Искатель, 1998 №7

— И, в конце концов, что такое три дня опоздания по сравнению с вечностью? — риторически вопросил Розовски. — Такой же нуль, как и три года, — ответил он, перефразируя знаменитую фразу гашековского героя о зауряд-прапорщике и величии природы.

Выйдя из машины и направившись к служебному подъезду, вывеска у которого гласила, что компания «Интер» находится именно в этом здании и, конкретнее, на четвертом его этаже, Натаниэль почувствовал, как кто-то легко похлопывает его по плечу.

Он обернулся.

— В чем… А, это ты, Зеев. Привет, как дела?

— Нормально. Привет, Натан, — ответил Баренбойм. — Что ждем, что разглядываем?

— Архитектурные излишества, — буркнул Натаниэль. — Слушай, Зеев, не имей привычки неожиданно возникать за спиной. В следующий раз я тебя пристрелю. Ты хоть фильмы американские смотришь? Бах — а потом: «Ах, черт, ошибка вышла…»

Баренбойм засмеялся.

— Ладно, не пугай, — сказал он. — И потом: ты ведь не носишь оружия.

— Раз в год и палка стреляет, — мрачно сообщил Натаниэль. — А иногда не раз в год, а чаще.

— Все, сдаюсь, больше не буду… Как там дело Розенфельда?

— Никак, — ответил Розовски. — Я его больше не веду.

— Почему?

— Потому.

Немного подумав, Баренбойм осторожно спросил:

— У тебя неприятности?

— Наоборот, — Натаниэль широко улыбнулся. — У меня все замечательно. А у тебя?

— Нормально, — Баренбойм пожал плечами. — Нормально. Вот, хочу зайти к Левински.

— По делу?

— Да. Заранее договорился.

— Я знаю, — рассеянно заметил Розовски. — На той неделе, по телефону.

Баренбойм слегка растерялся.

— Верно, — сказал он. — Откуда ты знаешь?

— Что?.. — по-прежнему рассеянно переспросил Розовски.

— О том, что я договорился.

— Это я договорился, — пояснил Розовски. — От твоего имени. Извини, забыл тебя предупредить. Ты не обижаешься?

— Нет, — Баренбойм растерялся еще больше. — Я не обижаюсь, но…

— Вот и слава Богу, — сказал Розовски. — А то я бы очень неловко себя чувствовал, если бы ты обиделся. Я человек деликатный, ты же знаешь. А раз ты не обижаешься, то сейчас к нему пойду я, а ты пойдешь завтра.

— А зачем он мне завтра? — спросил Зеев. — Он мне сегодня нужен.

— Так не бывает, — объявил Розовски. — Люди нужны друг другу каждый день. Верно? — И тут же обругал себя: «Правду сказал Алон. Идиотская привычка — философствовать в плохом настроении».

— Но сегодня у меня к нему дело. А завтра?

— Дело решу я, — великодушно сообщил Натаниэль. — А завтра ты что-нибудь придумаешь. Неужели тебе не о чем будет с ним поговорить завтра?

Баренбойм пожал плечами.

— Всегда есть о чем поговорить с земляком, — сказал он, явно сдаваясь. — Что-нибудь придумаю. В крайнем случае — попрошу взаймы. Он, конечно, не даст.

— А тебе нужно?

— Зачем? Я сам могу дать взаймы. Но с чего-то же нужно начинать разговор.

— Скоро появятся новые купюры — пятьсот шекелей, — сообщил Розовски. — Предложи Левински за тысячу.

Баренбойм рассмеялся.

— Все еще помнишь? А что тут особенного? Это была нормальная и совершенно невинная сделка. Кстати, абсолютно честная.

— Не сомневаюсь. Как ты говорил в те времена? Работать нужно или честно, или так, как Баренбойм?

— То есть — очень честно, — подхватил Зеев-Владимир.

Речь шла о первой удачной коммерческой сделке Баренбойма. Он взял стошекелевую купюру и позвонил по номеру, отпечатанному на ней. После чего у него состоялся следующий разговор:

— Поздравляю, у меня есть для вас сувенир, — сказал Баренбойм человеку, поднявшему трубку. — Ваш телефонный номер соответствует номеру купюры достоинством в сто шекелей. Я держу купюру в руках. Если хотите, я продам ее вам за пятьсот.

Человек, с одной стороны, обалдел от такого нахальства, а с другой — неожиданно загорелся желанием иметь столь уникальную визитную карточку. Сделка состоялась.

— Да, — сказал Баренбойм, отсмеявшись. — Золотые были времена…

— Договорились? — спросил Розовски.

— Ладно, — Баренбойм махнул рукой. — В таком случае просто передай ему привет. Пока, Натан.

— Спасибо, непременно передам, — пробормотал Розовски себе под нос и направился в подъезд.

Лифт поднял его на четвертый этаж Розовски осмотрелся, пытаясь сориентироваться среди бесчисленного, как ему показалось, количества дверей справа и слева по коридору.

Судя по указателю рядом с лифтом, все, что здесь находилось, так или иначе относилось к компании «Интер» «Богато живут!» — Натаниэль хмыкнул. Странно, но его скепсис по отношению к человеку или предприятию всегда был обратно пропорционален материальному положению последнего. Видимо, сказывались остатки коммунистического воспитания, полученного в детстве в советской школе.

Розовски неторопливо пошел по длинному темному коридору, читая таблички над дверями. Искомое помещение, в полном соответствии с законами Чизхолма, оказалось в самом конце. Как и предполагал Натаниэль, секретарь — юная миниатюрная смуглянка с химическим беспорядком на голове — не обратила внимания на дату назначенного приема, а лишь на фамилию. Набрав номер шефа и сообщив, что к нему пришел некто Баренбойм, она положила трубку и, стандартно улыбнувшись, предложила Натаниэлю немного подождать:

— Господин Левински через несколько минут освободится, и вы войдете.

В ответ на ее улыбку Розовски улыбнулся отнюдь не механически. Он испытывал симпатию к смуглым девушкам с выбеленными краской завитыми кудряшками. Симпатия эта имела скрытый, но глубокий смысл. Поскольку мода на светлые волосы (вне зависимости от цвета кожи обладательницы) появилась в Израиле около четырех лет назад, то есть с началом Большой Алии из СССР, Натаниэль считал, что ее (моды) возникновение имеет тот же первотолчок, что и его решение об открытии частного агентства, а именно — появление на улицах еврейского государства бывших советских граждан и гражданок, в том числе — блондинок. Поэтому стройные смуглянки с рыжими и просто белыми прическами казались ему причастными к некоему тайному сообществу, в которое и он имел удовольствие входить. Правда, в настоящий момент он уже был готов к тому, чтобы определить упомянутое сообщество как тайный союз дураков.

Секретарь больше не улыбалась. Видимо, посетители не вызывали в ней особой симпатии. А может быть, запас улыбок был ограничен. Так или иначе, она вернулась к исполнению своих обязанностей — щелканью на компьютере, а Розовски принялся рассеянно разглядывать приемную.

Дверь кабинета отворилась, оттуда вышла женщина необыкновенной внешности. Натаниэль даже встал, словно собираясь представиться. Строгое деловое платье на ней казалось сверхлегкомысленным, и вообще — ей следовало осчастливливать людей на светских раутах, но уж никак не тратить жизнь в бесконечных коридорах компании «Интер». Натаниэль уже собрался сообщить ей что-то подобное, но красавица равнодушно скользнула по нему взглядом холодных прозрачно-голубых глаз и скрылась за дверью соседнего кабинета.