Ищи меня в отражениях

И вот последний ящик водружён на место.

– Ну, я закончил, - сообщил я и медленно направился к выходу, но толстяк преградил путь. Сердце сжалось, а потом помчалось, как бешеное.

– Чтобы молчал и никому ни слова про водку, понял, пацан?
– кусочек пепла упал на мои ботинки.

– Конечно! Кому мне рассказывать?

– То-то. Ну давай, иди уже, - он отодвинулся. Я поспешил протиснуться в дверной проем и зашагал прочь.

– Эй, пацан! Подожди...
– услышал я вдогонку.

Останавливаться не хотелось. И я продолжал шагать мимо гаражей.

– Да подожди, говорю, - здоровяк догнал меня и сунул в руку что-то похожее на черную тряпку. Я остановился и посмотрел внимательнее. Оказалось, что это старая вязаная шапка.

– Одень!
– тут же потребовал он.
– А то уши отморозишь. Ходишь без шапки в такой мороз... Вот и сын у меня такой же, и прыщавый, как ты. Не слушается, болтается с кем попало. Эх, и что с вами делать?! Куда направляешься сейчас?

– Домой.

– Это правильно. Тут остановка трамвая недалеко, помнишь?

– Да, я запомнил.

– Денег, говоришь, нету?

Он порылся в карманах и протянул мне мятую бумажку.

– Вот, на трамвай хватит. И не болтайся больше по улицам!

– Спасибо!
– меня растрогал этот добрый и, кажется, не очень счастливый человек.
– Не говорите про меня, пожалуйста, никому, если спросят.

– А что я про тебя знаю?
– мужчина развернулся и пошел к гаражу.
– Вышел из автобуса, и нет тебя. Много вас таких тут бродит. Всех разве запомнишь...

Глава 37

Конечную двадцатого трамвая я нашел быстро. Попутчики из рейсового автобуса давно уехали в город. На остановке никого подозрительного я не заметил, но из предосторожности не пошел под козырек, а встал поодаль за ларьком, куда уже заползли ранние зимние сумерки. Теперь нужно решить, как использовать свою свободу, куда направиться, у кого искать помощи. В Никитский возвращаться нельзя - это ясно. Меня бы наверняка сцапали еще до того, как я увидел знакомые окна. О школе тоже можно забыть. О больнице - тем более. Самое лучшее - идти туда, где я никогда не был, где меньше всего ждут, и где я все-таки смогу найти помощь. Существовало только одно такое место. Но для этого нужно разыскать Воробья.

Часов у меня не было, но судя по тому, что солнце клонилось к закату, уроки скоро закончатся, и Сашка пойдет домой своей обычной дорогой. Я подожду его в сквере, где наши пути обычно пересекались утром. Где он живет, я точно не знал, побывать у него дома так и не пришлось. Почему-то он меня к себе никогда не приглашал.

Подошел трамвай. Я проскользнул в последнюю дверь, прошел немного вперед и сел возле окна. Кондуктор - потрепанная и сонная женщина в синем пуховике посмотрела на меня брезгливо и осталась сидеть. Что ж, если ей лень подойти и взять плату за проезд, то это не моя проблема. Я слишком устал, чтобы беспокоиться по таким мелочам.

Трамвай медленно полз по рельсам, притормаживая на остановках и впуская озябших пассажиров. За окном сыпал холодный мелкий снег. Ветер то и дело бросал его в окно, закручивал вихрями на промерзлой земле и гнал дальше по изменчивой траектории. Конец февраля - самое дурацкое время. Через пару-тройку недель солнце станет ярче, и вернутся птицы, воздух потеплеет, на деревьях появятся первые почки. Но тем тяжелее пережить последние дни зимы, которая словно чувствует свой конец и борется из последних сил.

Медленно, но верно мы приближались к центру. Улицы стали шире. За окном мелькали красивые зеркальные витрины магазинов. Еще несколько остановок, и я мог бы доехать до Никитского, а там и до школы рукой подать. Но сейчас туда нельзя. Нужно быть очень внимательным и вести себя неприметно. Хотелось бы только узнать, сколько сейчас времени. Я обернулся и обратился к пожилому мужчине:

– Не подскажете, который час?

Мужчина вскинул левую руку, сообщил, что сейчас 4:00 пополудни, и тут же отвернулся, делая вид, что внимательно что-то рассматривает в окне.

– Извините, пожалуйста, - мне было неловко его тревожить. Рядом со мной никто не садился, и ясно почему. Вид у меня просто ужасный, но что поделать?
– А какой сегодня день недели? И число...

Мужчина недовольно цыкнул сквозь зубы.

– Дожили, блин!
– сказал он со злобой.
– И откуда вы такие беретесь?

Я молчал, потупившись.

– Четверг сегодня, 15 февраля. Может и год тебе подсказать?

– Спасибо большое, год знаю, - я отвернулся.

– Чего вы на парнишку так окрысились?
– услышал я с соседнего ряда. Ко мне подошла старушка и протянула свежую булочку. Есть человеческую еду мне все еще не хотелось, но отказаться я не смог. Молча взял булку, откусил кусок и начал старательно пережевывать.

– Ага, подкармливайте этих наркоманов, - возмутился мужчина сзади.
– Посмотрите на него, только что из канализации вылез. Развелось их по всему городу. И как вас только родители воспитывают.

Я с остервенением откусил еще кусок булки. Трамвай начал притормаживать. Я встал и пошел к выходу. Проходя мимо кондуктора, протянул ей помятую банкноту.

– Возьмите за проезд, пожалуйста. Сдачи не надо, - и не дожидаясь ответа, выскочил из открывшейся двери.

Я надвинул глубоко на лоб подаренную шапку. Хотелось бежать, но я старался идти спокойно. С большой дороги сразу свернул во дворы. Шел как можно ближе к жилым домам. Пару раз замечал подозрительных парней, которые слонялись будто бы без дела. Я сразу сворачивал в подъезд и отсиживался там, пока подозрительные типы не пропадали из виду.

Я очень боялся опоздать на встречу с Воробьем. Хорошо, что по четвергам у нас шесть уроков, и какое-то время у меня еще было.

Наконец я добрался до сквера. Центральная дорожка была уже освещена. Ветер затих, воздух стал чист и прозрачен. На снег падали черные тени, и я решил притаиться в сугробе за деревом. Выбрал место потемнее, но с хорошим обзором, и начал ждать.

Присев на корточки, я сразу ощутил дикий, нестерпимый голод. Пока адреналин гнал меня вперед, я держался вполне сносно. Но теперь, когда я чуть успокоился, голод, как серная кислота, начал прожигать мои внутренности. В глазах закружились белые мушки. Деревья вокруг задрожали. Они то расплывались, то вдруг приобретали невероятную резкость, обнажая мельчайшие детали своего несовершенства.

Так. Главное, не потерять сознание до того момента, когда в сквере появится Воробей. Хотя теперь я не был уверен, что смогу двинуться с места и произнести хотя бы пару слов. Неужели я сдамся сейчас? Пропаду ни за грош, замерзнув в сугробе, как никому ненужный бродяга? Хоть глоточек любви, самую маленькую капельку, чтобы выжить, чтобы идти дальше. Я закрыл глаза и внезапно почувствовал густое и терпкое, насыщенное богатым ароматом, пронзительно вкусное чувство. И тут же вслед за ним еще одно - нежное, тонкое, но не менее насыщенное, благородное и чистое. Два этих сильнейших порыва сливались и перемешивались, но не становились от этого хуже. Наверное, это предсмертные галлюцинации... Ну что же, пусть так, пусть спасительные видения унесут меня в страну грез, и я не почувствую, как замерзаю и умираю от голода.