Инженер Петра Великого 5

Я окинул взглядом место, где собирался строить часовню.

— В одном ты прав: всякая сила — от Бога. И прежде чем решать, как с ней быть, надобно мне самому с мыслями собраться, да и у Господа совета испросить. Дай мне три дня. Три дня на раздумья и молитвы. А как срок выйдет, я тебе и дам свой ответ.

Феофан опешил. Кажется он ждал чего угодно: что я взорвусь, начну торговаться, испугаюсь. Но не этого. Я перехватил инициативу, ударив его же оружием — благочестием. Отказать мне в праве на молитву он не мог, его же паства не поняла бы. На его лице мелькнуло досадливое выражение, он быстро натянул маску отеческой заботы.

— Что ж, барон. Похвально, — процедил он. — Молитва — дело богоугодное. Мы подождем. И помолимся за тебя, дабы Господь наставил тебя на путь истинный.

Он развернулся и, махнув рукой, пошел прочь. Его свита удалялась с видом победителей. Мои же мужики смотрели на меня в полном недоумении. Не въехали, почему их командир, только что вернувшийся с победой, вдруг сдулся перед каким-то попом. Я ничего не стал им объяснять. Молча развернулся и пошел к себе в контору. Война перешла в новую фазу. И вести ее предстояло не на поле боя.

Вечером, когда в Игнатовском все угомонились, я позвал к себе Орлова. Мой верный СБшник, прошедший со мной огонь и воду, был готов к любому приказу.

— Дело есть. Тайное и срочное, — я кивнул ему на стул. — Завтра чуть свет — в Петербург. Один. Переоденься попроще, без шума и пыли.

Орлов сел, весь обратившись в слух.

— Задача одновременно и простая, и с подвохом. Явишься к графу Брюсу. Лично. И передашь мою просьбу. Мне нужна встреча. Срочная и тайная. С местоблюстителем патриаршего престола, Стефаном Яворским.

Орлов удивленно вскинул бровь.

— С Яворским? Петр Алексеич, да он же… он же твой главный противник в рясах! Говорят, на дух не переносит все, что от немцев да от тебя исходит. Терпит из-за Государя…

— В том-то и дело, — усмехнулся я. — Мне нужно понять, откуда ветер дует. Этот Феофан — он сам по себе такой ретивый, из кожи вон лезет, или это приказ самого Яворского? Может, старик и не в курсе, какие тут ультиматумы от его имени ставят. А может, как раз наоборот, это он и дергает за ниточки. Мне кровь из носу нужно это выяснить. Посмотреть ему в глаза, понять, готов ли он к разговору или уперся рогом.

Я подался вперед, понизив голос.

— Поэтому ты, когда будешь говорить с графом, передашь ему мои слова дословно. Брюс — тертый калач, поймет, как это лучше обставить. Я не жаловаться еду и не защиты просить. Я еду за «беседой», советом. Я, барон Смирнов, дескать, озабочен тем, чтобы мои машины и заводы служили мощи государства и укреплению веры православной. И потому испрашиваю совета у мудрейшего пастыря, как мне лучше все устроить, дабы не впасть в грех и не смущать умы людские. Понял? Ни слова об ультиматуме Феофана. Ни намека на конфликт. Я еду как смиренный сын Церкви, ищущий наставления.

Орлов медленно качнул головой, он уже был в курсе разговора с Феофаном (как и все мое окружение), на его лице появилась хищная ухмылка. Он уловил всю прелесть этой змеиной игры.

— Понял, Петр Алексеич. Смиренный, как лис в курятнике. Сделаю в лучшем виде. Граф Брюс обставит все так, что сам Яворский не сразу поймет, где правда, а где лесть.

— Вот именно. Мне не союзник нужен, а ясность. А пока ты будешь в пути, мы здесь тоже скучать не будем. Пора показать нашим гостям, что такое настоящее гостеприимство по-игнатовски. Иди, и помни, от тебя сейчас зависит больше, чем от целого полка.

Орлов встал, коротко козырнул и вышел, растворившись в ночной темноте. Я подошел к окну и долго смотрел ему вслед. Шахматная фигура двинулась с места. Теперь ход был за противником.

Отослав Орлова, я на пару часов заперся в конторе, пытаясь выкинуть из головы всю эту церковную канитель. Против них у меня было только одно оружие — холодный расчет и умение ждать.

Пока политики плетут свои паутины, инженеры должны ковать железо. И не просто железо, а то, что способно проломить череп любому врагу, будь он в рясе или в броне. Я развернул на столе копию чертежа «Неуязвимого» и снова уставился на этот приземистый, уродливый силуэт. Броня. Четыре дюйма закаленной стали. Любое ядро, даже самое тяжелое, отскочит от такой скорлупы, как горох от стены. Идти в лоб, пытаясь построить нечто подобное, — это не лучший вариант. Нет уж, дудки. Если не можешь пробить стену тараном, нужно найти отмычку.

На следующий день, с утра, я позвал Нартова с Магницким. Они уже ждали в лаборатории. Воздух здесь был густой, пропитанный запахами кислот, селитры и еще десятка реактивов. На столе уже лежали мои наброски — схема того, что я про себя называл «Прожигателем».

— Господа, — я ткнул пальцем в чертеж. — Вот наш ответ английскому «утюгу». Не будем мы его пробивать. Мы его прожжем.

Я в двух словах обрисовал им принцип кумулятивного эффекта — как направленный взрыв может превратить металлическую облицовку в тонкую, сверхбыструю струю, способную прожечь любую броню, тем более мы уже затрагивали эту тему. Нартов, с его бульдожьей инженерной хваткой, моментально ухватил суть. Но тут же уперся в главную загвоздку.

— Медный конус… — он задумчиво потер подбородок. — Идея-то хороша, Петр Алексеич. Но как его сделать? Отлить? Так в нем поры будут, раковины. Вся сила взрыва уйдет в эти дыры, разнесет его на куски. Точить на станке? Так это ж сколько меди в стружку перевести, да и точности такой, чтобы стенки были идеально ровные, не добиться. Чуть где перекос — и струя уйдет в никуда.

Он был прав. Вся гениальность кумулятивного эффекта держалась на идеальной геометрии. Я сам же об этом твердил. Малейшее отклонение — и вместо сфокусированного удара мы получим обычный, бестолковый «пшик». Я отошел к дальнему стеллажу, где в ящиках хранились мои «сокровища». Еще в прошлом году, готовясь к новогоднему празднику, я под видом закупки ингредиентов для невиданных фейерверков заказал через Брюса целую кучу химикатов и редких металлов. Тогда это было прикрытием. Теперь пришло время пустить их в дело.

— А что, Андрей, если нам его не лить и не точить? Что, если нам его… вырастить?

Я достал несколько медных и цинковых пластин, пару глиняных горшков и склянку с купоросным маслом.

— Я давно заметил, господа, одну прелюбопытную вещь, — осторожно заявил я, стараясь говорить как можно убедительнее. — При взаимодействии некоторых металлов и кислот рождается некая невидимая энергия. Сила, способная творить диковинные вещи.

Магницкий, услышав это, снял очки и протер их, его взгляд стал острым. Он, конечно, знал про статическое электричество, про опыты Герике, про янтарь. Но то была сила мгновенная, капризная.

— Я назвал эту силу «электричеством», от греческого слова «электрон», — я тем временем наливал в горшок воду, добавлял кислоту, собирая примитивный гальванический элемент. — Но в отличие от искры, которую можно получить от трения, эту силу можно заставить течь постоянно. Как воду в ручье.

Я опустил в раствор медную и цинковую пластины, разделенные пропитанной рассолом тканью. К концам припаянной к ним проволоки я поднес тонкую железную нить. Прошла секунда, другая, и нить начала тускло светиться, а потом вспыхнула и перегорела.