Исмаил

С одного бока он перевернулся на другой. Кожа была потной и липкой. Сон бежал от него. Уши различали звуки проезжающих по далеким улицам машин. Он знал, что завтра будет много работы, поэтому хотелось хоть несколько часов спокойно поспать, чтобы не быть завтра совсем усталым. Доставить в лагерь около ста человек было делом непростым. До сих пор мечеть не вела такой работы. Помимо всего прочего, сама дорога была трудной: узкая тропка вдоль берега реки, скользкий путь по краям ущелий, несколько часов руководства походом, которое следовало вести внимательно и строго, ведь нужно было присматривать за множеством легкомысленных детей.

Ночь пошла к утру. Тихо скользнули на небо молочные пятна облаков. Воздух стал еще более влажным. Образы перед глазами Исмаила были разорванными и бессвязными. Сон бежал от него. Он не мог успокоиться. Образы цепью тянулись перед его глазами, возникая и исчезая. Ему казалось, что душа его распадается на осколки, а каждый осколок дальше распадается. Он пытался собрать распавшиеся осколки своей души, соединить их.

Ночь словно не имела конца. Опять, в который уже раз, он перевернулся на другой бок. Было чувство, словно он лежит на мешке колючих веток. От жары хотелось пить. Он выпил кружку теплой воды, потом подошел к окошку. Его лоб покрывал пот. Он смотрел в маленький двор мечети — никого там не было, никакого движения. От тишины и ночных теней, лежащих на бассейне и цветочных горшках, было душно. Из зала мечети во дворик падал люминесцентный свет. Город спал, и звуки беззвучия сна непонятным образом наполняли пространство. И, пока Исмаил стоял у окна и смотрел на спящий город, и к нему пришел сон. Веки его отяжелели. Он хотел отойти от окна и снова лечь, но услышал шаги сторожа, который вышел из пристройки в углу двора и направился в зал мечети. Через минуту из громкоговорителя к небу поднялся азан. Исмаил пробормотал: «Так быстро, уже утро!»

По ступенькам он спустился во двор. Совершил омовение и вошел в мечеть. Большой вентилятор под потолком, тихо вращаясь, охладил его влажное лицо. Постепенно подходили утренние молящиеся. Их было немного — в основном, местные старики и несколько тех, у кого еще было время дойти до работы. Пришел хадж-ага с раскрасневшимся лицом и без промедления начал намаз.

Потом Исмаил стоял во дворе. Ждал рассвета. Его окликнул сторож:

— Эй, молитвенник усердный, у тебя что, дома, что ли, нет своего, в мечети ведь странники ночуют.

Сторож выглядывал из окошечка своей каморки и говорил, посмеиваясь.

— А я что, не странник разве, ага-сейид, разве не похож?

— Ну, раз ты странник, заходи ко мне, я тебе кусок хлеба дам.

— Хлебом не отделаешься от меня!

— Ничего, я к странникам привык.

Улыбаясь, Исмаил вошел в его пристройку. Это было покосившееся крохотное строение, пол которого покрывал потрепанный коврик. В углу комнатушки лежала стопкой пара постельных комплектов, прикрытых покрывальцем. В нише — паломническая открытка Мешхеда в рамочке и большое изображение имама Али. Сторож шутливо сказал:

— Садись, молитвенник, сейчас принесу тебе чаю с хлебом.

— Это вы садитесь, пожалуйста, а я завтрак принесу, младшие должны служить старшим, а не…

— Садись и не говори много!

Вслед за этим из-за занавески донеслось звяканье стакана о блюдце. Исмаил прикоснулся к занавеске и наткнулся на спину сторожа — так тесно тут было. В два приема тот вынес и разложил скатерть и салфетку для завтрака и сел разливать чай.

— Сегодня ребят в пустыню поведете?

— Не в пустыню — в лагерь.

— А вы, никак, к войне готовитесь, что детей в лагерь ведете? Пусть бы слуги Аллаха отдыхали дома.

— Этих маленьких слуг Аллаха мы ведем в горы и степь, чтобы увидели величие творения Божьего.

— На здоровье, только смотрите, как бы козлятки руки-ноги не поломали, а то вы сбежите отсюда, а отцы-матери потом меня за шкирку возьмут!

— Конечно, мы осторожно пойдем. Будь спокоен. Не одним глазом, не двумя, не тремя — четырьмя глазами смотреть будем!

— Оно так. Народ надо беречь. Ведь их из уважения к мечети туда так легко отпустили.

— Мы всей душой, что вы!

— Кушай давай, не смотри по сторонам. Кушай!

Исмаил занялся завтраком, но все мысли его были — о личности этого старика-сторожа. Он был первым впечатлением, полученным в предрассветный час, утром этого летнего дня. После утреннего намаза все расходятся, а он остается. Стоит и смотрит на последнюю ночную звезду в небе. Как сказал поэт, все меняется, и на месте заката зажигаются звезды. Закат теряется в ночной тьме, а потом звезды теряют свет в молоке утра. При этом сторож неравнодушен, болеет душой за судьбу страны.

— Ну что, молитвенник, в небе голубей высматриваешь?

Это был сторож — он закрыл двери мечети и вернулся в каморку. Исмаил опомнился.

— Нет, ага-сейид! Я смотрю, погода неопределенная, думаю, какой день сегодня будет.

— Угу, ты, значит, думаешь. А я скажу тебе: не слишком задумывайся, ведь Аллах даже о комаре и о всяком насекомом заботится, неужто о нас забудет? Обязательно позаботится. И об этом дне тоже. Мы должны долг свой выполнять. А остальное само сложится.

— Долг — это хорошо, ага-сейид! Но человек порой не может понять, в чем же долг-то его?

— Ну, молитвенник! Долг нам в послании своем Господин Хомейни разъяснил, а муллы с минбаров повторили. А ты говоришь, непонятно.

— Нет, отец, я, может, всю ночь размышлял над тем, что вечером мулла сказал, и еще неделю над этим думать буду — непросто ведь все.

— Оставь, оставь, дорогой мой, просто живи, как следует. А то, что мулла сказал, это не долг, а задачка на упражнение ума, вот оно как, молитвенник!

Эти слова сторожа успокоили Исмаила и очень понравились ему.

— Ага-сейид?

— Слушаю.

— Знаешь ли ты, что слова твои прямо в сердце мне легли?

— Ну я и рад за тебя, а раз легли, так и слов на них не трать. Доедай свой хлеб и за работу берись!

— Ага-сейид?

— Опять-таки слушаю.

— Ты мне очень нравишься!

— А мне все равно, нравлюсь или нет. Ты ступай к тем, кому это не все равно. И так много языком не болтай!

Солнце как раз поднялось над глинобитными стенами. Высокие серебристые телевизионные антенны сверкали в его лучах. Вороны, воробьи и голуби начинали свою каждодневную жизнь. Неохотно тянул северный ветер, от которого мелко-мелко дрожала весенняя листва чинар и карагачей. Небо было чистое, чуть с молоком, что предвещало жаркий и долгий день последней недели весны.

Большинство из детей, записавшихся в поход, пришло с папами и мамами. В их глазах сверкали возбуждение и восторг от предстоящего коллективного восхождения. В маленьком дворике мечети все не помещались. С одушевлением, с громкими криками они рассказывали друг другу о том, как провели ночь и что теперь чувствуют. Исмаил в небольшой ручной рупор давал им последние наставления.

— Если вы будете соблюдать порядок, нас ждет отличный день, и всем будет хорошо, но если вы не будете дисциплинированны, ничего у нас не выйдет, мы и измучаемся, и вернемся в город с плохими воспоминаниями. Поэтому с этого момента строжайше соблюдайте дисциплину, внимательно слушайте все распоряжения руководителей групп. Мы отправляемся туда, где высокие горы и глубокие ущелья. В ущелье течет большая река, через которую есть несколько деревянных мостов. Нам предстоит пройти по этим мостам. Там вы должны быть особенно внимательны. Кто упадет в реку, того унесет прочь. Нас ждут красивейшие виды, от которых у вас дух захватит, но условие непреложно: дисциплина и внимание.