Искры
Шрифт:
— С удовольствием.
Лука Матвеич вошел в комнату и стал рассказывать о своей поездке.
Рассказывал, а сам что-то прятал в потайном ящике комода и шелестел тонкой бумагой.
Жена смотрела на него и думала: «Старый уже стал, а неутомим попрежнему. За двадцать лет — ни одной жалобы, ни одного звука о тяжести такой жизни! Романтик. Впрочем, пять лет надо сбросить на ссылку. Ох, Лука, Лука! А ведь еще долго ждать, пока мечта наша станет явью. Уцелеешь ли ты к тому времени?»
— Я кое-что привез тут. На всякий случай говорю, чтобы ты могла во-время убрать, —
Подвинув к себе стакан крепкого чаю, он бросил в него кусок сахару, помешал ложечкой и отпил несколько глотков. Делал он все спокойно, как будто и не было у него в дороге никаких опасностей. Наконец он опять спросил:
— Ты не ответила на мой вопрос: новостей никаких нет?
Мария Михайловна покачала головой:
— Ну и человек. Я хотела, чтобы он хоть чаю попил, а он и тут заметил. Телеграмма от Ильи.
— Что там? — не отрываясь от чаепития, спросил Лука Матвеич.
Мария Михайловна взяла с комода телеграмму и прочитала:
— «Брат серьезно заболел. Родные взволнованы, дома переполох. Необходим твой приезд. Гавриил».
Лука Матвеич отодвинул от себя стакан, устало провел рукой по бритой большой голове.
— У Леона что-то случилось. Похоже, стачка на заводе, — задумчиво проговорил он и посмотрел на часы.
— Похоже, так, — согласилась Мария Михайловна. — Поедешь?
— Да. Ночным поездом, вернее — утренним. Сейчас девять часов.
Лука Матвеич поднялся со стула, достал только что спрятанные листки, книжечки и обратился к жене:
— Сходи на ту сторону реки, к Демьяну, позови ко мне. Чемоданы пусть не распаковывает.
— К нам не надо бы, Лука. Околоточный уже интересовался, что, мол, за новые жильцы поселились в моем околотке.
Лука Матвеич, подумав, сказал:
— Интересуется, значит? Так. Тогда пусть Демьян идет на явочную, а я отправлюсь туда же.
…На рассвете, немного вздремнув, Лука Матвеич собрался в Югоринск. Жена обняла его и, как всегда, тая тревогу, предупредила.
— Ты поосторожней там и хорошенько смотри в дороге.
— Ничего, я стреляный воробей, — пошутил Лука Матвеич. — Ну, пожелай мне удачи. В Югоринске случилось что-то очень большое, чувствую это.
Он обнял жену, потрепал ее за сухонькое плечо и вышел.
А Леон ждал Чургина и недоумевал: «Не понимаю. Стачка же у нас! Почему же Илья не едет?» Решив, что пора итти на заседание стачечного комитета к Ткаченко, куда велел собраться всем Ряшин, он стал одеваться.
— Ты опять уходишь? — спросила Алена.
— Ухожу, Алена. Большие дела у нас начинаются, интересно, чем все кончится.
В больших красивых глазах Алены отразилась тревога.
— А тебя не арестуют, Лева?
— Не арестуют, я теперь тоже не лыком шит, — уверенно ответил Леон.
В калитку негромко постучали. Леон пошел было открывать, но вдруг остановился и сказал Алене:
— Если полиция, ты меня не видела и не знаешь, где я. Уйду огородами.
— Кто там? — выйдя во двор вместе с Леоном, спросила Алена.
В ответ послышался знакомый голос Луки Матвеича, и Леон, опередив жену, поспешил открыть запертую
на задвижку дверь.— Дорогой Лука…. — начал он и осекся.
Лука Матвеич вошел и тут же попенял ему:
— Я знаю, что у тебя хороший голос. Зачем же кричать?
— Забыл, никак не привыкну.
— Пора привыкать, Леонтий.
Леон представил Алене гостя:
— Учитель мой и вообще учитель.
Лука Матвеич ласково посмотрел на Алену, пожал ее мягкую руку и подумал: «Ничего дивчина, но очень ревнивая, кажется, даже на меня смотрит диковато. Бережет мужа от чужих людей».
— Невелик флигелек, — заговорил он, раздеваясь, — но для двоих, как говорится, рай и в шалаше. Так ведь, Алена Нефедовна?
— Почти что так, — согласилась Алена и в уме отметила: «Учитель, по всему видать. Из образованных. Мягкий, кажется, добрый человек. Откуда Лева знает его?»
— Ну, что у вас новенького? — присаживаясь к столу, как дома, спросил Лука Матвеич.
— Бунт у нас, — ответила Алена.
— Да ну-у? Бунт? — тоном крайнего удивления проговорил Лука Матвеич и попросил Алену: — Дай мне, дочка, стаканчик чайку, если есть.
Леон сделал знак, что надо торопиться, но Лука Матвеич не спеша продолжал:
— Кто же и против кого взбунтовался, интересно?
— Рабочие против хозяев, — отвечала Алена.
— Рабочие против хозяев. Это хорошо они сделали. И много рабочих?
— Весь завод.
— Весь завод! Ну, это уже совсем замечательно…
Алена, готовя чай, искоса посматривала то на Луку Матвеича, то на Леона и недоумевала: «Что тут хорошего, не понимаю».
Лука Матвеич обратился к Леону:
— Расскажи, Леонтий, как это случилось. Стачечный комитет есть? Стачка возникла сама собой, конечно? Что Иван Павлыч думает по этому поводу? Впрочем, сейчас у меня мало времени, после поговорим. Вот погреюсь чайком и пойду. Да и Алену можно перепугать нашими разговорами.
Алена в уме повторила: «Стачка, комитет. Ничего не пойму», — а вслух сказала:
— Я не дюже пугливая, не знаю, как вас по батюшке.
— О, это хорошо, дочка. Могу сказать даже, что ты мне такая нравишься. А по батюшке меня величают Матвеич, Лука Матвеич.
Леон, наливая чай, покачал головой и восхищенно подумал: «Какие они с Ильей! Ведь знает, что случилось, затем и приехал, а по лицу — поди, узнай, что у него на уме».
Но Лука Матвеич торопился по-своему. Пробыв у Леона ровно двадцать минут, он встал:
— Ну, проводи меня, Леонтий. Дело тут небольшое у меня к одному человеку. — А когда вышли за поселок, коротко сказал: — Теперь говори все.
Глава одиннадцатая
Лука Матвеич дорогой успел расспросить Леона о событиях на заводе. На квартире у Ткаченко они застали Ряшина, Александрова, Вихряя и Ермолаича.
Увидев Ермолаича, Леон спросил:
— А вы зачем бегали с дедом Струковым к дому директора?
— За умом, — ответил Ермолаич и, подняв рубашку, оголил спину. На ней от плеч до поясницы краснел кровавый след казачьей нагайки.