Инженером быть не просто

Глава 5 А жизнь продолжается…

— Эх, Эдуард Антонович, не поддержал ты меня тогда, и оттого и Андрей Павлович отклонил мою кандидатуру. Я бы точно с этим несчастным «Ласковым маем» развернулся! А эти молодые щеглы там всё развалят! У меня и песен, и прочей музыки никак не меньше, и они не хуже, чем у одного инженеришки. Зато она вся советская!

— Не знаю, Матвей Исакович. Твоя музыка и так в репертуаре обоих ансамблей. Но, похоже, судя по письмам в партком завода, музыка Репнина работникам завода больше нравилась и сейчас сильно востребована. А Андрей Павлович имел тогда тяжёлый разговор с Кругловой. Ты же сам знаешь, что по «голосам» всё время твердили об ущемлении Репнина. Вот она и накричала на него. Мол, доведёте до того, что Репнин так за границу сбежит. А сейчас, после покушения на него, на Западе вообще словно с цепи сорвались. По «голосам» как бы только об этом и говорят. Ну, и много его музыки передают. И, надо же, действительно оказалось, что в покушении, помимо четвёрки уголовников, принимали участие и два сотрудника КГБ. Один даже убит, а второй тяжело ранен.

— Так, Эдуард Антонович, это же парень сам себе неудачно жену выбрал. Ты же и сам эти слухи слышал, что её бывший парень, хоть сейчас и сидит в тюрьме, всё успокоиться не может. Тем более, получается, что именно Репнин его в тюрьму и засадил.

— Э, Матвей Исакович, это не совсем так. У меня на Кировском заводе много знакомых. Так вот, они говорят, что тот сам собирался убить Репнина и даже сорвался за ним в Калинин. Ну и попался, хоть и внештатник КГБ, так ещё и с незаконным оружием. У него там целая шайка была. Репнину тогда повезло. Хотя, всю шайку он сам и задержал и просто сдал милиции.

— Да, опасно с уголовниками связываться. А что на этот раз вмешались и сотрудники КГБ, то, это, конечно, сильный скандал. Тем более, Репнин скрытый антисоветчик, оттого сразу же подозрение на КГБ падает. А ведь, зараза, живуч!

— Да, как я слышал, ранения опасные, но жить будет. Вот теперь и Андрей Павлович переживает. Получается, он же тоже ущемлял Репнина. Прямо по «голосам» и об этом передают. А то Репнин, как выздоровеет, вдруг на самом деле на Запад сорвётся?

— А кто его выпустит? Насколько я знаю, Эдуард Антонович, парень работает на военном производстве. У него же секретность. Репнина точно за границу не выпустят! А попробует сбежать, так пограничники поймают. Он сам себя разоблачит!

— Уже не работает, Матвей Исакович. Перешёл в другой отдел и до нападения занимался товарами народного потребления. Хотя, всё равно срок подписки пять лет. А инженер он хороший. Я пока так и не смог достать его посудомойку. Даже для заводских не хватает. Сторонним вообще не отпускают, только по специальным заказам. А вот чемодан на колесиках и с выдвижной ручкой достал. Очень удобная вещь. Тоже страшный дефицит. Тем более, только недавно придумал. Вот и присматривает Круглова за Репниным, как бы следит, чтобы его не трогали. Сейчас её лучше не сердить. А то она и за наш Союз может взяться! Сейчас, после покушения, трогать Репнина опасно. На самом верху за него заступятся.

— Ну, если она за него беспокоится, и наверху за Репнина, то, да, лучше не попадаться под горячую руку. Тем более, не вся же музыка Репнина прозападная. Там и достойные песни имеются. Если на то пошло, парня можно и в наш Союз принять. Разве я против? Надеюсь, тогда мы его технику без всяких проблем будем доставать?

* * *

Наконец, ещё через две недели меня выпустили из больницы. Пролежал я там, в итоге, чуть более месяца. И во дворе уже был конец марта. Да, не заметил, как пролетел ещё месяц моей нелёгкой жизни. Главное, живу ведь и надеюсь прожить много-много счастливых лет, больше, чем в первый раз. Может, и повезёт?

Ну, и эти две недели я провёл не зря. Записал ещё пять новых инструментальных композиций, но их ещё никому не показал. Решил потихонечку готовиться к записи с немцами. Успеется, так и немного доработать надо. Неделю и ещё три дня назад прямо в коридоре своего хирургического отделения дал небольшие концерты. Много не пел, лишь исполнил по паре песен в каждый раз. В первый раз «Дорогу в облака» и «Emmanuelle», и во второй — «Мою гитару» и «Плот», и, всё, конечно, под гитару. Врачи не позволили. А так, сыграл на гитаре и пианино по десятку мелодий, ранее записанных, притом «К Инге» на обоих концертах, и в обоих вариантах. Хоть уровень игры из-за ранения снизился, больные приняли меня тепло. С другой стороны, музыка же хорошая, и как бы сам автор играет, так и никто денег не просит. И народ уважил, и себя показал. И люди меня явно признали.

А так, часть времени я провёл за сочинением фантастики. Нет, ничего серьёзного, обычная история про космические путешествия, но, может, и примут, или нет, о Содружестве и борьбе одного парня из приграничного королевства, вдруг ставшего наследником Джоре, с жестокими ящерами. Хотя, успел записать только начало повести, где главный герой нашёл космический фрегат, конечно, имеющий название «Аврора». Ведь и он проложит в этом Содружестве дорогу к новому миропорядку, поведёт тамошний пролетариат к социализму. И эту короткую рукопись, наверное, прочло всё отделение, и моя работа, хоть и лишь начало, многим больным явно понравилась. Они просили и продолжения. Так что, можно и поработать.

Хотя, скучно болеть. Ладно, что хоть Инга навещала меня почти через день, правда, детей с собой не приводила. Ну, свои же, не убегут, так и не смогут. Они ещё только свои первые шаги делают. Раза три приходили тётя с маэстро, и я им в последний раз, за два дня до выписки, отдал две песни, тем более, для записи совместно с Эстрадным оркестром. Пусть и они прославятся. Тётя получила «Я не могу иначе», а маэстро — уже «Домик на окраине», и он как раз всё и подготовил. Пусть Инга не обижается, но всё-таки не всё, что запишу, я ей покажу. Хотя, должна понимать, что сама же и заслужила такое двойственное отношение. Хоть и таю от её любви, но у меня где-то внутри засело и не отпускает сильное недоверие к ней. За эту пару лет жизни я с ней немало настрадался.

Хотя, много было желающих меня навещать, но я лишь принял по паре раз тётю Софью и тётю Лизу из Кириши и по разу друзей из ВИА «Май» и с работы, уже отдела товаров народного потребления. Нет, друзья из ансамбля — Семён Качанов и Тарас Михейчик, прежние приятели Вячеслава, музыку у меня не просили. Я бы им и не дал. Уже зарёкся иметь там дел. Наоборот, рассказали о своих делах. Они навестили меня перед своим последним концертом, за неделю до моей выписки. Вроде, ВИА постепенно завоевал на заводе прежнюю популярность, и, как рассказала мне Инга, на этом концерте зал как бы был практически полон. Ансамбль в целом как бы и выступил хорошо. Так как от меня новой музыки ждать не приходилось, то они сейчас исполняли и мои прежние произведения, и других советских композиторов. Но никакого сотрудничества с ними не ожидалось, поэтому в репертуаре ВИА не виднелось новых, тем более, особо популярных вещей. Так что, пусть теперь его старое-новое руководство — Иван Тимофеевич и разные «деятели культуры», ещё и партийные и комсомольские органы, крутятся, как могут. Авось до чего-нибудь и докрутятся.

И с «Ласковым маем» было не совсем хорошо. Всё-таки много детей в него записалось. Там теперь рулили два композитора — Влад Розенблюм из Москвы и Лёва Кляймиц из Ленинграда. Они мне были незнакомы. Прежний репертуар исполнялся ограниченно, а детских песен не хватало, и одни и те же песни и музыка кочевали с концерта на концерт. Через день после моей выписки состоялся очередной концерт ансамбля. Ни Инга, ни Ирма с Инессой никуда не ходили, но через свои связи им на другой же день стало известно о нём почти всё. Нет, ансамбль как бы выступил ничего, но до прежнего уровня сильно не дотягивал. В нём пока не нашлось мальчишек и девчонок, которые могли бы достойно исполнять прежний репертуар. Но ведь главное не широкая известность, а приобщение детей работников завода к музыке. И под эту роль «Ласковый май» подходил идеально.

А так, да, оба ансамбля лишились хорошей музыки. Ну, нечего было ранее меня безбожно шельмовать и прессовать. Некоторые ушлые и беспринципные музыкальные деятели из Ленинградского Союза композиторов не просто хотели отодвинуть в сторону одного как бы конкурента, так и, чувствую, яро желали засадить его аж за решётку, и на долгий срок, что, похоже, подключили и свои связи в органах. Печёнкой чую, что без них не обошлось. Ну, не за что было, кроме музыкальных дел, меня так подло прессовать. Именно они и дали мне всемирную известность и довольно большие, по советским меркам, деньги. Даже некуда было их тратить. А изобретательство бытовой техники, так и «магических» кубиков, если честно, хоть и принесло моральное удовлетворение, денег мне практически не дало. Наоборот, самому пришлось нехило потратиться. К валютным делам и фарцовке, и прочей спекуляции, и, вообще, преступности, я совсем не причастен. И пока в литературном творчестве большими успехами не успел отметиться. И, думаю, что и прежние увлечения Инги не совсем уж весомый повод для моего убийства, тем более, с участием штатных сотрудников КГБ. Она и сама, при всех её достоинствах, не такая уж роковая красавица, за которую надо было навечно закопать её законного мужа. Вот он сейчас точно являлся достоянием СССР. И её Паша или даже жирдяй Давид не такие уж важные личности, чтобы за них мне так чрезмерно мстили. Тем более, они сами же и виноваты. Ну, нечего было лезть на меня, так и требовалось вести себя скромнее. Фактически всё просто случайно получилось. Я в их делах никаким боком не засветился.