Иркутск – Москва

Когда Петр Аркадьевич проинформировал Президента Рузвельта о том, что в состав нашей делегации входит Эммануил Людвигович Нобель, и попросил об организации конфиденциальной встречи с Джоном Рокфеллером, «полковник Тедди» был этим, мягко говоря, поставлен в несколько неловкое положение. Тому было несколько причин. Из тех, что лежали на поверхности, стоит указать на три наиболее очевидных.

Во-первых, Рузвельт «играл в команде» Джона Пирпонта Моргана. Правда, сам он полагал, что дела обстоят иначе, и это ДжиПи «играет в его команде». Удивительно, но факт: человек, дерзко развернувший Штаты на дорогу заокеанской империалистической экспансии, военной и долларовой, вполне искренне считал, что главная, определяющая сила в жизни Америки и ее народа, отнюдь не Доллар, но Идея. Идея национального величия для внешней политики и идея общественной, социальной справедливости для политики внутренней. О том же, что подобные идеи быстро становятся орудием достижения чьих-то своекорыстных целей, в результате чего человечество может вскорости познать «прелести» нацизма Германии или «глубинного государства» США, двадцать шестой Президент Соединенных Штатов вряд ли задумывался.

В нашем мире он осознал свои заблуждения, проиграв в 1912-м году выборы Тафту. Толстяку, слишком легковесному для президентского кресла, по сравнению с Рузвельтом. Но на которого «неожиданно» скинулись и Морган, и Варбург, и Шифф, уже тогда задумавшие узурпировать не что-нибудь, а сам Доллар. Этого государственник Тедди никогда бы им не позволил. И они это знали. Поэтому он на собственном опыте уяснил, что при капитализме идеи, подкрепленные очень большими деньгами, бьют идеи, подкрепленные просто деньгами. Примерно так, как тузы кроют мелких, задиристых вальтов.

Как скоро его прозрение наступит здесь? Пока не ясно. Применительно же к данной ситуации важно то, что Рузвельт, как и Морган, мягко говоря, несколько недолюбливал мистера Джона Рокфеллера. ДжиПи косо смотрел на него, как на могущественного конкурента. А Тэдди — за компанию с ДжиПи, брутальным, идущим напролом «классным парнем», у которого на торном пути к «американской мечте» упрямо мешается под ногами какой-то тщедушный и бесстрастный, но изощренно хитрый и расчетливый клерк-конторщик.

Во-вторых, Рузвельт, прошедший суровую жизненную школу на Западе, пусть уже и не «диком», но пока сохранявшем многие привычки и понятия из не столь отдаленного прошлого, считал себя истинным американским «джентльменом с револьвером на бедре и лассо у луки седла». Поэтому он весьма трепетно относился к женским слезам и горестям. Тем более, к изложенным красивым слогом.

Понятно, что бывший журналист и помощник шерифа в Северной Дакоте с полным пониманием и сочувствием воспринял серию статей и книжку некой миссис Иды Тарбелл. В них, с большой долей личной обиды за потерянный ее отцом керосиновый бизнес, дама живописала методы мистера Рокфеллера, чья «Стандарт Ойл» безжалостно топила мелких несговорчивых конкурентов. Всех, кто не желал продавать «долговязому Джону и его банде» свое дело за справедливую цену. «Справедливая» цена при этом назначалась самим Рокфеллером. Порядка десяти процентов от реальной стоимости намеченного к поглощению актива.

В-третьих, Рузвельту надо было выполнять свои предвыборные обещания. Ибо одно дело публично сочувствовать эксплуатируемым и в хвост, и в гриву, рабочим трестов, среди которых по степени монополизации целой отрасли американской промышленности на первом месте стояла рокфеллеровская «Стандарт Ойл». Но совершенно иное дело, — впервые в истории страны на практике применить закон Шермана для принудительного демонтажа крупнейшей ее корпорации. Стоимостью в триста пятьдесят миллионов долларов.

На такое действо мог отважиться только отчаянный смельчак. Каковым Рузвельт и был. И то, и другое, в нашем мире подтвердила револьверная пуля, засевшая в грудной мышце Тедди на митинге во время его второй предвыборной гонки. Естественно, стрелял какой-то «душевно неуравновешенный субъект-одиночка». Это ведь, так по-американски…

Но кроме причин, вполне очевидных для многих, имелась и еще одна, субъективно «рузвельтовская». Дело в том, что Теодор Теодорович был страстным мореманом. В множестве флотских проблем он разбирался прекрасно и понимал перспективы военно-морского строительства лучше, чем многие адмиралы и кораблестроители. Знаменитый «побег» «Турбинии» во время юбилейного смотра Ройял Нэйви в Соленте он оценил совершенно правильно. И уже в начале века осознал, что будущее на море за турбиной. Следовательно, за котлами с нефтяным отоплением. И получалось, что нефть — это флот. Правда, также верно было и то, что нефть — это Рокфеллер. А «долговязый Джон и банда» совершенно не горели желанием снабжать будущий океанский флот Штатов по приемлемой для бюджета страны цене. Что же в таком случае оставалось делать шерифу? Или точнее — Президенту?..

Однако, к моменту визита Столыпина, время прокурорских проверок и судебных процессов еще не наступило. Так что Рузвельту без потери имиджа удалось выполнить неожиданную просьбу царского премьера. Не стал артачиться и сам Рокфеллер, узнав о том, кто именно прибыл из Старого Света для переговоров с ним. Поэтому в уютном салоне «Мэйфлауера», новоиспеченной президентской яхты, плавно покачивающейся у бочки на аннаполисском рейде, кроме самого Джона Дэвисона гостей из России ожидал его единственный сын и наследник дела, Джон Рокфеллер-младший. А также нынешний президент «Стандарт Ойл» Арчболд, тезка, преданный друг и соратник «Керосинового Могола», чья империя покрывала собой всю географию САСШ.

Ее перерабатывающие заводы, разбросанные от океана до океана, потребляли около семидесяти миллионов баррелей сырой нефти в год. Ее трубопроводы протяженностью под девяносто тысяч миль покрыли сетью всю страну, жадно качая «черное золото» с побережья Мексиканского залива. Ее нефтебазы вмещали восемьдесят миллионов баррелей. В день компания доставляла на мировой рынок почти тридцать пять тысяч баррелей керосина и бензина, ежегодно сбывая еще и без малого четыре миллиона баррелей смазочных масел, а также производя огромное количество разнообразных побочных продуктов. Например, свыше трехсот миллионов свечей семисот различных видов. Ее собственный танкерный флот насчитывал под сотню килей…

* * *

Худое, вытянутое лицо с маленьким, совершенно не «волевым» подбородком, туго, без броских морщин обтянутое сухой, словно пергамент, кожей. Тонкая складка губ. Короткие усики, полностью побежденные сединой. Такие же бесцветные волосы и брови. А под ними — глаза. Светло-голубые, почти белесые…

Петр Аркадьевич, не робкого десятка человек, удивился сам себе, когда неожиданно почувствовал волну противного холодка, протекшую по хребту куда-то вниз в ту секунду, когда он впервые ощутил на себе взгляд этих глаз.

Нет, стоящий перед ним человек не был монстром во плоти. Он не источал ужас и не парализовал волю своего визави. Просто он был чудовищно, исполински силен. Силен абсолютной уверенностью в себе, в своем праве и в своей власти. И еще, где-то там, в самой глубине его зрачков, таился легкий отблеск сожаления и сострадания. Возможно, тот самый, что видит подранок, в первый и последний раз заглянув в глаза охотника.

Такой взгляд Вы можете встретить у великих правителей, у крупных бизнесменов, у выдающихся хирургов и… у палачей.

А еще — энергетика. Когда Столыпин и Хилков обсуждали прошедшие переговоры, князь с улыбкой заметил: «Когда старый Джон поднялся нам навстречу, мне показалось, что он заполнил собой весь салон». Петр Аркадьевич с таким мнением согласился. Ведь даже брутальный хозяин «Мэйфлауера» и организатор имевших весьма далеко идущие последствия посиделок с мятным джулепом и красной икрой, несколько стушевался на фоне Рокфеллера.

Хотя Джон Дэвисон уже шесть лет, как формально отошел от прямого руководства Компанией и перестал регулярно появляться в центральном офисе «Стандарт ойл» на Бродвее, передав бразды правления сыну и Арчболду, собравшиеся прекрасно понимали, что истинным мозгом и генератором главных идей бизнеса корпорации по-прежнему остается он. Высокий, сухопарый человек, чьё здоровье и разум нисколько не ослабли под грузом шестидесяти шести прожитых лет и колоссальных нервных нагрузок.