Ipso jure. /лат. «В силу закона.»

— А я тогда в обход… Кости разомну.

Короткий жест — и винтовка ложится прямиком на плечо девушки в длинной мантии, и она быстро исчезает за входной дверью. Та неслышно хлопается о косяк, закрываясь.

Невилл на цыпочках поднимается наверх, держа пепельницу в руке. Теперь он не такой неуклюжий увалень, коим являлся в далеком своем несчастливом детстве, о котором только так и думала родная бабушка. Еще она думала, что он ни на что не способен…

Он, забывшись, что другие отдыхают и спят, пнул дверь на балкон. Матернулся вслух машинально — и тут же сам себе закрыл рот обеими руками. Все продолжали мирно спать и видеть сны. Но он был уже на балконе второго этажа.

Потроша новую пачку — «сегодняшнюю» распотрошил и раскурил сам Феникс, он машинально похлопал по карманам, ища зажигалку. Вспомнив, что он вообще-то маг, он из кобуры достал свою волшебную палочку и зажег маленький огонек на конце. Рогозин подарил ее в прошлом году, решив сделать исключение — не дарить подарки связанные с компьютером и компьютерными программами.

Желтый миниатюрный огонек на конце его сигареты будто бы «присоединился» к звездному темному небу и выглядел сейчас наиболее уместно. Сделав первую затяжку, Невилл Долгопупс вернулся к своим мыслям. И выдохнул сизый дым…

— Так, огурчики-помидорчики-салатики, — суетилась Джинни, вставляя на стол ту или иную тарелку со вкусной снедью. Девчонки, не покладая своих рук, работали с самого утра, чтобы побаловать парней-именинников вкусненьким. — Луна, неси лимонад и сливочное пиво! Гермиона…

— А я уже с цыпленком, — пропела девушка, неся тяжелый противень с золотистыми куриным мясом, — о-очень вкусно пахнет… Полумна, нарежь, пожалуйста, булку и хлеб! У тебя это хорошо получается, профессионально…

И она водрузила противень с жареным цыпленком на стол, где уже стояли столовые приборы.

«Именинники» встали сегодня чуть позже, получив единственную привилегию на сегодня. И уже спускались по лестнице, околдованные вкусными запахами, несущимися из гостиной.

— С Днем Рождения! — синхронно проорали девушки, и Гермиона хлопнула хлопушку и из нее на них посыпались разноцветные конфети и пестрые, красочные ленты, осыпав тех с ног до головы.

— Спасибо! — проговорили парни хором. — Нам-то за стол можно?

— Можно! — раздалось три синхронных девичьих голоса, и юноши, которые стали сегодня на год старше, весело сели за накрытый стол первыми…

У Рогозина сработал его мобильный на поясе, и он вышел из-за стола, чтобы ответить на звонок. В гостиной было очень шумно. Они с Невиллом были сегодня выходными, и поэтому чего-чего, а звонка от Кингсли Бруствера он ждал меньше всего на свете сегодня.

— ЧТО-О-О?!!! — проорал он так, что все, кто находился к комнате, затихли, — мы уже в пути!!!

Рогозин влетел в комнату как метеор.

— СРОЧНО СОБИРАЕМСЯ!!! СЕНТ-МУНГО ГОРИТ!!! — Прокричал он, хватая свой рюкзак, собранный на всякий случай, и оружие. — Подозревают Пожирателей!!!

— Нет! — вскрикнул Невилл, моментально белея и меняясь в лице, и вскакивая с места, — мои родители! Мама! Папа!

Полумна помертвела — в подвале и на минус первом этаже располагался архив с картотеками и ее «родной» морг с единственными трупорезами на весь магический волшебный мир Англии. А все остальные этажи — забиты хворыми и лежачими волшебниками, среди которых — и дети…

К Мунго, с которого уже спала вся магическая маскировка, стягивали всех — маглов, магов и спасателей. Подъехала и военная техника. Уже везде были поставлены ограничительные ленты и барьеры. Здание уже все было охвачено пламенем… Маглы-пожарные и спасатели пытались погасить пламя, но все было безуспешно…

Маги тоже пытались потушить пламя — но огненный столб, казалось, только рос вверх, поднимая вокруг дикий жар, дым и едкое пламя. К нему было невозможно подобраться… Из пламени доносились поистине нечеловеческие крики боли, страдания и призывов к помощи…

Мракоборцы прочесывали соседние здания — в надежде, что еще найдут тех, кто сделал это…

Рогозин, прорывающийся к зданию как остальные, понял… Поздно. Здание охвачено огнем, подобраться или погасить нереально: огонь был уже буквально везде — на стенах, на окнах, крыше и внутри… Кто не погибнет от пламени, тот задохнется от продуктов горения и угарного газа…

Еще он понял — пламя магического происхождения. Он различил фигуры магических животных, пожирающих все на своем пути. Адское пламя…

Крик Гермионы: «Невилл, стой!» моментально вернул его к настоящему. Парень со слезами на глазах рвался внутрь…

— Невилл, нет! — Рогозин изо всех своих сил пытался удержать его, всем телом пытаясь не пустить друга, чтобы он бросился в огонь, — ты ничего не можешь сделать, я не могу ничего сделать, никто не сможет! — он тряс его за плечи, пытаясь привести в чувство. Сзади плакала в голос Полумна, и рыдала навзрыд Джинни. Гермиона, оцепенев, неотрывно глядела в огненную ловушку, где сейчас, наверняка, уже мучительно умирали последние из оставшихся в живых там магов… — Стой!!! Ты сгинешь там!!! ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ТАМ НИЧЕГО СДЕЛАТЬ!!! ВСЕ КОНЕЧНО!!! ВСЕ КОНЧЕНО!

Он проорал это, срывая голос и все еще держа друга, пытающегося вырваться из его рук. Неожиданно он осознал, что по его лицу струится не только пот, но и слезы… В груди тяжело бухало сердце, а мозг все еще отказывался поверить в увиденное и произошедшее.

Невилл еще раз дернулся в его руках и затих. Он рухнул кулем на колени, больно ударившись об асфальт, и бешено зарыдал, спрятав лицо в ладонях и утратив последнюю выдержку. Его крик боли перешел в дикий вой…

Ноги Рогозина тоже подкосились и он упал рядом с другом, тяжело дыша. Казалось, легкие не воспринимали сейчас кислород, все окружающее странно мерцало и плыло вокруг. Вячеслав схватился за виски и закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание и изо всех сил вцепился ногтями в асфальт, царапая его. Слезы из глаз лились сами собой не переставая… Он вцепился руками в грудь — сердце там билось так бешено, что он удивлялся, почему его никто не слышит кроме него… Боль ослепляла…

Но и сознание не перестало его мучать, выкидывая вертящиеся перед глазами страшные картины огненного столпа, искр, жара — как из печи, и черного, поднимающегося вверх, пламени, из которого доносятся нечеловеческие крики, стоны и вопли мольб…

— Рогозин! Слава! — раздался чей-то тонкий голосок, — Слава…

Его как-то подняли на ноги. Удар по щеке — и зеленые глаза встречаются с заплаканными серыми. Луна, такая же обессиленная увиденным, приникла к единственно родной сейчас, находящейся в непосредственной близости, душе. Вячеслав осознал, что ей тоже больно, и почему-то от этого факта ему самому чуть полегчало. В мир тут ворвались резкость, четкость, краски и контрасты, запахи и шумы. Он начал понимать происходящее.