Искатель. 1980. Выпуск №1

Как-то появилась Соолли, обаятельная, заботливая, с важными слухами и новостями о проекте, об экспериментах на побережье, которые покажут всем, что бояться Солнца не надо... Глядя на нее, я думал, что только такие вот красивые женщины и могут узнавать самые важные новости еще до опубликования и, узнавая, убеждать в их значимости всех. Я был ей несказанно благодарен: она ни слова не сказала о Валентине.

Чаще всего я откладывал работу до вечера. Я нашел себе место недалеко от северной пристани: две-три минуты для проворного эля. Там был заросший редкой травой сухой склон, камни и песок, редкие сосны, зеленая лощина с родником под валунами, узкая безлюдная тропа. Я бывал там до заката солнца. Место называлось по-старинному: Приморский парк. Здесь дышалось легко. И вдруг однажды — приступ, беспамятство и сердечная боль. А над морем плыли широкие белоснежные паруса, парили гидропланы, у горизонта — далекий синий' корабль.

Я на время забыл дорогу к парку. Прошло дней пять; пока я выздоровел.

И снова знакомые сосны и белые цветы — пять дней назад их не было, они распустились без меня. Здесь все изменилось. А в зеленой лощине — говор и смех, веселье, белый нарядный эль, невеста, вечерние тени.

# * #

Прошла неделя, и установилась жаркая погода, море потеплело, все вокруг стало желтым, оранжевым, золотым, в ярких точках света, как на картинах импрессионистов.

Рано утром в воскресенье мы полетели к Уссури — Андрей Никитин, Даниил Розов, я, еще двое или трое наших, какие-то незнакомые девушки в ослепительных платьях. Выбрали песчаную косу, зачем-то развели костер, забросили удочки. Никитин с видом старшего учил меня премудрости рыбной ловли. Потом ему это надоело, и он ушел. Я побрел по песку, к изумрудным зарослям. Здесь, у самого берега, среди подводных трав алели огни рыбьих плавников,. и поднимали со дна муть ключевые струи. Рыбу здесь можно было ловить руками. Удивительный залив с прохладной водой и легкой дымкой тумана над ней. Следы от моих ног на старом сером песке быстро заполнялись водой. Тонко жужжали осы. Среди светлых стволов с ободранной корой, вынесенных половодьем, — кусты жимолости с длинными сизыми ягодами.

Краем глаза увидел я человека, не из наших. Постукивали камешки, шевелились кусты, мелькали темные волосы. Это была женщина. Она быстро прошла вдоль берега, скрылась из виду. Потом на миг показалось — солнце выхватило ее платье в чаще,

66

за поваленным деревом. Там просека ведет через такую глухомань, что страшно. но она шла не по просеке. Нет... Шла сто- роной.

К вечеру за чащей взлетел эль, повисел-повисел и исчез. У меня возникла странная догадка. Стал соображать. Да нет, отмахнулся я, не может быть! Но ведь я знаю ее, видел... на «Гондване» И раньше. На кадрах, отснятых в фитотроне. Откуда она здесь? А как же, вспомни про письмо, не зря же она писала о проекте. Ее это интересует не меньше нашего. Значит, она осталась где-то здесь, на побережье. Где-то здесь...

Я вошел в воду и машинально побрел вдоль берега. Слева от меня, в маленькой луже, соединявшейся с заливом, ходили легкие волны Рыба, догадался я. Нагнулся и осторожно приблизился. Тень от меня падала так, чго рыба не испугалась и про-, должала ходить в заводи. Я опустил руки в воду и стал понемногу сгребать камни и песок. Получалась маленькая плотина. Я делал это машинально. И очень удивился, когда рыба оказалась запертой в луже. По-моему, это была стая хариусов. Я перегородил заводь сухими стволами, вода стала мутной, и мне удалось поймать руками несколько рыбин, остальных я выпустил на волю. Прошел час. Я услышал крики. Меня искали. Я поднялся и пошел к своим Из голубой долины дул лесной ветер с ароматами голубики и грибов

— Да ты настоящий рыболов! — не без зависти воскликнул

Никитин, когда увидел меня с тонким прутиком, на котором

одна к одной красовались одиннадцать рыбин.

— А ты? Поймал что-нибудь? — деловито осведомился я.

— Ни одной. Не везет.

Подошли остальные, стали поздравлять и заискивающе улыбаться. Как будто я совершил подвиг. Кто-то предложил меня качать.

— Не надо, — сказал я, — это моя доля. Женщины варят уху,

остальные собирают ягоды и грибы. — И указал рукой на поло

гую сопку, где им надлежало поработать.

Выражение их лиц стало озабоченным: они явно предпочитали заниматься ухой Каждый взял рыбу и стал потрошить ее и чистить. А я разлегся на песке как ни в чем не бывало. Но мне стало страшно смотреть в сипее-пресииее небо, как будто я мог там увидеть то, что произошло тогда, с мезоскафом. Сжалось сердце, я повернулся и закрыл лицо ладонями. Резкий запах травы .. А рядом — веселые звонкие голоса, и смех, и, шутки, и девичьи босые ноги, мягко ступающие по песку.

Кто-то говорил о проекте «Берег Солнца», а я, точно оглушенный, не мог понять смысла слов, не улавливал их связи. Подошел Никитин, присел рядом, спросил:

— Что с тобой? Болен?

Да нет, ничего...

А я думал., пойдем к костру, погреешься.

— Спасибо. С чего ты взял, что мне холодно?

Мне показалось. Ты не жалеешь, что поехал с нами?

Нет Ничего Все хорошо Что бы я один делал? Горячий

чай есть?

— Ну Boi видишь? Я же говорю — ты замерз. И на ощупь

совсем холодный, кто угодно подтвердит!

87

Они стали по очереди подходить ко мне и подчеркнуто обес-иокоенно тянуть:

— У-уу, совсем закоченел!

Отнесли к костру и дали огромную кружку с горячим, жгучим чае».

— Лимонник! — угадал я. — И жимолость.

Стало легко, меня даже испугала эта резкая перемена. Что такое в самом деле со мной: совсем расклеился. Но самое трудное было позади. Позади! Я увидел, как садилось на зеленые вершины деревьев красное солнце. И заметил, как широка и нарядна река.

С жаром вдруг стал рассказывать о проекте, о встрече с Ольминым.

— Это тот самый Ольмин? — спросил Никитин и почему-то

широко улыбнулся.

—Нет, — сказал я, — наверное, другой. Впрочем, не уверен.

Их лица были смуглыми, веселыми — в этой' синей долине

С теплым солнцем было хорошо. Я обрел интерес к окружающему в опять рассказывал, рассказывал о «Гондване». Это были не воспоминания, просто слова. Что там случится через пять-десять лет? Что станет с океаном, насыщенным солнечным светом, многоэтажным, сияющим...

— Так будет всюду, — закончил я, — до глубин в полкило

метра. Гигантский резервуар жизни и света.

— Ты уверен, что это необходимо уже сегодня? — спросил

Розов, и я вдруг заметил, что не все разделяют мой энту

зиазм.

Что ты имеешь в виду?

А вот что: после этого сделать океан прежним уже нельзя.

Изменения необратимы.

Это и не понадобится!

Как знать. Не слишком ли мы многое изменили уже на на

шей планете? Я не знаю, что произойдет, когда целые моря

превратятся в фермы. Может быть, будет слишком много

тепла...

Тепло можно отвести. В космос. На Марс. На Юпитер.

А что изменится там — на Марсе, на Юпитере?

Это уже отдаленное будущее. Слишком отдаленное.

Возможно, — спокойно ответил Розов.

Предки были неглупые люди, — многозначительно сказал

Никитин.

И они оставили нам океан таким, каким мы его знаем! —