Искатель. 1980. Выпуск №1

воскликнула девушка в соломенно-желтом платье.

Ну, не совсем, — вдруг возразил Розов, — с того незапа

мятного момента, когда возник человек, он только и делает, что

изменяет все вокруг себя. Он просто не может остановиться.

— Ты что же, не веришь расчетам? — спросил Никитин.

— Да разве дело в расчетах? Все основано на допущениях, на смелых гипотезах. Если фотоны будут отражаться... если пучок частиц достигнет Солнца... если магнитная буря не собьет их с пути... если... Да что говорить! Было время, когда никто не взялся бы за это Когда-то действовали почти наверняка. А это роскошь — зондировать Солнце пучками высоких энергий. Мы можем себе это позволить, потому что знаем: что-то полу-

68

чнтся, что-то прояснится. Не одно, так другое. Какие-то результаты будут. Поговорите еще раз с Ольминым. Только откровенно. Неужели он уверен на все сто, что можно изменять направление солнечных лучей, стягивать их к Земле? Да не может этого, быть! Он же ученый. Думаю, у него уже готовы не один и не два варианта эксперимента. Это пока опытная установка. Реактор. Построят, запустят, тогда станет ясно, как с ней работать.

— Да уж запустят, — протянул Никитин и, обратившись ко

мне, вдруг спросил: — А что же с тем делом, с той историей,

о которой мы говорили?

Я понял: он вспомнил об Аире.

— А как об этом рассказать! — ответил я. — Попробуй, мо

жет быть, у тебя получится.

Он озадаченно посмотрел на меня, помолчал, потом' добродушно улыбнулся.

Жаль! — кокетливо воскликнула девушка в соломенно-

желтом платье. — Мне непонятно, о чем вы говорите.

Какой-то скользкий, невразумительный разговор, — доба

вила другая и поежилась от вечерней прохлады.

— Скользкий? — переспросил Никитин. — А вам бы хоте

лось знать до конца... то, что знать пока не дано? Изучать под

микроскопом? Пинцетиком потрогать? — Никитин широко улыб

нулся: — И меня тоже? Как инфузорию или моллюска?

Ты усматриваешь в этом желании что-то противоесте

ственное?

Не усматриваю. Пытаюсь понять мотивы.

Мотивы? Вот они: скучно — это раз, домой пора —

это два.

Домой! — громко сказал Розов.

. Мы шли к элю. Его алые от солнца бока были лриятно теплыми. Он раздвинул свои легкие, невесомые дверцы, подал нам трап, как будто был живым существом. И движения эти были такими мягкими, ритмичными, такими почти музыкальными, чго я подумал: может быть, где-то там, среди тонких электронных слоев памяти, под никелем и.пластиком конструкторы умудрились спрятать маленькое сердце?

Мы взлетели к алым облакам. Нас провожали сосны на пес-. чаных косах, где между длинных теней светились поляны цветов. Я услышал стихи; они показались знакомыми...

«Скользнула птица черной тенью

В квадрате солнечном окна.

И что же? Вновь простор весенний

И небо, где не видишь дна!,

А всходи! Зелень! По равнинам

Потоп травы, листвы разлив.

Родная, далеко идти нам

В'напев берез и шепот ив...»

Я знал эти строки. Губы повторяли знакомые слова — на них щемяще отзывалось сердце:

«А путь все длится, жизнь все длится.

Полжизни пронеслось, как день,

Как миг... Промчалась с граем птица,

И по окну скользнула тень...»

69

МОРСКИЕ КЛАВИРЫ

На набережной среди пестро одетых людей меня догнал Энно. Я почувствовал, как рука его сжала мое плечо, и в ту же секунду услышал густой и приятный голос:

Вот мы где прячемся!

Рад видеть, Энно. Тысячу лет...

Он тут же поволок меня куда-то, я не сопротивлялся, но и не помогал ему, просто переставлял ноги, удивляясь очевидному, неопровержимому факту: он был еще молод. Почти ровесник. Да нет, подумалось мне, теперь я старше его.

Он втиснул меня в свой эль, и мы взлетели.

Прощайся с берегом, — добродушно прогудел Энно.

Ты с ума сошел! Работа!..

— Какая работа, если впереди три выходных!

Он не понимал, не знал, не догадывался, каково мне будет на «Гондване». У них это очередное плавание, шестнадцатая или семнадцатая экспедиция. Это их дом. И что бы ни случилось, они оставались там. И тоже кое-что, наверное, понимали и не распускали нюни.

— Ладно, — сказал я. — Покатай.

— Я тебе покажу настоящее каноэ, — по-детски улыбнувшись, таинственно, вполголоса сказал Энно. ,

Я урал: Соолли теперь на Байкале, временно, на„,каком-то сверхсовременном глубоководном аппарате, потом собирается опять на побережье, будет работать по проекту «Берег Солнца»; Ольховский по-прежнему командует экспедицией, они идут в тропики — в Индийский, потом в Атлантику. Он сумел промолчать о главном.

Энно остался верен себе, и меня совсем не удивили его чудачества. По его словам, он работал целый год, и ему помогали все киберы «Гондваны»: наконец-то он нашел им подходящее дело — вместе они построили «летающее каноэ». Это не игра слов: каноэ полинезийцев скользили по океанским просторам легко и быстро, и такой способ передвижения, по словам Энно, напоминал поездки на эле. Но никогда раньше не спускалось на воду парусного судна с такими удивительными характеристиками.

Полинезийцы постепенно утратили часть своих секретов.

Еще до того, как викинги достигли берегов Северной Америки, жители тихоокеанских островов ходили под косым треугольным парусом и легко маневрировали в лабиринте архипелагов и течений. Уметь возвращаться на крохотные острова, потерявшиеся в морских просторах, не-просто, особенно если не пользоваться никакими приборами, кроме незатейливых подобий карт, сплетенных из прутиков, к которым привязаны ракушки и камешки. Все лодки собирались из одинаковых деталей,, на первый взгляд могло бы показаться, что на каждом из островов хранилась копия единого чертежа. На самом деле ни чертежа, ни копий не существовало. Строили по памяти.

— Корпус каноэ слегка выпуклый; свободно закрепленный

аутригер уравновешивает платформу. Это для остойчивости, —

пытался объяснить мне Энно преимущества допотопного экспо

ната, пополнившего его коллекцию.

70

На воде лодчонка произвела впечатление: под ветром она плавно кренилась, и только при сильных порывах набирала немного воды через планширы, которые приподняты всего на треть метра над поверхностью. На встречной волне она шла под парусом, как танцовщица с платочком.