Однажды на улице сердце прихватит,наполнится звоном и тьмой голова,и кто-то неловкий в несвежем халатепоследние скажет пустые слова.Не стоит скапливать обиды,их тесный сгусток ядовит,и гнусны видом инвалидынепереваренных обид.В пепле наползающей усталости,следствии усилий и гуляний,главное богатство нашей старости —полная свобода от желаний.Не
горюй, старик, наливай,наше небо в последних звёздах,устарели мы, как трамвай,но зато и не портим воздух.Люблю эту пьесу: восторги, печали,случайности, встречи, звонки;на нас возлагают надежды в начале,в конце – возлагают венки.Нашедши доступ к чудесам,я б их использовал в немногом:собрал свой пепел в урну сам,чтоб целиком предстать пред Богом.Бывает – проснёшься, как птица,крылатой пружиной на взводе,и хочется жить и трудиться,но к завтраку это проходит.Вчера мне снился дивный сон,что вновь упруг и прям,зимой хожу я без кальсони весел по утрам.Сто тысяч сигарет тому назадтаинственно мерцал вечерний сад;а нынче ничего нам не секретпод пеплом отгоревших сигарет.В нас что ни год, увы, старик, увы,темнее и тесней ума палата,и волосы уходят с головы,как крысы с обречённого фрегата.Уж холод пронизал нас до костей,и нет былого жара у дыхания,а пламя угасающих страстейсвирепей молодого полыхания.Душа отпылала, погасла,состарилась, влезла в халат,но ей, как и прежде, неясно,что делать и кто виноват.Не в том беда, что сереброструится в бороде,а в том беда, что бес в реброне тычется нигде.Жизнь, как вода, в песок течёт,последний близок путь почёта,осталось лет наперечёти баб нетронутых – без счёта.Скудею день за днём. Слабеет пламень,тускнеет и сужается окно,с души сползает в печеньгрузный камень,и в уксус превращается вино.Теперь я стар – к чему стенания?!Хожу к несведущим врачами обо мне воспоминанияжене диктую по ночам.Я так ослаб и полинял,я столь стремглав душой нищаю,что Божий храм внутри меняуже со страхом посещаю.Чего ж теперь? Курить я бросил,здоровье
пить не позволяет,и вдоль души глухая осень,как блядь на пенсии, гуляет.Что может ярко утешительнымнам послужить на склоне лет?Наверно, гордость, что в слабительномсовсем нужды пока что нет.Я кошусь на жизнь весёлым глазом,радуюсь всему и от всего;годы увеличили мой разум,но весьма ослабили его.Осенний день в пальтишке куцемсмущает нас блаженной мукой:уйти в себя, забыть вернуться,прильнуть к душе перед разлукой.Старости сладкие слабостив меру склероза и смелости:сказки о буйственной младости,мифы о дерзостной зрелости.Неволя, нездоровье, нищета —солисты в заключительном концерте,где кажется блаженством темнотанеслышно приближающейся смерти.Старенье часто видно по приметам,которые грустней седых волос:толкает нас к непрошеным советамгустеющий рассеянный склероз.Я не люблю зеркал – я сытпо горло зрелищем их порчи:какой-то мятый сукин сыниз них мне рожи гнусно корчит.Устали, полиняли и остыли,приблизилась дряхления пора,и время славить Бога, что в бутылиосталась ещё пламени игра.Святой непогрешимостью светясьот пяток до лысеющей макушки,от возраста в невинность возвратясь,становятся ханжами потаскушки.Стало тише моё жильё,стало меньше напитка в чаше,это время берёт своё,а у нас отнимает наше.Года пролились ливнями дождя,и мне порой заманчиво мгновение,когда, в навечный сумрак уходя,безвестность мы меняем на забвение.Сопливые беды, гнилые обиды,заботы пустой суеты —куда-то уходят под шум панихидыот мысли, что скоро и ты.Моей душе привычен риск,но в час разлуки с телом бреннымей сам Господь предъявит искза смех над стадом соплеменным.
На склоне лет печален и невесел кто в молодости недокуролесил
Я жил отменно: жёг себя дотла,со вкусом пил, молчал, когда молчали,и фактом, что печаль моя светла,оправдывал источники печали.А время беспощадно превращает,летя сквозь нас и днями и ночами,пружину сил, надежд и обещанийв желе из желчи, боли и печали.