Искатель, 1996 №5

Зима в этом году выдалась тяжелая. И морозов сильных не было, но и оттепелей тоже, поэтому и показалась мне она необычно длинной, нудной, не верилось, что весна когда-нибудь наступит. А может, сказалось то, что в конце осени я расстался с подружкой, с которой прожил почти два года, и никак не мог найти достойную замену. Но весна все-таки пришла. Да еще как дружно! Начало апреля, а погода совсем теплая, какая и в мае не каждый день бывает, асфальт на дорогах и тротуарах почти везде сухой.

Я свернул с шоссе в переулок, ведущий к зданию НИИ, в котором наша фирма арендовала второй этаж. Наступает самый ответственный период в моей работе. Я, как учили, ставил себя на место киллера и прикидывал, где удобнее всего ухлопать шефа. Получалось, что именно здесь, когда будем идти от машины к входной двери в здание, и возле ресторана, где шеф иногда ужинает. Можно, конечно, расстрелять машину по пути от поселка к фирме из засады или едущей машины, но эта работа для профессионалов высокого класса, я ничем почти не смогу в такой ситуации помочь не только шефу, но даже себе. А вот здесь, возле НИИ, любой пацан с крепкими нервами может отстреляться на пятерку. Такие обычно и идут в киллеры. Читаю я в газетах чуть ли не восторженные статьи о «профессиональной работе» наемных убийц и усмехаюсь. А сопливые «профессионалы», уверен, захлебываются от хохота. Да они по этим самым статьям и учатся! Читай «Московский комсомолец» — и никогда не попадешься. Профессионалов среди них — один из сотни, если не меньше. Подозреваю, что заказное убийство — это вступительный экзамен в ряды братков, а желающих попасть туда — пруд пруди.

Останавливаю машину так, чтобы правую сторону прикрывала стена здания. Открываю дверцу и выкидываю сразу обе ноги, потому что одну можно защемить. Обхожу машину, кладу руку на ручку задней правой дверцы. Сейчас будет самый ответственный момент. Помнить об этом — чуть ли не главная моя обязанность. Когда сотни раз делаешь одно и то же и ничего не случается, начинаешь терять нюх, расслабляешься. Окна машины тонированные, издалека не видно, сидят ли внутри, а если сидят, то кто. Бить будут, когда шеф пойдет к зданию. Я еще раз оглядываю улицу, собираюсь уже открыть дверцу — и выхватываю пистолет из подмышечной кобуры.

Обычный паренек лет двадцати двух в черной бейсболке, козырек которой закрывает половину лица, кожаной куртке, джинсах и высоких ботинках типа десантных — так одеваются многие его ровесники. Только вот в походке, в наклоне головы что-то напряженное, болезненное, будто шею свело судорогой. Правая рука в кармане и, как бы не видят ни «вольво», ни меня, он идет прямо на нас. Не думаю, что он сообразил, что у меня в руке пистолет, скорее, заметил движение, не такое, какое хотел увидеть, и нервишки сдали. Парень выхватил из кармана пистолет.

— Ложись! — крикнул я шефу, присел за капот машины и дважды выстрелил.

Киллер, видимо, от испуга нажал на курок, а может, я попал ему в плечо. Его пуля срикошетила от асфальта и ушла вверх, пистолет упал рядом с оставленной ею выбоинкой. Наемный убийца затравленно глянул по сторонам, развернулся и побежал в обратном направлении, прижимая левую руку к правому плечу. Значит, я не разучился стрелять по живым мишеням.

Я на бегу подхватил его пистолет ТТ, на всякий случай — за ствол. За углом здания киллера поджидали белые «жигули» пятой модели, которые сразу же рванули, едва он оказался в машине. Номер я запомнил, стрелять вдогонку не стал: не в киношке снимаюсь.

Шеф лежал на заднем сиденьи, уткнувшись лицом в спинку. Я подобрал гильзу от своего пистолета, давая шефу время проникнуться мыслью, что хороший телохранитель дорого стоит. Решив, что воспитательная работа не прошла бесследно, открыл дверцу и произнес:

— Все в порядке, выходите.

Шеф сел, поправил галстук и зачем-то собрал газеты: обычно он оставлял их мне.

— Все в порядке, говоришь?

— Да.

— Ну, ладно, — как будто после долгих уговоров, согласился шеф и выбрался из машины.

Он послушно, не высовываясь из-за меня, как делал обычно, прошел до входной двери, кивнул охранникам, которые с газовыми пистолетами поджидали нас в фойе. Лучше бы не показывали свои пугачи, а то бандиты примут за боевое оружие и прибьют ни за что.

— Кто стрелял? — спросил один из охранников, мой ровесник, бывший старший лейтенант внутренних войск.

— Все в порядке, — кивнул шеф и помчался еще быстрее.

— Пацаны петарду взорвали, — предложил я свою версию.

Охранники не поверили, но и вмешиваться в чужие дела не стали, вернулись за барьер, где им положено бдить до конца рабочего дня.

В свой кабинет шеф буквально влетел, позабыв поздороваться со своей очень личной секретаршей. Упав на стул за рабочим столом, он сразу расслабился и как бы стал выше ростом.

— Все в порядке, — в третий раз повторил он, уставившись пустыми глазами на телефон. Когда в глазах появилось немного смысла, шеф бросил: — Свободен до вечера, — а когда я был уже возле двери, позвал: — Иди сюда, — он достал из бумажника все, что там было, — на бензин.

Ловок — не отнимешь! Знает, что предложи он награду за спасение, я откажусь. А так — попробуй не возьми! И в то же время, жест широкий, все, что было, отдал. Все, конечно, но рублевое, лучше бы другое отделение бумажника опустошил, где «зеленые» лежат.

В приемной мне перегородила дорогу секретарша — крашеная блондинка тридцати четырех лет, разведенная, сыну двенадцать. Шеф для нее — еще один сын, но очень непослушный. Жену, пользуясь напряженкой, шеф отправил во Францию, где у него особняк на морском берегу, как утверждает, на Лазурном. Я уверен, что не совсем особняк и совсем не на Лазурном берегу, а где-нибудь рядом, где недвижимость подешевле. Шеф время от времени летает туда, а остальные невзгоды выплакивает в объемную грудь секретарши.

— В кого стреляли? — встав грудью на моем пути, спросила она.

Я повторил версию про петарду.

— И мой позавчера притащил какую-то гадость и взорвал на балконе. Я думала, весь дом сожжет…

О сыне и шефе она может болтать часами, поэтому я перебил:

— Ты чего сегодня такая нарядная?

Она запнулась, минуты две поосмысливала вопрос, ответила очень серьезно:

— Весна.

— И у тебя тоже?!

Еще три минуты — и заулыбалась. Уверен, что мою шутку она прокрутит со всеми знакомыми, выдавая ее за свою.

На улице я прошелся по местам боевой славы, нашел гильзу от ТТ. В милицию заявлять, конечно же, не буду, хотя бы потому, что не прописан в Москве. Мой бывший однокурсник, который тоже «московский мексиканец», возвращался вечером с рынка, где торгует турецким барахлом. Ему дали трубой по балде, забрали товар и деньги, а он отлежался дома (в больницу только по «скорой» попадешь или в платную, где семью семь шкур сдерут), не заявив в милицию, чтобы не потратиться еще больше, занял у меня денег и начал подниматься снова. Те, кто его гробанул, подождут, когда он встанет попрочнее, и снова сшибут трубой.