лист бумаги. — На этот раз мы будем действовать как ученые. Проведем серию опытов: десять плавок. В первую добавим одну долю этого порошка на тысячу долей расплава. Во вторую — две. В третью — три. И так далее. Каждую заготовку испытаем. Никакого гадания. Только измерения и записи. На вас, Леонтий Филиппович, вся надежда, на ваши точные расчеты и педантичность. Мы должны найти ту самую «золотую середину», если она вообще существует.

Идея пришлась по душе. В глазах Магницкого вспыхнул азарт исследователя, а Нартов, кажется, обрел почву под ногами, увидев в этом понятную ему инженерную логику.

Следующие три дня наша малая плавильная печь не остывала. Методично, шаг за шагом, мы проводили плавку за плавкой. Первые образцы почти не изменили своих свойств. Четвертый и пятый стали заметно пластичнее. Но седьмой образец, с семью долями «присадки», после закалки от удара разлетелся на мелкие осколки — оказался еще более хрупким, чем исходный материал.