Искупление

Конечно, она отказывала ему раньше, но тогда она встречалась с профессором. До того, как он накачал мышцы и превратил свое тело в произведение искусства. Много часов утомительного труда, много стараний, много таблеток — и все это ради Анжелы Мэннинг.

Если она отвергнет его теперь, его жизнь, какой он ее знал, закончится.

Странное жужжание наполнило его голову, ему было трудно думать. Если она не скажет ему «да», он знал способ убедить ее. Он снова взял револьвер, крепко сжал его в руке и сунул в карман. Дирк не хотел ее пугать. Потом выбрался из грузовика и захлопнул дверь.

Он не сделал еще и нескольких шагов, как увидел Джейкобса.

Что это? У него галлюцинации? Дирк зажмурился на какой-то миг, ярость наполнила все его существо, сжала ему грудь, сердце и мозг. Видение не исчезало. Он видел, как профессор Джейкобс идет к парадному входу в дом, где была квартира Анжелы.

Гнев стиснул ему горло, почти задушил его. Дирк не мог даже набрать воздуха в грудь, пока не остановит этого человека. Он вынул оружие из кармана и побежал к профессору.

— Эй! — Дирк поднял револьвер, в висках у него пульсировала ярость. Лицо профессора окаменело от удивления, когда Дирк коснулся пальцем курка.

— Это тебе за Анжелу!

И со звуком ее имени на губах Дирк нажал на курок. Один раз. Два. Три раза, пока профессор не упал на дорожку, а него из груди не брызнула кровь.

Только тогда гнев отступил, и Дирк понял, что наделал.

Он смотрел на профессора, лежавшего на дорожке. Смотрел на красную лужицу, которая растекалась вокруг него. Потом он побежал к своей машине, сердце отчаянно колотилось.

Когда он отъезжал, он понял, что все погубил. Все мечты о женитьбе на Анжеле и об их совместной жизни, вообще все мечты о нормальной жизни, такой, как у братьев, в этот момент умирали, вместе с профессором Тимом Джейкобсом.

* * *

Когда Тим упал на землю, им овладели две непохожие друг на друга мысли. Первая была успокоительной: боль показалась ему очень слабой, хотя все три пули попали в грудь. В центре груди было жаркое щекочущее ощущение, но оно не сильно отличалось от того, что он испытывал бы, если бы лежал на дорожке просто так. Другая мысль волновала его больше: он не мог пошевелиться, даже немного. Именно это внушало ему не просто боль и страх, а ужас. Он так хотел убедить себя, что все в порядке, но ему было понятно: что-то не так.

Он услышал шаги, крики. Хотя он не мог открыть глаза, он знал, что рядом с ним Анжела.

— Тим! — она встала на колени рядом с ним, в ее голосе было отчаяние. Звучали и другие голоса, кругом собирались люди, и она закричала им:

— Позвоните 911!

Ее пальцы сжали его руку:

— Держись, Тим, — прокричала она и заплакала. — О Боже, нет!

Он чувствовал асфальт под собой. Асфальт и теплую текущую кровь. Отчаяние охватило Тима, и он изо всех сил попытался заговорить. Он должен был что-то сказать. Даже если это отнимет у него все силы, он должен был сказать это, пока не поздно.

Помоги мне, Отец... У меня беда.

Голоса встревоженных прохожих звучали вокруг Тима, кто-то отдавал приказания, кто-то бормотал, люди спрашивали друг друга, дышит ли он. Теперь Тим не чувствовал боли, только сильную потребность говорить.

— Остановите кто-нибудь кровь! — это был голос Анжелы.

— Он дышит? Проверьте, дышит ли он...

— Кто-нибудь вызвал скорую?

Тим не беспокоился обо всем этом.

Единственное, что было для него важно, — он умирал перед домом Анжелы Мэннинг. Когда Кэри узнает об этом, она подумает, что он обманывал ее во всем. А потом через шесть месяцев она узнает о ребенке Анжелы, и все будет еще хуже.

Он опять попытался найти необходимые слова:

— Анжела...

— Тим! — она сильнее схватила его за руку. — Держись, дорогой. Помощь вот-вот приедет.

Он боролся почти минуту и наконец смог открыть глаза. То, что он увидел, подтвердило его догадки о серьезности положения. На лице Анжелы не было ничего, кроме ужаса.

— Ах, Тим! — сказала она. — Кто это сделал?

Тим вспомнил сердитого молодого человека. Это тебе за Анжелу.

— Он... он тебя знал.

Понимание появилось в глазах Анжелы.

— Он был молодой?

Тим даже не пытался ей ответить. Неважно, кто в него стрелял; важно сказать то, что он должен сказать. Он подумал о письме в своем кармане и пожалел, что не может его достать. Вместо этого перевел дыхание. Пожалуйста, Боже... я должен говорить...

Он сглотнул, и наконец нашел слова.

— Прости... меня, — каждый слог давался ему с трудом, и в глубине души он понял, что умирает. — Насчет... ребенка, — он захлебнулся дыханием и услышал бульканье у себя в легких.

Кровь. Осталось немного...

— Нет, Тим, — плач Анжелы стал громче, и он почувствовал ее дыхание у себя на лице. Она заговорила шепотом, чтобы слышно было только ему. — Тим, я не беременна. Я... я обманула тебя, чтобы ты вернулся ко мне.

Что? Все это было ложью? Облегчение прохладной волной омыло тело Тима быстрее, чем кровь, что лилась у него из вен. Он еще раз вздохнул. Он не чувствовал своего тела, чувствовал только влагу на глазах.

— Не могла бы... ты... — от жидкости в горле он почти не мог говорить, — не могла бы... ты... сказать Кэри... что мне жаль. Скажи ей... я люблю ее.

Он видел боль в глазах Анжелы, но и сострадание.

— Не говори так, Тим. Ты сам еще скажешь ей это. С тобой все будет хорошо.

Он услышал сирены поблизости, потом шум шагов бегущих людей. Один врач из приехавшей бригады крикнул:

— Разойдитесь, пожалуйста!

Тим обрадовался приезду скорой помощи, но был уверен, что она опоздала. Анжела отпустила его руку, ее лицо исчезло во тьме. Он услышал беспокойство в напряженных голосах врачей.

— Дыхание слабеет.

— Мы теряем его, пульс...

Слова затихли. Он опять закрыл глаза. Вдруг Тим начал думать яснее, чем когда-либо, и его печаль стала еще сильнее. На самом деле все закончилось. Он никогда больше не увидит Кэри, никогда не возьмет ее за руки и не попросит прощения за то, что умер вот так, никогда не ощутит тяжести новорожденного ребенка на своих руках.

Год, проведенный вдали от Бога, стоил ему жизни, в конечном итоге.

Он представил себе Кэри и их ребенка и каким-то образом понял, что она была права. У них будет девочка. Нежная девочка, которая будет жить без отца. Но, как ни странно, вместе с печалью пришли слова, которые касались его сознания, как легкий ветерок.