Искра жизни. Последняя остановка.

Анна (вызывающе). У меня много двоюродных братьев. Вы тоже могли бы быть одним из них.

Грета (выпаливает). А я так сразу и подумала.

Шмидт. Что?

Грета. Что не двоюродный брат!

Шмидт. Она сама говорила?

Грета. Безусловно. (Смеется.) Хорошенькое родство! У таких дам это всегда двоюродные братья. Приятней звучит, если остаются на ночь.

Шмидт. Он и ночью здесь был?

Грета (торжествуя). Ну ясно! Оба при налетах даже не ходили в убежище! Почему, легко себе представить.

Маурер. И такая норовит еще жаловаться, когда ее назовешь настоящим именем.

Шмидт. Значит, он еще ночью был здесь? (Грете.) А сегодня вы заметили в доме что-нибудь подозрительное? Мы ищем двух заключенных.

Грета (многозначительно). Погодите-ка… (Думает.)

Шмидт. Хорошенько припомните. Видели вы кого-нибудь? Бежал, спрашивал, проходил… подозрительный…

Грета. Недавно по улице пробегал такой длинный, тощий… он выглядел подозрительно… даже очень…

Шмидт. Куда бежал? Как выглядел?

Грета. Так, подозрительно.

Шмидт. Как подозрительно? Опишите!

Грета. Длинный, тощий. Подозрительно бежал.

Шмидт (пристально смотрит на нее). Скрылось двое. Двое убийц!

Грета. Убийц? Возможно… он выглядел, как убийца!

Шмидт. Одного мы накрыли. В подвале вашего дома. Потому я и спрашиваю вас. Маурер, привести типа, которого мы поймали.

Анна. Что?

Шмидт. Да, одного сцапали внизу.

Росс и Анна переглядываются.

Грета. Значит, у вас убежало двое?

Шмидт (раздраженно). Не у меня. У других. Наше дело искать.

Маурер выходит. Росс и Анна обмениваются взглядами.

Грета (Россу). У вас на щеке губная помада.

Росс. Да? (Идет к зеркалу, стирает помаду, возвращается.)

Мак (Анне). Губная помада — это недостойно немцев.

Анна. Так не употребляйте, деточка. (Россу.) Что там по радио?

Мак. Опять хотите узнать, где находятся русские?

Анна. Ага! А вы не хотите? Ведь это и для вас небезынтересно. (Она очень напряжена: боится, что арестованный может выдать Росса.)

Грета (порывисто). Ну ясно! Эсэсовцам несдобровать!

Мак. Ах, так!

Грета. Если русские поймают эсэсовца, ему тут же крышка. В таких случаях в плен не берут. Не правда ли, господин обершарфюрер?

Шмидт (с неприязнью уставившись на Грету.) Откуда у вас такие точные сведения?

Грета. Каждому известно. Вы настоящие герои! Теперь в особенности, когда русские в двух шагах!

Мак (нервничая). Враждебные разговорчики. (Шмидту.) Забрать ее?

Грета (не понимая). Меня? Куда?

Анна (смеется, Маку). Может, у вас не так уж много времени, чтоб забирать? Вы уверены, что успеете доставить арестованного? Час назад мне позвонил один человек… через полчаса я ему позвонила, ответил русский.

Мак (беспомощно, в ярости). Обершарфюрер, мне терпеть? Эту падаль?

Анна села на постель. Включила радио.

Голос диктора (скрипуче).…оказывают ожесточенное сопротивление. Русские ворвались в центр города. Универсальный магазин Тица оставлен. В Вильмерсдорф ворвались танки. Гитлерюгенд и фольксштурм защищают Фербеллинерплатц…

Грета. Боже ты мой! Они уже там! Что с нами будет?

Анна (пытается принудить эсэсовцев уйти до того, как приведут арестованного). Что с нами будет, мы знаем. Но что будет с эсэсовцами? С цветом нации?

Мак (резко). Что вы хотите сказать?

Быстрый диалог.

Анна. То, что сказала. Слова фюрера. Может, они теперь тоже измена?

Мак (официально). Похоже, вам неизвестно, что у нас приказ расстреливать каждого, кто подозревается в стремлении подорвать боеспособность нации. Приказ фюрера.

Грета. Бедный фюрер! Сидит один-одинешенек в своем бомбоубежище!

Мак. Болтовня! Фюрер нас выручит.

Анна. Как? Русские в двух шагах от имперской канцелярии.

М а к. Не хотите ли вы сказать, что война проиграна?

Анна. Для кого?

Мак. Для нас.

Анна. Как у вас язык повернулся? Это же государственная измена.

Мак. Государственная измена?

Анна. Разумеется. В самом вопросе! Расстреливайте себя!

Мак (обескуражен). Я ничего подобного не говорил!

Анна. Нет? Разве вы не спрашивали, проиграна ли война?

Мак. Ну, знаете, дальше некуда! Ишь, стерва, перекручивает! Подумать только!

Анна. Может, вы об этом не спрашивали?

Мак. Обершарфюрер, все это ложь!

Грета. Ну ясно, он спрашивал. Я тоже слыхала.

Анна. Видали? Мы-то знаем, что выиграем войну… даже если русские в Берлине, даже если враг займет всю Германию. Мы только боимся за наших доблестных эсэсовцев! Что с ними случится, если они — разумеется, временно — попадут в плен! (Она пытается внушить Шмидту мысль о том, чтобы он дал арестованному возможность бежать, что это в его же интересах.) Круг все сужается, вам бы подумать о собственной безопасности, а вы норовите исполнить свой долг до конца и силитесь поймать каких-то жалких беглецов, словно это имеет значение.

Шмидт (угрюмо). Долг есть долг. Ничего не поделаешь.

Анна. Это все равно, что пытаться поймать блоху, когда гибнет мир. (Встает.) Что вы будете делать, если вдруг русские танки запрудят улицу?

Мак (яростно). Заткнись!

Анна. А дальше что?.

Мак. Обершарфюрер… приказ фюрера…

Анна. Приказ — фюрера — стрелять. Ну, расстреляете меня за подрыв боеспособности нации, а потом что будете делать? Например, с жалким арестантом, которого велено доставить сюда?