Иркутск – Москва

Альтер-эго подозрительно замолчало, о чем-то своем, сокровенном… А остатки вчерашнего хмеля вылетели из головы с последним могучим чохом. На чем спонтанные внутренние дебаты для Руднева и закончились. Надо было думать о том, как бороться с хворобой, при этом не перезаражав половину попутчиков. Но…

Но впервые сеанс не предусмотренного Фридом и Профом «междусобойного» общения донора с рецепиентом, оставил в сознании Петровича некий болезненный, мучительно-печальный осадочек, упрямо не желавший уходить по мере общего отрезвления организма.

«А я сошла с ума… Ай-яй-яй! Какая досада… Хм… Но с этим надо что-то делать. И срочно. Иначе нам в столичке скорее в дурке прописаться, чем в МТК. А ты, получается, выяснять отношения только под алкоголь за воротник готов? Ну, ладно, готовь печенку, мил человек…»

— Тихон!.. Доброе утро, дорогой. Будь добр, голубчик, доложи всем, кому надо, что у меня температура с утра поднялась. Подпростыл я. Отлежусь денек, пожалуй. Особо передай извинения для адмирала фон Тирпица. Только не волнуйся сам, ничего опасного. Просто хорошенько продуло в Иркутске… Да! Вот еще что: сделай-ка мне крепкий кофе с коньячком. Но только бутылку-то не забирай…

— Дык, может, тадыть и покушать Вам сразу принесть? А, Всеволод Федорович? Курочка запеченная вчерашнего дни, уж больно хороша. И бульончик с пампушками, наваристый…

— Нет. Не надо ни птицы, ни мяса. Пожалуй, парочку бутербродиков с сыром притащи. Лимон, сахарин поколи помельче, и довольно…

* * *

В то же самое время, хотя и по совершенно иному поводу, сказался больным и Альфред фон Тирпиц. Конечно, никакие раздвоения личности германского адмирала, по понятным причинам, не преследовали. Но дилемма, поставленная перед ним последними событиями, была настолько серьезной, что обдумать последующие шаги было совершенно необходимо. И обдумать тщательно, разложив все по ранжирам-полочкам, хладнокровно и обстоятельно. Для этого нужны были время и возможность уединиться. Инфлюэнца у Руднева стала прекрасным поводом. Подхватить эту заразу у его высокородных попутчиков желание вряд ли возникнет. А Геринген и остальные докучать шефу без крайней нужды не станут. Порядки Маринеамт распространяются на его подчиненных и в русском поезде.

"Итак. Он ничего не стал отрицать. Более того, вполне откровенно признал, что обладает некими сверхзнаниями о нашем будущем. Оставив при этом без ответов множество очевидных вопросов. Начиная с первого, почему ОН открылся именно МНЕ? Конечно, нельзя исключать того, что Всеволод просто не захотел терять лица, отнекиваясь после того, что сам же и наворотил в пьяном виде. Но… Готов поставить сто марок против пфеннига: если бы Всеволод посчитал, что разболтал лишнего, безусловно выкрутился бы. Его совесть и честь спокойно согласились бы с таким развитием событий, исходя из высших государственных интересов и тривиального инстинкта самосохранения.

Следовательно, он не предполагает, что я поступлю в сложившейся ситуации «по правилам», самым прямолинейным и, кстати, наиболее вероятным способом: доложу обо всем «по команде». А почему? Думаю, по той простой причине, что он считает меня для такого шага несколько… излишне умным… что ли. Это лестно, конечно. Но в главном он прав: в данном случае прямая дорога мне не видится самой короткой и точной, наверняка приводящей к тем целям, которые я перед собой поставил. Всеволод вполне раскусил нашего кайзера. Или просто знает о нем нечто, чего нам пока знать не дано. И еще он понимает, что в сущности нашего Экселенца я также достаточно хорошо разобрался, и на такой риск не пойду.

До сих пор стоит перед глазами та картина, особенно запомнившаяся мне из посещения музея имени отца нынешнего русского Императора. «Воин на распутье» она называется, кажется… И лежат перед ним три дороги. Прямая, к гибели во брани, направо — к свадьбе, а налево к богатству… Я женат. Достаток никогда самоцелью не ставил, служба Отечеству превыше звона злата. Когда служишь честно, с умом и с упорством, деньги сами приходят. Германия ценит своих верных солдат. Но…

Но и путь к славной смерти в бою меня совершенно не прельщает. Важна лишь ПОБЕДА! Победа моей Державы над теми, кто запер в тисках материка нас, немцев, и все прочие народы Европы. Как семьи несчастных буров в концентрационном лагере их лорд Китченер. Ведь павшие, даже павшие геройски, не побеждают. Значит, мне, нам, надо искать иной путь. Путь скрытый, не явный. Тот, что не виден на замечательном полотне господина Васнецова… Кстати, нужно заказать себе копию… Как там Руднев промурлыкал в прошлый раз? «Нормальные герои всегда идут в обход.»

Конечно, сама по себе, ситуация из ряда вон выходящая. Но о природе особых знаний Всеволода строить догадки смысла сейчас нет. В конце концов, не так уж и важно, завелся ли в окружении русского адмирала некий провидец, делящийся с Рудневым своими откровениями или дело в нем самом, и полусумасшедшие писатели с их фантастическими памфлетами, ниспровергая божественные сущности, случайно оказались не слишком далеки от истины. Гораздо ценнее его намек на то, что источник этих знаний в России доступен крайне узкому кругу лиц. Возможно, только самому Рудневу.

Допустим, однако, что я отреагирую так, как на моем месте поступили бы если не все, то многие. И Всеволод окажется в подвале одного нашего тайного заведения. Сможем ли мы дознанием добиться от него более полных и точных сведений, чем те, которыми он сам готов поделиться, но исключительно со мной? И, наконец, самое главное: сможем ли мы, немцы, ими гарантированно оптимально воспользоваться, если сведения эти получат кайзер, персонажи из его ближнего круга и «гении» нашего армейского БГШ? У меня возникают большие сомнения на этот счет. И что-то мне подсказывает: именно то, что Всеволод Федорович уверен в моем критическом отношении ко многому происходящему у нас в Рейхе, сподвигло его выбрать меня для своих откровений.

Он знал, а затем убедился лично, что неодобрение юнкерского ретроградства и их заскорузлого Drang nach Osten не дань положению, а мое глубокое внутреннее убеждение. Но ведь и наш Экселенц провозгласил: «будущее германской нации на морях?» Не так ли? Так-то оно так… Вот только зная слабости Вильгельма II, вполне можно предположить, что рано или поздно наш кайзер спасует перед генералами, если те решатся поставить вопрос ребром. Это мой самый главный страх, на самом деле. А вовсе не бульдожка-Фишер с его дружком и хозяином, королем Великобританским. Пока еще «Велико…»

Сдается мне, и это же главный страх для Всеволода тоже. Ибо если такое случится, итогом будет бойня. Между русскими и немцами. К вящему и сладострастному удовлетворению англосаксов. И не важно, кто в нашей схватке возьмет верх: подлинными плодами войны воспользуются британцы и янки. Ибо вбить клин между англичанами и их бывшей колонией Германии не удастся. Я, в отличие от очарованного харизмой Рузвельта Экселенца, и восхищенного промышленными успехами Америки принца Генриха, это уже вполне осознал. Из десяти немцев в Штатах девять искренне считают себя североамериканцами, а не сыновьями их исторической родины. Среди же американцев, выходцев с Британских островов, лишь ирландцы готовы биться с англичанами всерьез. И то уже далеко не все. Остальные, те и вовсе не считают нужным вспоминать, что это томмиз сожгли их Белый Дом, а позже Лондонский Сити и Кабинет поддерживали южан и словом, и делом.

Но… Предположим, я организую похищение Руднева своими силами. Пригер и его парни верны мне абсолютно. Однако… Однако, ничего нельзя исключать, когда речь идет об информации такой непостижимой ценности! Там, где появляются исполнители, там заканчивается гарантированная тайна. Это грустно, печально, но нет на свете более непредсказуемого существа, чем homo sapiens. И все множество его побудительных мотивов не поддается логическому просчету. Как и то, когда именно он тебя предаст, и что именно послужит роковой причиной к этому. А далее: смотри пункт первый.