Исключая чувства

Полчаса поездки она провела с оглушительной пустотой в голове. Она пыталась сосредоточить свое внимание на дороге или на планировании предстоящего разговора, но проигрывала охватившей ее тело и сознание усталости. Цель была поставлена — добраться до двери диминой квартиры; дальнейшее развитие событий ее мозг, отказавшийся реагировать на внешние и внутренние раздражители, пока не волновало.

Из такси Лара вышла на подгибающихся ногах. Консьерж встретил ее с любопытно-удивленным выражением лица, но пропустил без вопросов. Лифт ждать не пришлось, меньше чем через минуту она оказалась на двадцать втором этаже у нужной квартиры и нажимала на звонок.

От щелкающих звуков открывающихся замков у нее подскочил пульс и часто забилось в груди сердце. Дверь распахнулась, стоящий на пороге Дима, взъерошенный и помятый, в свободной длиной майке и широких спортивных шортах, показался Ларе бесконечно уставшим. И бесконечно родным.

Она всматривалась в него и с трудом удерживалась на месте, желая совсем другого — броситься к нему, обнять, уловить его запах, ощутить тепло тела, поцеловать, — но после всего случившегося они превратились в знакомых незнакомцев, и барьер еще предстояло преодолеть.

— Лара? — Ее имя, произнесенное вопросительно-обеспокоенно, приглашало к объяснению.

— Не могу… — Хрип вышел неразборчивым, Ларе пришлось сделать паузу и прочистить горло.

— Что? — спросил Дима снова обеспокоенно.

— Не могу без тебя. Не хочу, — она ответила шепотом, явное отчаяние в собственном голосе покоробило часть Лары, привыкшую всегда таить чувства, лишь бы избежать уязвимости, но Лара была к этому готова. Она выбрала быть уязвимой.

— Ты пришла, — будто не веря себе, произнес он медленно.

Лара кивнула, не отпуская его взгляда: откровенного, не скрывающего ни одного переживания.

— Ты пришла, — Дима повторил уже увереннее, уголки его губ начали ползти вверх, и у Лары потеплело на сердце. — Ко мне пришла.

Она поняла смысл этих слов.

— Да.

Они одновременно шагнули навстречу — в начале несмело, а затем резко соприкоснулись телами, опутали друг друга руками, прижались губами к губам, вздрагивая от остроты восприятия после разлуки.

У Лары как будто забрали всю боль — до того ей стало легко. Ее затапливала эйфория. Дима был рядом, она была рядом с ним. Они были вместе, и несмотря на отошедший на задний план, но не исчезнувший страх, Лара больше не сомневалась. Она наконец чувствовала, что все сделала правильно.

— Точно? — Дима, чьи ладони с узнаваемой нежностью и уверенностью и с впервые настолько ощутимой потребностью прижимали ее к себе, зашептал ей в губы, прекратив поцелуй. — Никуда не денешься?

Она судорожно вздохнула, подступившие слезы жгли глаза от того, каким испуганным перед будущим она сейчас видела Диму.

— Нет, — Лара покачала головой и прижилась губами к его: успокаивая, заверяя в своих словах, утешая.

— Хорошо, — он улыбнулся, теперь уже по-настоящему.

Отстранившись, Лара изучала его лицо. Впервые настолько пристально рассматривала каждую черту и контур, обводила пальцами, оглаживала, целовала. Нежность, какой она никогда в себе не обнаруживала прежде, перетекала из нее к нему с каждым движением. Ей переполняло желание отдать ему как можно больше, искупить те дни и недели, что он терпеливо ждал, донести до него, как ей важно то, что он ее ждал. Старался понять. Не сдавался. Чувствовал.

Дима молча и неподвижно смотрел ей в глаза — и этого было достаточно: она угадывала все невысказанное и все невыразимое вербально. Она надеялась, что в ее ответном взгляде он тоже находит именно то, что должен найти. Слова о чувствах сейчас казались неуместными, способными разрушить хрупкость мгновения, в котором связь взаимопонимания между ними практически обрела материальное воплощение.

Лара вновь потянулась к его губам, и на этот раз поцелуй быстро перестал быть целомудренным. Жадные соприкосновения губ и языков, судорожные вздохи и выдохи, туман в голове. Потребность большего — острая и нестерпимая, подпитываемая еще не покинувшим никого из них страхом потерять. Они ни на секунду не прекращали физический контакт и взаимно стремились скорее увеличить площадь соприкосновения.

У Лары знакомо загорелась кожа, сердце билось так сильно, что становилось трудно дышать. Ее трясло от желания, от необходимости почувствовать Диму кожей к коже. Как можно скорее.

Она провела ладонями по его рукам, сжала плечи, огладила шею, с удовольствием прошлась пальцами по густым светлым волосам, проскребла ногтями по затылку, зная, что Диме так нравится. Ожидаемо он чуть слышно зашипел ей в губы.

Прекратив поцелуй, он спустился лицом в изгиб ее шеи, обжигая кожу дыханием и провоцируя забег мурашек по всему ее телу, заставляя задрожать от приятного предвкушения. Его руки быстро стянули с Лары кардиган куда-то на пол, но ей было не до него. Под каждым прикосновением она вздрагивала — чувствительность была запредельной; стоило ей только подумать, где еще он может ее коснуться, как тут же следовала реакция тела.

Пройдясь ладонями по ткани ее сарафана, Дима спустился руками ниже, оглаживая бедра, кончиками пальцам он намеренно время от времени задевал кожу по кромке подола, прежде чем, наконец, забраться руками под него и прижать Лару бедрами крепче к себе.

Она не удержалась от выдоха на грани стона, следом подмечая, как с силой Дима втягивает губами кожу на ее шее и слегка прикусывает до того как отпустить с влажным развязным звуком, от которого в ее теле лишь усиливалась дрожь.

Ноги больше ее не держали, и она полностью полагалась на то, что Дима не даст ей рухнуть на пол прихожей; у Лары не было ни сил, ни желания контролировать собственное тело.

Она устала следить за каждым своим порывом, устала цензурировать каждое слово и жест, только бы не выдать истинную себя, устала чувствовать в полсилы. Она хотела наконец-то отдаться на волю стихии и ничего не контролировать хотя бы пару часов. Не осторожничая, с открытым сердцем, с переполненной чувствами душой.

Дима потянулся к застежке ее сарафана, когда громко загудел лифт, заставляя их вздрогнуть от неожиданности. Замерев на секунду, они затем засмеялись. Никто их них до сих пор не подумал закрыть входную дверь.

Закатив глаза и глухо простонав от досады, Дима все же немного, но не полностью, отстранился от Лары — дальше порога они так и не ушли, — чтобы захлопнуть дверь и повернуть замок.

— Не уйдешь теперь, да? — вернувшись к Ларе, подразнил он весело.

Она улыбнулась. Снова почти рассмеялась, уловив, что он собирается сделать дальше.

Опустившись на колени, Дима как можно медленнее скользнул руками по ее ногам от бедер к щиколоткам, овитым ремешками босоножек. Ухмыльнувшись самодовольно, обратил к Ларе игривый взгляд. Она облизнула губы и в ответ потянулась к молнии на спине, наблюдая, как игривость в его глазах сменяется тягучей, завлекающей тьмой.

Дима поспешно принялся расстегивать ремешки, ни на секунду не прекращая следить за тем, как ткань сарафана по миллиметру ползет вниз, обнажая грудь без бюстгалтера, тонкую талию и замирает на бедрах, требуя внешнего дополнительного усилия. Лара отвела руки в сторону, с намеком выгнула бровь, провоцируя Диму, давно закончившего с ее босоножками, на шумной выдох, от которого у нее сжимается низ живота и ненадолго теряется четкость зрения.

Их традиционная игра в постоянный вызов сегодня казалась особенно будоражащей и вместе с тем слишком, слишком долгой, но Лара догадывалась, что ни она сама, ни Дима не откажутся лишний раз помучить друг друга, лишь бы сумасшествие, начавшееся с первой встречи, снова накрыло их с головой. Нельзя было отказаться от этого дурмана, невозможно.