Исчезающая ведьма

Роберт ворвался во двор, где задержался лишь для того, чтобы отдать поводья мальчишке-конюху.

— Эдит… Она поправилась? — нетерпеливо спросил он.

Улыбка Беаты тут же исчезла.

— Нет, я хотела сказать… Я рада, что вы вернулись. Мы думали, гонец вас не нашёл. Госпожа… С ней отец Ремигий.

— Значит, я опоздал.

Как Роберт ни был измучен, он бросился наверх, перепрыгивая через ступеньки, но чуть помедлил перед закрытой дверью, внезапно испугавшись того, что за ней увидит.

Должно быть, Кэтлин услышала его шаги — она распахнула дверь прежде, чем он успел коснуться защёлки. Она просияла при виде него, и он на миг почувствовал удовольствие от радости на её лице.

— Я говорила дорогой Эдит, что вы придёте, — прошептала Кэтлин. — Она уснула, — она указала на деревянную перегородку, отделявшую спальню от солара.

Роберт открыл дверь и на цыпочках вошёл, так тихо, как только возможно для человека его веса. Несмотря на сырой и холодный вечер, в комнате было жарко и душно от дыма древесного угля, тлеющего в двух жаровнях по обе стороны кровати.

Отец Ремигий стоял на коленях на подушке перед статуей Пресвятой Девы и нескольких святых, разместившихся на столике в углу комнаты. Голову он опустил на молитвенно сложенные руки. Священник обернулся на звук открывшейся двери и тяжело, со стоном, поднялся на ноги. Он поспешил навстречу Роберту, схватил за руку и потащил в дальний от кровати угол.

— Мои молитвы услышаны, — прошептал он. — Вы вернулись.

— Как моя жена? — спросил Роберт, стараясь освободиться от хватки маленького священника.

— Час её смерти уже совсем близок. Теперь нам следует позаботиться о её душе, ведь для её тела ничего уже сделать нельзя. Госпожа Кэтлин просто святая, — отец Ремигий бросил на неё благодушный взгляд. — Она извелась, день и ночь ухаживая за вашей бедной супругой. Даже служанке не позволяла помочь.

Роберт молча кивнул. Он прошёл к постели, отодвинул закрывающие её портьеры. Если бы он не знал, что там лежит его жена, он ни за что не узнал бы её. Она как будто уменьшилась в размерах. Очертания тела едва угадывались под толстым одеялом.

Запястья Эдит были закреплены у кроватных столбиков полосками льняной ткани, и к своему ужасу, Роберт увидел, что почерневшие от запёкшейся крови губы растянуты вокруг деревяшки, зажатой между поломанными зубами. На месте её удерживала кожаная повязка. Исхудавшая грудь поднималась и опускалась с громкими хрипами.

— Господи, что они с тобой сделали? — Роберт ухватил кожаную повязку, чтобы убрать кляп, но священник поймал его запястье и отстранил руку.

— Деревяшка нужна для её же защиты. Временами она так страдает, что рвёт свою плоть, кусает губы, кричит, что голова в огне, а во внутренности вгрызаются демоны. Когда её охватывает судорога, она прикусывает язык так, что ртом идёт кровь, и так стискивает челюсти, что зубы крошатся.

Неверной походкой Роберт отошёл от постели, широко распахнул оконные створки и высунулся наружу, глядя в ночное небо, жадно глотая холодный воздух и наслаждаясь падающими на горящую кожу холодными дождевыми каплями.

Наконец, ему удалось взять себя в руки, и он опять обернулся. Кэтлин, как раз зажигавшая свечи, подняла на него взгляд, лицо омывал мягкий жёлтый свет. На ней было простое, изящно скроенное платье красновато-коричневого цвета, юбку покрывал белый передник. Тёмные волосы поблёскивали под алой сеткой. Роберт чуть не заплакал от контраста между ней, с нежной улыбкой отвечающей на его взгляд, и существом, лежавшим в постели.

— У неё случился очередной приступ как раз перед вашим прибытием, мастер Роберт. После них она обычно так измучена, что часа два не может очнуться. Вы долго были в пути, дрожите от усталости. Пока она спит, вам следует отдохнуть и поесть. Я побуду с ней, как всегда, и позову вас, как только она очнётся.

Забота о нём показалась Роберту такой трогательной, что он обнял бы её и поцеловал, если бы здесь не присутствовал отец Ремигий. Поэтому он лишь отвесил формальный поклон.

— Госпожа… я у вас в неоплатном долгу. Отец Ремигий не ошибается, утверждая, что вы святая.

Он и не понимал, как устал, пока Кэтлин об этом не упомянула. Силы как будто внезапно его покинули, и энергии не осталось, даже чтобы стоять.

— Пожалуй, я бы поел… Но ведь вы позовёте меня, если ей станет лучше, или…

— Разумеется.

Роберт опять опустил взгляд на маленькое жалкое тело в огромной кровати. Он осторожно коснулся пергаментной кожи на запавшей щеке жены. Она казалась такой хрупкой и слабой, что страшно даже приласкать, чтобы не причинить вреда.

— Я скоро вернусь, дорогая, — ласково сказал он. — Отдохни.

Но она не открыла глаз и никак не дала понять, что слышит.

Роберт поплёлся из комнаты. Прикрывая за собой дверь, он обнаружил, что вслед за ним спешит и священник.

— Я должен вернуться к своим делам, мастер Роберт.

— Но моя жена… она так близка к смерти.

Отец Ремигий накрыл его руку ладонью. Роберт понимал, это попытка утешить, но она не вызывала ничего кроме раздражения.

— Я сделал для вашей жены всё, что мог. Этим утром я исповедал её, хоть она и несла околесицу. Но думаю, хоть ненадолго, она поняла, кто я и о чём спрашиваю, и потому я смог отпустить ей грехи. Она приняла соборование и причастилась {23} . Теперь я больше ничего не могу сделать до… — Он замялся, оглядываясь на прикрытую дверь.

23

Причастие перед смертью (последнее причастие) Означает «проводы в последний путь». Умирающий сначала исповедуется в своих грехах священнику, который отпускает их. Затем священник выполняет ритуал, называемый соборованием, то есть миропомазание (священным маслом, елеем), и в конце концов проводит обряд евхаристии — предлагает умирающему облатку и вино, последнее, что человек должен вкусить при жизни.

Роберт ощутил укол боли, зная, что это значит «до смерти Эдит». Он вдруг понял, что винит священника за то, что она умирает. Если бы он имел больше веры, сильнее молился и не оставил надежду, жена бы поправилась. Почему отец Ремигий не требует чуда? Разве не в этом его работа?

Священник взял Роберта за руку и отвёл от двери.

— Поймите, её разум уже в чистилище. Она бормочет такие ужасы. Я настоятельно посоветовал бы вам не слушать то, что она говорит. Но, мастер Роберт, есть ещё кое-что, я должен предупредить вас о…

Однако предупреждение священника пропало втуне — внизу с грохотом распахнулась дверь, послышались громкие голоса.

Роберт сбежал по лестнице, готовый обрушить гнев на слуг, которые беспокоят больную, но обнаружил в зале лишь Яна. Рукав жиппона {24} оторван от плеча вместе с подкладкой, костяшки пальцев на правой руке в крови.

— Ян!

— Значит, ты наконец вернулся? Я послал за тобой ещё два дня назад.

— Я выехал сразу же, как получил послание. Дороги раскисли. В такой дождь быстрей не проедешь. Но тебе следовало послать за мной раньше — эти припадки, безумие. Давно она в таком состоянии?

24

Жиппон (фр. gippon, также именуемый в разных источниках жюп, жюпель или жюпон) — стёганый камзол, поддоспешник, деталь мужского костюма XIV—XV веков. В XIV веке поверх рубах мужчины носили жиппон. Он плотно облегал тело, был подбит ватой, а спереди имел шнуровку или пуговицы