Исход земной цивилизации: Анклав

Ривка, покачав головой, сказала:

– Я живу на Хаярконе возле моря и уже очень давно не была там.

Он, что-то для себя подмечая, кивнул и неторопливо вышел из машины, прихватив сумку из багажника. Ривка, держа руки на руле, кивнула в ответ и тронулась с места, намереваясь немного побыть в одиночестве, ведь никто из близких не знал, что она находится в Тель-Авиве… Она собиралась побыть пару дней дома и только потом отправиться к Бену, ведь тело все еще предательски ныло, вспоминая отнюдь не его прикосновения.

***

– С Новым Годом!
– доносилось от празднующих семей, приглашенных на вечеринку в доме семьи Ривки.

– С Новым Годом!
– прошептала Ривка, глядя в глаза Бена; он поцеловал ее сначала в щеку, потом в губы и под новогоднюю песню повел в танце, отставив на стол бокалы с шампанским.

Ее дурацкая диадема в виде букв “Happy New Year” поймала блики гирлянд, развешанных в большой гостиной. Ариэль, Яэль и наконец-то поправившийся отец Бена Аври, выглядевший вполне бодренько и даже позволивший себе бокал шампанского после курса реабилитации за рубежом, поглядывая на них, перешептывались. Дедуля, тоже смотря на смеющихся внучков, которые дурачились под очередную новогоднюю песню, заулыбался и даже позволил тете Фире вытащить потанцевать и себя. Праздник собрал не только семьи Бена и Ривки, которые настолько жаждали скорейшей свадьбы, что пригласили и Раубфогелей, и Коэнов, и дядю с тетей Бена, которые без конца повторяли как же дети друг другу подходят. Ривка улыбалась, она уже давно не была так счастлива. Легкий хмель от шампанского притуплял чувство вины перед всеми близкими, ведь она понимала, что отношениям с Беном, какими бы нежными они ни были, не суждено вылиться в нечто более серьезное. Она настроилась разорвать их до полета на Лахму, понимая, что только учеба и пилотирование смогут отгородить ее от глупых мыслей о нем. То тепло в ее сердце, которое принадлежало ему, стоило безжалостно изжить, но Ривка не могла слишком резко сделать это, не желая приносить боль ни ему, ни себе. Она была неправа, начиная эти отношения, как была неправа, идя на поводу у своих чувств и желания остаться поближе к простым людям. Теперь, совершив, а главное, осознав эту чудовищную ошибку, Ривка старалась абстрагироваться и попытаться насладиться новогодней вечеринкой, которую она просто не могла пропустить.

Единственное, что не давало ей покоя, было молчание Александра. С самого прибытия в Тель-Авив она не получала от него весточки и, проходя мимо его дома, словно выгнанная на мороз собака, поглядывала на дверь его подъезда, не понимая, почему он стал так важен. И хотя она сама же предостерегала его от дальнейшего общения даже в дружеском ключе, Ривка страдала от нелепой тоски, особенно сегодня, когда часы пробили двенадцать, а он не написал ни строчки.

Держа в руках телефон, она пыталась искоренить в себе чуть хмельное желание поздравить его. Укутавшись в кожаную куртку и шерстяной палантин, она стояла на улице, дыша свежим воздухом. Морской ветер пригонял в Тель-Авив холод, и она уже не чувствовала рук, понимая, что пора бы уже вернуться к столу. Не совладав с собой, она все же черкнула ему короткое: “С Новым Годом!” и вернулась к потерявшему ее Бену.

Как чудесно от него пахло! Его ставший родным запах навевал воспоминания о прежней жизни. Любовь Бена была согревающей, а прикосновения необходимыми, но не о его руках и поцелуях она мечтала. Мысли об Александре не давали ей покоя, и Ривке невыносимо было думать, что она ему безразлична, что он пресытился ею после той ночи. И впервые она оказалась по другую сторону и поняла, что чувствовали все те мужчины, которых она отталкивала от себя на протяжении жизни в Израиле.

Стоило Бену отлучиться в уборную, как телефон Ривки завибрировал и на нем высветилась всего одна фраза: “приезжай, если хочешь”, и сердце Ривки пропустило удар. Она выключила экран, но затем вновь включила, непонимающе всматривалась в его сообщение, пытаясь понять смысл написанного. Он действительно хотел ее увидеть или просто позволял ей побыть в своём обществе? Прежде она бы и не обратила внимания на такую мелочь, но сейчас ее мозг стал анализировать каждую букву дурацкого сообщения, приводя в уныние и, в то же время, возбуждения от осознания, что сегодня есть возможность встречи.

Бен вернулся и, захватив бокал шампанского, вновь поцеловал ее в щеку, задержавшись, чтобы шепотом сообщить, что тетя Фира слегка перебрала с лимончеллой, и теперь страдает его отец, выслушивая какие-то бредни о ее бестолковых соседях…

– Извини, она иногда бывает слегка навязчива, - сообщила Ривка, чуть смутившись, но когда она собралась пойти и разбить эту компанию, Бен дернул ее на себя.

– Ты ведь не собираешься ехать к себе после вечеринки?
– он взглянул на чету Коэнов, которые прощались с Яэль, намереваясь продолжить празднование у родственников.

Она посмотрела на Бена извиняющимся взглядом.

– Пока я помогала маме готовить, - она поглядела на стол, который ломился от еды, - я очень устала. Давай встретимся завтра? Я планировала еще полчасика побыть тут, а потом на такси поехать домой. Проводишь меня?

Бен не стал комментировать, что сейчас праздник, и обычно влюбленные заканчивают его вместе, но его настроение, конечно же, было испорчено. Он все правильно расценивал и не хотел отдалять ее еще больше своими претензиями. Ривка становилась все холоднее с ним, и оставалось только ждать, когда же она скажет то, что разобьет его сердце окончательно. Где она пропадает все время, кроме выходных? Куда занесла ее работа? Быть может, и впрямь являясь талантливым программистом, она стала работать над каким-то сверхсекретным проектом? Сегодня Ривка улыбалась, но была ли эта улыбка искренней или, быть может, тут сработали ее несомненно неплохие актерские способности?

Он посадил ее в такси, поцеловав на прощание, когда и остальные гости стали расходиться.

Ривка сбегала, они оба это понимали, но более всего ее разрывало чувство вины из-за того, что она, поддавшись слабости, всерьез вознамерилась поехать к Александру. И когда она попросила водителя повернуть на перекрестке в другую сторону, назвав совершенно другой адрес, то все еще сомневалась в правильности поступка, навязанного ей велением сердца. Она потирала виски, пытаясь понять что же творит и почему намеренно причиняет боль Бену, ведь он не был из тех, кто впадал в истерику, но и не был слеп. Бен не мог бросить ее сам.

И вот, в новогоднюю ночь, когда то тут, то там на улицах встречались шумные компании, Ривка попала в пробку из одних только такси, наблюдая, как одна из таких компаний, судя по всему, иностранцев, шатаясь и распевая незнакомую заводную песню, проплыла мимо машины. Огни возле торгового центра Азриели слепили глаза, и Ривка, пребывающая в задумчивости, внезапно почувствовала теплые дорожки слез на щеках. Весь этот разряженный гирляндами мир больше не принадлежал ей или, вернее сказать, она более не принадлежала ему. Все эти люди теперь отчего-то стали казаться декорацией скрытого, но, несомненно, более настоящего мира анкийцев, словно люди были огнями наряженных праздничными огнями улочек.

Не очень трезвое лицо, проплывшее мимо ее такси, внезапно заставило Ривку нахмуриться. Она что-то почувствовала, глядя на этого человека… Силу, силу, которую, ощутив впервые, не могла ни с чем спутать. Это был вне сомнения анкиец. Даже не выходя из такси, она поняла, что была права. Каким-то немыслимым способом Ривка увидела в нем равного себе, и это было странно.

В теплом такси ее немного разморило и, попросив остановиться не заезжая во двор, Ривка решила немного пройтись, чтобы взбодриться. Она посмотрела на две высотки, словно на две дороги, на распутье которых оказалась, всего лишь одно решение отделяло ее от шага в пропасть - либо одну, либо другую. Невозможно быть влюбленной в двух мужчин одновременно, она воспылала страстью к своему декану, но была ли это просто страсть? И был еще один мужчина - Бен, которого она практически возвела в ранг святого. Но на самом деле Бен, как бы горько это не звучало, подстраивался под нее, и отношения с ним стали приятной привычкой, но Ривка не могла позволить себе испортить его жизнь…

Ривка вошла в открытую дверь. Ее никто не встречал, лишь только шум воды доносился из ванной. На столе стояло два фужера и закрытая бутылка шампанского. Александр вышел из ванны с влажным лицом, на нем были обыкновенные синие джинсы и черная футболка, а на Ривке - праздничное платье насыщенного голубого цвета, которое выбрал для нее Бен, считая, что голубой цвет подчеркивает девичью нежность.

Сбросив кожаную куртку на стул, Ривка смотрела на Александра, чувствуя, что готова попустить прелюдию из беседы и распития шампанского, лишь бы поскорее ощутить вкус его губ и запах тела, который навязчиво вспоминался ей с самого прибытия в Тель-Авив. И она сделала уверенный шаг, затем второй, чтобы погасить разрывающее изнутри чувство, которое полностью выключало ее сознание. Она подошла совсем близко и потянулась за поцелуем, даже не сказав слов приветствия. И он принял ее в объятия и поцеловал именно так, как она ждала - сначала пылко и даже чуточку грубо, затем нежно, зарываясь пальцами в беспокойные кудри ее накрученных к празднику волос.

– Ребекка… - прошептал он, отстраняя ее от себя с невероятным трудом и при этом так крепко держа за талию; его пальцы одеревенели.

Она не открыла глаз, а все еще отдавалась прервавшемуся поцелую, с трудом осознавая, что с ней происходит. Страсть не позволяла ей адекватно мыслить и захватывала полностью, а его сбившееся дыхание легким ветром касалось ее щеки. Она открыла глаза только сейчас и поняла, что все это время его глаза были тоже закрыты. Она почувствовала в нем то же натянутое тревожное и нежное чувство, которое пыталась оттолкнуть, но была не в силах.