Искатель Ветра. Полет

Всех тех сожалений, что мы уносим с собой за мрачный предел, утраченных надежд, что никогда уже не воплотятся в реальность. Здесь абсолютно каждый из смертных мог увидеть свою самую важную грёзу, прежде чем окончательно попрощаться с ней навсегда. Ноктюрн был абсолютно и безнадёжно мёртв, как бы забавно это ни звучало о городе Смерти. Его временным "жителям" было не о чем мечтать, нечего желать, не к чему стремиться. Скорбное пристанище, чаще всего для сломленных душ, для которых последним милосердием было забвение их божественного ночного солнца.

Гермес таким не был. Даже в посмертии он сохранил в себе то пламя, что даровало ему власть над другими людьми. И дело было даже не в силе характера, стальной воле или уверенности в себе. Ричарда он восхищал другим: казалось, этот человек просто не умеет отчаиваться. Его смех был подобен раскатам далёкого грома, его гнев был способен сокрушать горы, и даже здесь, в последнем приюте, бывший капитан не изменился. Да, большую часть своей долгой жизни он не жил, а существовал ради лишь одной высшей цели. Но это его не сломило, а закалило настолько, что даже яркий свет луны не был способен вытряхнуть из этой ветреной головы память о Розе — человеке, что была его смыслом всего.

Рич был уверен, что он так любить не способен. Его собственные чувства были хищными, эгоистичными и, наверное, с общей точки зрения — нездоровыми. Лина была для солнцеволосого целью, яркой добычей, которой по силам стать охотником. Она привлекала его в первую очередь тем, что была смертельно опасна, но при этом полезна, умеренно умна и, куда уж без этого, божественно сексуальна. Ему был нужен вызов, и она с готовностью это давала, делая их странный дуэт похожим на полное боли и вожделения мазохистское танго. Но главное было в том, что эти обоюдные чувства никогда не были и, вероятно, не будут такими же безусловными, как у Гермеса к Розе. И это солнцеволосого абсолютно устраивало, потому что истинная любовь никогда не была одноликой.

***

Спустя два часа они вышли на пустынную площадь, что простиралась на многие сотни метров. Голый базальт перед грандиозным храмом надежд и мечтаний всего человечества. Место последнего сна. Если бы Ричарда попросили его описать, то он бы замялся, пытаясь подобрать подходящий эпитет, а затем, пожав плечами, ответил:

— Он был невероятно прекрасен и невыносимо уродлив, как и все наши сны, если их слепить воедино.

Стены постоянно находились в движении, перетекая подобно горячему воску, и даже наблюдая издалека, было невозможно определить его высоту. Храм словно достигал небес, грозя свергнуть богов своим великолепием, и одновременно был более приземист и ущербен, чем хибара последнего из бедняков. Это было не место. Это была концепция. Всех человеческих душ. Гермес его окликнул, прежде чем Ричард вышел на площадь, и с досадой, глядя в глаза, произнёс:

— Мне дальше хода нет. Не то чтобы совсем, но это чревато последствиями. Какими — не знаю, но уверен, что неприятными.

— Подождёшь здесь? Я вряд ли найду обратный путь в нужные сроки, — откликнулся Рич, на что призрак согласно кивнул:

— Конечно. Да. И последнее. Где-то там заключён Предатель. Ты знаешь, как я его ненавижу, но для тебя, Генка, это может быть последней возможностью с ним попрощаться.

— Попрощаться? А мне это зачем? — Рич вопросительно изогнул бровь.

— Я сам сирота, так что не знаю… Своей смертью он грехи искупил, но привязан к этому миру. Может, его держит вина перед его единственным сыном? — немного смутившись, спросил Гермес.

"Аааааа, вот оно что. Это и было последней деталью", — пронеслось в мыслях солнцеволосого, который ни единым мускулом не подал виду, что шокирован словами призрака. Части мозаики сложились окончательно, и он зло прошипел, глядя в серые глаза небесного волка:

— Сына? Нет, Гермес, не сына. А запасного тела для перерождения на случай, если его основной план провалится. С новым лицом и чистой совестью. Вот только что-то пошло сильно не так, и в этом теле поселилась душа. Вероятно, благодаря осколку Лорда Знаний, чьим контрактором он являлся. Мне с ним говорить не о чем и тем более тратить время на прощание я не собираюсь. Его здесь держит не грех, а страх! — Рич ткнул указательным пальцем в свою шею. — Золото пустоты, что блокирует влияние на душу. Даже после смерти он связан с Разрушителем, его ждет не перерождение, а настоящее забвение.

Небесный волк его окинул долгим, задумчивым взглядом и коротко кивнул:

– Тогда ясно. Удачного возвращения.

***

Площадь заливал ослепительный свет огромной, яркой и голодной луны. Она висела так низко, что казалось, вот-вот рухнет на землю. Но больше пугало не это, а то, что скрывалось за этой луной. Или скорее то, от чего она защищала весь город Мёртвых. Генар избегал смотреть вверх, быстрым броском сокращая пространство до храма. Он отчётливо ощущал холодное внимание сущности по ту сторону Смерти. Разрушитель. Властелин Душ, Хозяин Колеса. Освободитель. Возможно, это ещё одна причина, по которой Лина сама не спустилась в Ноктюрн. Нездешний безмолвно ожидал, когда луна погаснет, как уже погасли звёзды. Это двойное внимание раскалывало саму душу, и с каждым пройденным метром Ричард ощущал, как его память крошится, раскалываясь на фрагменты. Если бы не контракт со Спящим Пространства, он бы уже рухнул, потеряв свою личность.

А затем он увидел Предателя.

Теперь это был не агонизирующий труп, как в том бункере. Мужчина, едва уступающий Ричарду в росте, задумчиво разглядывал его, стоя на пути к храму, где царил спасительный мрак. Подавляющая воля божественных сил, давившая на плечи Генара невыносимым грузом, казалось, нисколько не смущала Ротенхауза. Обнажённый по пояс призрак поднял правую руку, провёл по длинному шраму на груди и негромко спросил:

— Вероятно, у тебя много вопросов?

— Только один, на всё остальное нет времени, — прорычал Генар, пытаясь собрать раскалывающийся разум воедино. — Для чего тебе было убивать Розу?

— Она всегда сражалась на моей стороне, Третий. Мне не была нужна её смерть накануне нашей общей победы. Когда затея с метаморфами провалилась, я стал вместилищем Ненависти, чтобы ослабить Астера. Просто потеря контрактера на нём бы почти не сказалась, но я использовал Золото, чтобы заключить всеобщую ненависть ко мне в собственной душе. Роза должна была расколоть меня Лазурью и использовать полученное время, чтобы уничтожить его ядро — Око Бури — в Харгране, — спокойно и монотонно произнёс дух.

— Тогда кто... — начал говорить Ричард, но замолк, когда всё осознал.

— Вы. Мои осколки, осколки Логоса, обретшие собственную волю и плоть. Твой “отец” посчитал наш план слишком опасным и убил Розу, прежде чем она успела сделать то, что должно. А затем поместил моё тело в тот бункер, чтобы замедлить пробуждение Астера. Но слова не нужны. Если ты примешь меня, то обретёшь всю мою память, — протянув вперёд руку, предложил призрак.

— Не считай меня за идиота. На тебе метка Разрушителя, убившая в тебе человека, и ты передашь её мне. Лишившись эмоций, у меня не будет причин её спасать! — рявкнул Ричард и воздвиг между ними пространственный барьер.

Давление луны стало нестерпимым, как будто он держал её на собственных плечах. Скрипнув зубами, Ричард шагнул вперёд, оттолкнув дух Ротенхауза ближе к тьме храма.

— Ты всё равно не сможешь этого сделать. Я продумал всё, желая того же. Даже Спящие бессильны перед Волей Нездешнего, — прошипел призрак Отравителя.

– Да мне плевать на свои шансы. Я сделаю все что возможно и будь что будет. И если ты решения не нашел, то мне нахрен не нужны твои знания!
– собрав все силы в кулак, Ричард сделал еще один шаг и мощным толчком отправил Предателя в жерло перерождения.