Ищущий, который нашел

– Кто ты?
– прошептал наконец я. Нелепейший вопрос, и если бы я задал его кому-то другому, то мог бы и не рассчитывать на ответ. Но от слабости я не мог сказать что-то более вразумительное, да и мой собеседник все понял. Кто он: создание или создатель, зло или добро, плоть или дух? Лицо Хогга искривилось, но было видно, что он борется с собой. Словно что-то изнутри раздирало его, проступая на миг сквозь прекрасные черты, как кровь из зажившей на вид раны. Наконец он взял себя в руки и ответил. Я вздрогнул, пытаясь привыкнуть к звучанию его голоса. Он звучал и вне меня, и внутри. Словно бы повсюду и только в моей голове. Надо было привыкнуть, чтобы не сойти с ума, но такой роскоши мне не позволили.

– Я ждал тебя. Хотел увидеть того, кто пошел по моим стопам. И спросить, - при этих словах по его телу прошла судорога, и я ощутил, как дрогнула вместе с ним гора, отозвавшись голодным стоном. Хогг улыбнулся, а я ждал. Пока мне было ровным счетом ничего не понятно.

– У нас нет времени, поэтому буду краток. Ты был в Городе, в нашей Цитадели. Ты знаешь, что это. Но ты не знаешь, кто мы. Я и моя сестра Илен - те, кому было поручено удерживать равновесие в мире. Те, на чьих плечах качались чаши весов. Мы должны были создавать этот мир и наполнять его, как наполняют сосуд напитками. Илен создавала теплые спектры, она порождала то, что было близко ей. Я - то, что было близко мне, - он печально улыбнулся, а я пожалел, что не могу склонить голову. Он был велик, и я трепетал перед этим истинным величием, перед печальной гордой улыбкой и могучей фигурой. Я слушал внимательно, не смея поверить, что я слышу это, что мне открываются тайные знания, получить которые мечтал бы каждый. Хогг говорил, а я не верил тому, что слышу. Но приходилось поверить, ибо звучало все слишком убедительно. Он говорил быстро, будто бы боясь не успеть, и боролся с собой, некоторые фразы давались ему с огромным трудом.

– У нас не было ни памяти, ни знания - ничего. Мы были заперты в Городе. У нас был только свод нерушимых правил и вера. Только вера - ничего больше. Никаких доказательств, никакой уверенности, что что-то есть... там.
– Он выделил голосом это "там". Голос дрогнул, эхом расколовшись на сотни осколков. В глазах плеснулось подавленное отчаяние.

– Мы лишь наместники здесь. Мы созидали этот мир, но не мы его создали. Но никаких доказательств. Абсолютная власть. Илен верила. Она верила и следовала законам, она говорила, что знает, что это правда. А я... я хотел как лучше. Ты знаешь, что это, Виктор. Поэтому я и ждал тебя. Ты тоже решил, что свыше ничего нет. Что восстанавливать справедливость придется тебе. И я так решил. Я не верил, я лишь хотел как лучше, - голос задрожал, задрожала и гора. Вдруг по лицу прошли судороги, белые волосы взметнулись в воздух, а в бездонных глазах проявилась чернота. Абсолютная чернота - прогоревший пепел. Лицо исказилось, став жутким и страшным. Хогг зарычал и вдруг ударил меня ногой в живот. Дыхание прервалось, я почувствовал, как треснуло ребро и надорвалось что-то внутри. Тупая боль отдалась во всем теле, меня отшвырнуло на несколько метров, я ударился головой о скользкие ледяные камни, цепляясь ногтями за снег. Перед глазами все поплыло, а во рту отчетливо ощущался металлический привкус. Я держался, сплевывая кровь на снег, пытаясь не показать ужаса. Нога опять взметнулась, и я съежился от неминуемой боли, но удара не последовало. Хогг взял себя в руки. Жуткая улыбка сошла с лица, он с сожалением смотрел на кровь, текущую у меня изо рта. Я сглотнул соленые капли и молча поднял голову, показывая, что слушаю.

– Все цвета, все спектры, объединенные вместе - абсолютный свет. Так я рассудил. Я ничего не сказал Илен, я знал, что она не поймет. Я хотел рискнуть и создать абсолютное добро, то, что займет место Того, кто оставил нам только веру. Я уже не верил в него, не верил в того, кто бросил нас одних на произвол судьбы с такой тяжкой ношей, как власть. И я попытался сотворить абсолютное добро. Но ведь если случайно уничтожить все цвета, получится абсолютная тьма. Абсолютная чернота, та, которая рождается там, где нет веры. Я ошибся...

– Черная пиявка?..
– одними губами прошептал я, вцепляясь ногтями в красный от крови снег. Голова кружилась, я не обращал внимания на боль. Хогга ломало, он еще держался, но очередной приступ безумия был близок. Он понял это, поэтому только молча кивнул.

– Да. Я создал зло, создал по глупости, потеряв веру и возомнив себя выше Создателя. Поэтому ветер с запада и был черным. Поэтому и есть зло в нашем мире - все из-за моей глупой ошибки. Ты пошел по моим стопам. Но ты счастливый... Ты видел... там. Ты знаешь, как это. Ты... Расскажи!
– голос сорвался. Хогг переместился ко мне, я не заметил самого движения. Его лицо очутилось совсем близко, он тряхнул меня за плечи, жадно глядя в глаза. Подступающее безумие плескалось во взгляде, но за ним горел огонь, полный надежды и мольбы. Еле ворочая языком, я принялся рассказывать.

– Это прекрасно... Это как всеобъемлющая любовь, когда ты становишься частичкой целого, когда ты - часть одной этой вечной всеобъемлющей любви, ты растворяешься в ней, ты никто пред ней, и в то же время ты - значим для Него. Когда ты готов отдать всего себя, без остатка, а в этом - вечная благодать. Я не умею объяснять такие вещи словами, и язык меня не слушается. Но это есть...
– последние слова утонули в пустоте. Хогг страшно взвыл. Гора задрожала от основания до плато, взметнулись искры северного сияния, вертясь, как в бешеной карусели. Я весь сжался, глядя на то, как темнеют глаза Хогга, как гаснет последняя искорка, застилаемая чернотой. От жуткого воя у меня носом пошла кровь, а ужасом сковало все тело. Хогг дернулся, пытаясь ударить меня, но вдруг рухнул на колени. В глазах проскользнуло разумное выражение, и он простонал:

– Убей меня! Я этого не вынесу, и это буду не я... Убей!
– глаза в последний раз осветились надеждой, и чернота поглотила остатки былого величия. Это было могущественное тело, сосуд для абсолютной тьмы. Я чувствовал, как клубится тьма внутри него, протягивая ко мне невидимые щупальца. Удар последовал сразу же. Я еле успел вдохнуть еще раз, как обрушился новый удар. Он бил меня не переставая, я едва успевал сглатывать мерзкую соленую кровь и ловить ускользающее сознание. Вдруг, когда от очередного удара я вжался зубами в залитый кровью снег, я услышал тихий молящий шепот: "убей"... И понял, что не имею права умирать. Я должен был это сделать. Я еще не знал как, но понимал, что выбора нет. Я отполз к краю плато, рассчитывая расстояние. Хогг был безумен, он неистовствовал, как зверь, и не следил за расстоянием. Я подполз к самому обрыву. Попытался уловить краем глаза, куда он двигается. Я не ошибся - Хогг переместился совсем близко ко мне, его движения были так молниеносны, что я не успевал уследить за ним. Я резко схватил его за ноги и дернул на себя. Хогг не ожидал такой прыти от умирающего и зарычал, падая. А я покатился к склону, увлекая за собой Хогга. Тот рычал, осыпая меня ударами и впиваясь ногтями. Я нащупал в шубе острый предмет, не помня уже, что это, и провел им по горлу Хогга, чувствуя, как туго идет лезвие, разрезая сухожилия. Отвратительный хруст... Я, собрав все силы, толкнул Хогга вниз, в ледяную пропасть. Я молча смотрел, как тело медленно летит вниз, озаряемое всполохами сияния и орошаемое каплями собственной крови, замерзающей в воздухе на лету. Вдруг глаза раскрылись, в них исчезала куда-то, клубясь черным дымом, тьма. Губы сложились в последней улыбке, а в моей голове раздался тихий голос: "спасибо...".

Глава 22.

Память Хогга.

Как же мне хотелось в очередной раз лишиться сознания! Сейчас мне не было бы за это стыдно, нет, я мечтал об этом. Хотелось утонуть во мраке, на короткое время сделав вид, что ничего не произошло. Что я не знаю то, чего не знал и не знает ни один из ныне живущих. Что на моих плечах не лежит неподъемный груз ответственности. Что я не видел самого Хогга, что я не убил его, что я... Так можно перечислять до бесконечности. Но, увы, я лежал и смотрел вниз, в зловещую пустоту, а вокруг меня шипел и дымился залитый горячей красной кровью снег. А руки еще помнили ощущение сопротивления некогда живого тела. А в ушах стоял потусторонний звук голоса. Я подавил рыдания, вжимаясь зубами в снег. Вдруг я ощутил чьи-то руки на своих плечах. Меня трясли и что-то говорили, прерываясь на всхлипывания. А потом спокойные голоса что-то отвечали. Я попытался рассмотреть говорящих, но все плыло, а слезы застилали глаза. Боль была невыносимой, она была мною, сжигая дотла, но я не мог даже отключиться, чтобы не чувствовать ничего. Вдруг на кровавом фоне проступили бледные лица в обрамлении синих волос. Яшинто! Я дернулся, вспоминая о Силне, нуждающейся в защите. Но боль накрыла меня с головой, заставив в очередной раз куснуть омерзительно соленого снега. Холодные твердые ладони легли мне на плечи, чей-то незнакомый голос мягко и медленно произнес:

– Все хорошо, мы о тебе позаботимся. И о девочке тоже, - с легким пренебрежением добавил яшинто. Голос был мужской. Я что-то нечленораздельно промычал, чувствуя, как сильные руки поднимают меня в воздух. От боли перехватило дыхание, и я судорожно заглотнул свежего воздуха, сплевывая пузырящуюся в горле кровь. Я прекрасно понимал, что не выживу - ранения слишком серьезны, но я и не рассчитывал. Знал только одно - я не имею права умереть, пока не расскажу то, что узнал. Пока не удостоверюсь, что Силна в безопасности.

– Ты не умрешь, Виктор. Ты слишком важная фигура для такой роскоши, - сказал вдруг яшинто. Две пары сильных рук несли меня, а сквозь заглушающую все кровавую пелену я слышал рыдания Силны. Я хотел что-то сказать, но не получилось.

Так прошло много времени. К моим губам то и дело подносили какую-то жидкость, и вливали в горло. Глотать я не мог, и жидкость просто заливали в меня. Обжигающий омерзительный на вкус напиток тем не менее приносил облегчение и придавал сил. К концу пути я окончательно потерял счет времени, и когда меня наконец положили, я только с облегчением вздохнул, обрадовавшись, что боль стала меньше. Меня тут же обступили яшинто. Мне показалось, что я слышу голоса Вартрана и Азот. А потом и увидел их, Вартрана особенно близко. Он склонился надо мной и что-то делал. Я не понимал, что, но дикая боль пронзала все тело. Боль была такой сильной, что все мои предшествовавшие мучения показались детской забавой. Кричать я не мог, только слезы текли по обмороженным щекам. Руки Вартрана что-то творили с моим телом, а над головой я смог разглядеть потолок снежного дома. Ледяные кирпичи четко врезались мне в память, и я пытался сосредоточиться на них, забыв о боли. Кирпичи, прозрачные, аккуратно вырезанные изо льда... Новый приступ боли заставил меня немыслимым образом выгнуться и стиснуть кулаки. Все опять куда-то поплыло, кирпичи размылись перед моим взором. Я понадеялся, что лишусь сознания, но нет. Боль не отступала, а соображать я мог еще достаточно, чтобы сопротивляться. Так я лежал неизвестно сколько времени. Когда Вартран оставил меня в покое, я был практически мертв. Боль начала постепенно спадать, и я услышал собственный стон. А потом и голоса:

– Вартран, он будет жить? Мы не можем его потерять!
– это говорила Азот. Я не мог ошибиться. Да, я, конечно, могу выдавать в бреду желаемое за действительное, но...

– Будет. Прости, мы действительно перестарались, - голос Вартрана сочувственно дрогнул. Мне показалось, что он обнял Азот. Они помолчали, а потом яшинто тихо спросила:

– Он видел его?
– я едва расслышал вопрос. Что ж, я ничего не соображал, но концентрироваться на диалоге было куда лучше, чем на боли.