Искатель, 1998 №7

— Не разбираюсь, — подтвердил Натаниэль. — Я вам верю… Скажите, вы об этом узнали только сейчас? После того как стали исполнять обязанности президента компании?

— Н-ну… — Левински вздохнул. — Скажем так: я догадывался об истинном положении наших финансов, об этом трудно было не догадаться. Сейчас мои догадки лишь получили подтверждение.

— Ну а Розенфельд? — спросил Розовски. — Как вы думаете, он знал об этом?

— Уверен, что знал, — заявил Левински. — Иначе он не стал бы назначать аудиторскую проверку.

— Как вы сказали? — переспросил Розовски. — Ари Розенфельд назначил аудиторскую проверку счетов компании? Недавно? Вы уверены в этом?

— Две недели назад он сообщил об этом решении на очередном заседании совета директоров нашей компании.

— Вот как… — Натаниэль задумался. Картина обстоятельств смерти Розенфельда менялась в очередной раз. — Иными словами, у покойного Розенфельда (Натаниэль отметил, что при словах «покойного Розенфельда» Левински поморщился) возникли какие-то подозрения?

— Что вы имеете в виду?

— Он посчитал, что не все чисто с финансовыми делами компании?

— Он не делился со мной своими подозрениями. Но можно предположить, что они у него действительно появились. Иначе он не назначал бы аудиторскую проверку, а провел бы все силами наших же работников. Все-таки аудиторская проверка — это приглашение экспертов со стороны, не каждый бизнесмен идет на подобный шаг.

— Да, это серьезно, — протянул детектив. — Очень серьезно… Скажите, Моше, вы были знакомы с Галиной Соколовой?

— Был, — Левински стал еще мрачнее. — Я давно знал их обоих.

— Для чего вы приходили к ней в отель в день ее прилета?

— То есть как — для чего? — Левински с неприязненным удивлением посмотрел на детектива. — А вы бы не пошли? Когда у человека случилось такое?

— Н-ну, наверное, пошел бы.

— Что же вас удивляет в таком случае?

— Извините, Моше, но вы же знаете, что там произошло.

— Знаю, — хмуро ответил Левински. — Простите мою вспышку.

Он называл легкое повышение голоса вспышкой.

— В котором часу вы ушли от нее? — спросил Розовски.

— Не помню точно. Думаю, часов около одиннадцати. Нет, пожалуй, чуть раньше.

— О чем вы говорили?

— О чем мы могли говорить? Она была в шоке. Я пытался ее успокоить. Хотя как тут успокоишь?

— Как вы полагаете, она догадывалась о причинах убийства мужа?

Моше задумался.

— Думаю, нет, — ответил он. — А если и догадывалась… Понимаете, мы же не говорили об этом.

— Понимаю. Она не говорила вам, с кем собиралась встретиться в ближайшее время?

— С адвокатом, на следующий день.

— Больше ни с кем?

— Больше ни с кем.

— А до вас? До вас она успела встретиться с кем-нибудь из своих знакомых или знакомых Розенфельда?

— Мне кажется, нет, — ответил Левински после короткого раздумья. — У меня сложилось впечатление, что она весь предыдущий день провела в номере. И, как я уже сказал, в шоковом состоянии. Ну, возможно, заходил кто-то из соседей по гостинице.

— Вы так думаете?

— Да, на столике стояли чашки из-под чая, на двоих.

— Есть еще один вопрос… Извините, Моше, но я должен его задать.

— Я знаю, о чем вы хотите спросить, — сказал Левински. — Я купил револьвер одновременно с Ари.

— Зачем?

— Наши предприятия разбросаны по всей стране, — объяснил Левински. — Их немного, но, увы, все эти заправочные, закусочные — мы их открывали не столько там, где хотели, сколько там, где земельный налог невысок. В результате к некоторым из них приходится иной раз добираться через палестинские территории. Поэтому Ари предложил приобрести личное оружие. Полиция не возражала.

— Понятно. И что же случилось с вашим револьвером потом?

— Пропал.

— Где вы его хранили?

— В автомобиле, в одном и том же месте. Я сразу же поставил полицию в известность. А в чем все-таки дело? Вы не первый, кто спрашивает меня о револьвере.

Натаниэль не знал, стоило ли говорить об этом, но, подумав, все-та-ки сказал:

— Похоже, что Галина Соколова была застрелена из вашего револьвера.

— Что?! — Казалось, Моше Левински хватил столбняк.

— И еще один человек — тоже, — невозмутимо добавил Розовски.

— Как вы сказали? Еще один человек? Ари?

— Нет, не Розенфельд. Другой. Шмуэль Бройдер. Вам знакомо это имя?

— Бройдер? Разве он погиб не в автокатастрофе?

— Нет.

— Не понимаю. Какое отношение мог иметь Шмулик к этой истории? Розовски промолчал.

— Был знаком. Не коротко, но был, — сухо ответил вице-президент «Интера».

— Познакомились здесь?

— Нет, еще в Москве.

Натаниэль спрятал блокнот и уже собирался попрощаться, как дверь в кабинет отворилась без стука, и на пороге возникла — именно возникла, а не вошла — все та же красавица. При взгляде на нее у Натаниэля вновь едва не отвисла челюсть.

— Черт побери, — пробормотал он, забыв о присутствии Левински. — Будь у меня такая фигура, я бы не работал…

— Моше, — сказала дама, на этот раз заметив Натаниэля и даже мимолетно ему улыбнувшись. — Мне нужно съездить в Хайфу, там у нас какие-то проблемы с таможней.

Голос у нее был под стать внешности: мелодичный, низкий, с какими-то особыми нотками, мягкими, словно кошачьи лапы — и такими же опасными.

— В чем же дело? — хмуро спросил Левински. — Поезжай, разве я против?

Розовски непроизвольно поморщился. Голос Левински, после таких божественных звуков, напоминал скрип плохо смазанных дверных петель.

— У меня опять что-то стучит в двигателе, — сообщила красавица виновато. — Ты не можешь выделить свою машину?

— Я мог бы вас подвезти, — сообщил Розовски, откашлявшись. — У меня как раз дела в Хайфе.

Женщина повернулась к Розовски.

— Нет, спасибо, я предпочитаю сама вести машину, — сказала она холодно.

— Детектив Натаниэль Розовски, — представил его Левински.