Ирано-таджикская поэзия

ПРИТЧИ

ПОСЕЛЯНИН И ЛЕВ

Однажды, к пахарю забравшись в хлев, В ночи задрал и съел корову лев И сам в хлеву улегся отдыхать. Покинул пахарь тот свою кровать, Не вздув огня, он поспешил на двор - Цела ль корова, не залез ли вор? II льва нащупала его рука, Погладил льву он спину и бока. Льву думалось: «Двуногий сей осел, Видать, меня своей коровой счел! Да разве б он посмел при свете дня Рукой касаться дерзкою меня? Пузырь бы желчный лопнул у него От одного лишь вида моего!» Ты, мудрый, суть вещей сперва познай, Обманной внешности не доверии.

РАССКАЗ О БЕДУИНЕ, У КОТОРОГО СОБАКА ПОДОХЛА ОТ ГОЛОДА

У бедуина пес околевал, Над ним хозяин слезы проливал. Спросил его прохожий: «Ты о чем, О муж могучий, слезы льешь ключом?» Ответил: «При смерти мой верный пес. Так жаль его… Не удержать мне слез. Он на охоте дичь мне выгонял, Не спал ночами, стадо охранял». Спросил прохожий: «Что у пса болит? Не ранен он? Хребет не перебит?» А тот: «О нет! Он только изнурен. От голода околевает он!» «Будь терпелив.- сказал прохожий тот,- Бог за терпенье благом воздает». Потом спросил: «А что в большом мешке, Который крепко держишь ты в руке?» «В мешке? Хлеб, мясо… много там всего Для пропитанья тела моего». «О человек,- спросил прохожий,- что ж Собаке ты ни корки не даешь?» Ответил: «Не могу ни крошки дать,- В пути без денег хлеба не достать; Хоть не могу над псом я слез не лить… А слезы- что ж… за слезы не платить…» И тут прохожий в гневе закричал: «Да будь ты проклят, чтобы ты пропал! Набитый ветром ты пустой бурдюк! Ведь этот пес тебе был верный друг! А ты в сто раз презреннее, чем пес, Тебе кусок еды дороже слез! Но слезы – кровь, пролитая бедой, Кровь, от страданья ставшая водой. Пыль под ногой – цена твоим слезам, И не дороже стоишь весь ты сам!»

РАССКАЗ ОБ УКРАДЕННОМ БАРАНЕ

Барана горожанин за собой Тащил с базара,- видно, на убой, И вдруг в толпе остался налегке С веревкой перерезанной в руке. Барана нет. Добычею воров Овчина стала, и курдюк, и плов. Тот человек, в пропаже убедясь, Забегал, бестолково суетясь. А вор возле колодца, в стороне, Вопил и причитал: «Ой, горе мне!» «О чем ты?» – обворованный спросил. «Я кошелек в колодец уронил. Все, что имел я,- сто динаров там! Достанешь – я в награду двадцать дам». А тот: «Да это целая казна! Ведь десяти баранов в ней цена. Я одного барана потерял, Но бог взамен верблюда мне послал!» В колодец он с молитвою полез, А вор с его одеждою исчез. О друг, по неизвестному пути Ты должен осмотрительно идти. Но жадность заведет в колодец бед Того, в ком осмотрительности нет.

О ТОМ, КАК СТРАЖНИК ТАЩИЛ В ТЮРЬМУ ПЬЯНОГО

Однажды в полночь страж дозором шел И под забором пьяного нашел. Сказал: «Вставай, ты пьян». А тот ему: «Я сплю и не мешаю никому». «Что пил ты?» – стражник пьяного спросил. «Я? Что в кувшине было, то и пил». «А что там было? Отвечай, свинья». «Что было? Было то, что выпил я!» «Так что ты выпил? Толком говори». «Я? То, что было налито внутри». Так стражник с пьяным спорил битый час И в споре, как осел в грязи, увяз. Велел он пьяному: «Скажи-ка: ох». А пьяный отвечал ему: «Хо! Хох! От горя люди охают, кряхтят, Хо! Хох! – за чашей праздничной кричат». Страж рассердился: «Спору нет конца. Вставай, пойдем. Не корчи мудреца». «Прочь убирайся!»-пьяница ему. А страж: «Ты – пьян, и сядешь ты в тюрьму». А пьяный: «Ну когда же ты уйдешь? И что с меня ты, с голого, сдерешь? Когда б не ослабел и не упал - Давно б я в эту пору дома спал. Как шейх, в своей бы лавке я сидел, Когда б своею лавкою владел!»

О ТОМ, КАК ШАХ ТЕРМЕЗА ПОЛУЧИЛ «МАТ» ОТ ШУТА

Шах в шахматы с шутом своим играл, «Мат» получил и гневом запылал. Взяв горсть фигур, шута он по лбу хвать. «Вот «шах» тебе! Вот – «мат»! Учись играть! Ферзем куда не надо – не ходи». А шут: «Сдаюсь, владыка, пощади!» Шах молвил: «Снова партию начнем». А шут дрожал, как голый под дождем. Сыграли быстро. Шаху снова «мат». Шут подхватил заплатанный халат, Под шесть тяжелых, толстых одеял Забился, притаился и молчал. «Эй, где ты там?» – шах закричал в сердцах. А шут ему: «О справедливый шах, Чтоб перед шахом правду говорить, Надежно надо голову прикрыть. «Мат» получил ты от меня опять. Теперь твой ход – и мне несдобровать».

О ТОМ, КАК СТАРИК ЖАЛОВАЛСЯ ВРАЧУ НА СВОИ БОЛЕЗНИ

Старик сказал врачу: «Я заболел! Слезотсченье… Насморк одолел». «От старости твой насморк»,- врач сказал. Старик ему: «Я плохо видеть стал». «От старости, почтенный человек, И слабость глаз, и покрасненье век». Старик: «Болит и ноет вся спина!» А врач: «И в этом старости вина». Старик: «Мне в пользу не идет еда». А врач: «От старости твоя беда». Старик: «Я кашляю, дышу с трудом». А врач: «Повинна старость в том и в том. Ведь если старость в гости к нам придет, В подарок сто болезней принесет». «Ах ты, дурак! – сказал старик врачу.- Я у тебя лечиться не хочу! Чему тебя учили, о глупец? Лекарствами сумел бы врач-мудрец Помочь в недомогании любом, А ты – осел, оставшийся ослом!…» А врач: «И раздражительность твоя - От старости, тебе ручаюсь я!»

РАССКАЗ О ВОРЕ-БАРАБАНЩИКЕ

Однажды темной ночью некий вор Подкапывался под чужой забор. Старик, что на соседней кровле спал, Услышав стук лопатки, с ложа встал. Окликнул вора: «Бог на помощь, брат! Ты что там делаешь, когда все спят? Скажи на милость мне – ты кто такой?» А вор: «Я барабанщик городской». «А чем сейчас ты занят – знать хочу!» «Сам видишь – в барабан я колочу!» «Что ж грома барабана твоего Не слышно, плут?» – старик спросил его. А вор: «Настанет утро – и тогда Услышишь гром и вопли: «Ай, беда!»

СПОР ВЕРБЛЮДА, БЫКА И БАРАНА

Верблюд, Баран и Бык дорогой шли И связку сена свежего нашли. «Как разделить? – Баран им говорит.- Ведь ни один из нас не будет сыт! Не лучше ли судить по старшинству? Кто старше всех – пусть эту съест траву. Пророк, принесший миру благодать, Нам завещал старейших почитать». Бык промычал: «Ну что ж, друзья, ну что ж… Совет Барана мудрого хорош. Расскажем о себе с начала дней. Кто старше всех – тот и травой владей». Сказал Баран: «Я пасся в тех стадах, Что разводил пророк Халил-Уллах. Дружил я с тем барашком молодым, Которого зарезал Ибрагим». А Бык: «Куда со мной тягаться вам! Я – старше всех! На мне пахал Адам!» Хоть изумлен Верблюд их ложью был, Нагнул он шею, сено ухватил. Высоко поднял связку и сказал: «Пусть Бык не лгал, и пусть Баран не лгал, Не буду спорить, кто из нас древней, Поскольку шея у меня длинней. И всем, конечно, ведомо, что я Вас не моложе, добрые друзья».

РАССКАЗ О САДОВНИКЕ

Садовник увидал, войдя в свой сад, Что трое незнакомцев в нем сидят. «Похожи,- он подумал, – на воров!» Суфий, сеид и третий – богослов. А был у них троих один порок: Душа как не завязанный мешок. Сказал садовник: «Сада властелин Я иль они? Их трое, я один! Хитро на этот раз я поступлю, Сперва их друг от друга отделю. Как в сторону отправлю одного - Всю бороду я вырву у него. Ух, как поодиночке проучу, Как только их друг с другом разлучу!» И вот злоумный этот человек К такой коварной выдумке прибег. Сказал суфию: «Друг! Возьми скорей В сторожке коврик для своих друзей!» Ушел суфий. Садовник говорит: «Вот ты – законовед, а ты – сеид, Старинный род твой царственно высок, Ведь предок твой был сам святой пророк! А ты – ученый муж, ведь по твоим Установленьям мы и хлеб едим! Но тот суфий – обжора и свинья, Да разве он годится вам в друзья? Гоните прочь его – и у меня Вы погостите здесь хоть два-три дня. Мой дом, мой сад всегда для вас открыт. Что – сад! Вам жизнь моя принадлежит!» Поверили они словам его И спутника прогнали своего. Настиг суфия беспощадный враг - Садовник с толстой палкою в руках, Сказал: «Эй ты, суфий-собака, стой! Как ты проворно в сад залез чужой! Или тебя забыть последний стыд Наставили Джанейд и Баязид?» До полусмерти палкой он избил Суфия. Голову раскровенил. Сказал суфий: «Сполна мне этот зверь Отсыпал. Ваша очередь теперь! Того ж отведать, что отведал я, Придется вам, неверные друзья! Вы – обольщенные своим врагом - Подобным же подавитесь куском! Всегда в долине злачной бытия К тебе вернется эхом речь твоя!» Избив суфия, добрый садовод Такой с гостями разговор ведет: «О дорогой сеид, сходи ко мне В сторожку и скажи моей жене, Чтобы лепешек белых испекла И жареного гуся принесла!» Внук божьего избранника ушел. Хозяин же такую речь завел: «Вот ты – законовед и веры друг, Твердыня правды, мудрый муж наук! Бесспорно это. Но обманщик тот - Себя он за сеида выдает! А что его почтеннейшая мать Проделывала – нам откуда знать? Любой ублюдок в наши дни свой род От корня Мухаммадова ведет!» Все, что ни лгал он злобным языком, То было правдою о нем самом. Но так садовник льстиво говорил, Что вовсе гостя он обворожил. И многомудрый муж, законовед, «Ты прав!» – сказал хозяину в ответ. Тогда к сеиду садовод пошел С дубиною, промолвив: «Эй, осел! Вот! Иль оставил сам святой пророк Тебе в наследство гнусный твой порок? На льва детеныш львиный всем похож! А ты-то на пророка чем похож?» И тут дубиною отделал он Сеида бедного со всех сторон. Казнил его, как лютый хариджит, Сразил его, как Шимр и как Езид. Весь обливаясь кровью, тот лежал И так в слезах законнику сказал: «Вот ты один остался, предал нас, Сам барабаном станешь ты сейчас! Я в мире не из лучших был людей, Но лучше все ж, чем этот лиходей! Себя ты погубил, меня губя, Плохая вышла мена у тебя!» Тогда, к последнему из трех пришед, Сказал садовник: «Эй, законовед! Так ты законовед? Да нет, ты вор! Ты – поношенье мира и позор. Или разрешено твоей фатвой Влезать без позволенья в сад чужой? Где, у каких пророков, негодяй, Нашел ты это право? Отвечай! В «Посреднике» иль в книге «Океан» Ты это вычитал? Скажи, болван!» И, давши волю гневу своему, Садовник обломал бока ему. Мучителю сказал несчастный: «Бей! Ты прав в законной ярости твоей: Я кару горше заслужил в сто раз, Как всякий, кто друзей своих предаст! Да поразит возмездие бедой Тех, кто за дружбу заплатил враждой».

РАССКАЗ О ВИНОГРАДЕ

Вот как непонимание порой Способно дружбу подменить враждой, Как может злобу породить в сердцах Одно и то ж на разных языках. Шли вместе тюрок, перс, араб и грек. И вот какой-то добрый человек Приятелям монету подарил И тем раздор меж ними заварил. Вот перс тогда другим сказал: «Пойдем На рынок и ангур приобретем!» «Врешь, плут,- в сердцах прервал его араб, Я не хочу ангур! Хочу эйнаб!» А тюрок перебил их: «Что за шум, Друзья мои? Не лучше ли узум!» «Что вы за люди! – грек воскликнул им.- Стафиль давайте купим и съедим!» И так они в решении сошлись, Но, не поняв друг друга, подрались. Не знали, называя виноград, Что об одном и том же говорят. Невежество в них злобу разожгло, Ущерб зубам и ребрам нанесло. О, если б стоязычный с ними был, Он их одним бы словом помирил. «На ваши деньги,- он сказал бы им,- Куплю, что нужно всем вам четверым, Монету вашу я учетверю И снова мир меж вами водворю! Учетверю, хоть и не разделю, Желаемое полностью куплю! Слова несведущих несут войну, Мои ж – единство, мир и тишину».

НАСТАВЛЕНИЕ ПОЙМАННОЙ ПТИЦЫ

Какой-то человек дрозда поймал. «О муж почтенный,- дрозд ему сказал,- Владелец ты отар и косяков. Ты много съел баранов и быков, Но пищей столь обильною мясной Не пресыщен – насытишься ли мной? Ты отпусти меня летать, а там Тебе я три совета мудрых дам. Один в твоей руке прощебечу, Другой, когда на крышу я взлечу; А третий – с ветки дерева того, Что служит сенью крова твоего. Моим советам вняв, пока ты жив, Во всем удачлив будешь и счастлив. Вот первый мой совет в твоих руках: Бессмыслице не верь ни в чьих устах». Свободу птице человек вернул, И дрозд на кровлю весело вспорхнул. Пропел: «О невозвратном не жалей! Когда пора прошла – не плачь о ней И за потери не кляни судьбу! Бесценный, редкий перл в моем зобу. Дирхемов верных десять весит он… Им был навеки б ты обогащен! Такого перла больше не сыскать, Да не тебе богатством обладать!» Как женщина в мучениях родов, Стонал, кричал несчастный птицелов. А дрозд: «Ведь я давал тебе совет - Не плачь о том, чему возврата нет! Глухой ты, что ли, раз не внял тому Разумному совету моему? Совет мой первый вспомни ты теперь: Ни в чьих устах бессмыслице не верь. Как десять я дирхемов мог бы несть, Когда дирхема три я вешу весь». А человек, с трудом в себя пришед, Просил: «Ну, дай мне третий твой совет». А дрозд: «Ты следовал советам двум, Пусть третий озарит теперь твой ум: Когда болвана учат мудрецы, Они посев бросают в солонцы, И как ни штопай – шире, чем вчера, Назавтра будет глупости дыра!»