Испанские поэты XX века

* * *

«Щемящие сумерки позднего лета…» Перевод А. Гелескула

Щемящие сумерки позднего лета и дом по-осеннему пахнет мимозой… а память хоронит, не выдав секрета, неведомый отзвук, уже безголосый… Вдоль белых оград, как закатные пятна, последние розы тускнеют лилово, и слышится плач — далеко и невнятно …забытые тени зовут из былого… И чье-то мерещится нам приближенье, а сердце сжимается вдруг поневоле, и в зеркале смотрит на нас отраженье глазами чужими и полными боли…

* * *

«Увядшие фиалки… О запах издалека!..» Перевод А. Гелескула

Увядшие фиалки… О запах издалека! Откуда он донесся, уже потусторонний? Из юности забытой, ушедшей без упрека? Из женского ли сердца, из женских ли ладоней? А, может, залетел он по прихоти случайной рассеянного ветра, затихшего за лугом? Или в стране забвенья, зеленой и печальной, он вторит отголоском надеждам и разлукам?.. Но по-девичьи пахнет весенними ночами и старыми стихами и первыми слезами — серебряным апрелем, померкшим от печали, …безоблачной печали, смеявшейся над нами…

* * *

«Бродят души цветов под вечерним дождем..» Перевод А. Гелескула

…Черепицы

в дожде

и цветах.

X. Р. X.

Бродят души цветов под вечерним дождем. О ростки желтоцвета по кровельным скатам, вы опять отогрели заброшенный дом нездоровым и стойким своим ароматом! Он как голос, который заплакать готов, или сказка лесная, с лачугой в низине, где невеселы краски, и много цветов, и большие глаза нелюдимы и сини… Привкус горя навек с этим запахом слит и возник в незапамятно-давние годы… Крыша пахнет цветами, а сердце болит, словно эти цветы — его желтые всходы.

ПОЭТУ ДЛЯ НЕНАПИСАННОЙ КНИГИ Перевод В. Андреева

Да сотворим имена. Нам недолгая жизнь дана. Жизнь вещей — и та коротка. Остаются навеки одни имена: не любовь — о любви строка, не цветок — названье цветка. У любви и цветка жизнь — бессмертье, когда им даны имена. Да сотворим имена!

БЕДНЫЙ МАЛЬЧИК Перевод П. Грушко

Напялили на мальчугана одежку, смешного смешней: там узко, здесь длинно, — так странно заплаты пестреют на ней. Он, гордость свою не скрывая, себя теребит без конца, ручонки в карманы вдевая, — и смех разбирает мальца. Сестра его (глазки как угли, а нос точно клюв у грача), взбивая бесцветные букли, у зеркала вьется, ворча: «Совсем как сынок богача!» Палящее солнце, — и сонно сопит половина села. А мальчику нет угомона, он кружится, словно юла… На ярмарке сникли от зноя флажки… Залегли под кустом наседки… А чадо смешное тайком пробирается в дом. С ногами на стуле, голодный, дрожит, как под ветром свеча, — и сердится мать: «Вот негодный!» — и щиплет его сгоряча: «Совсем как сынок богача!» Пять вечера. Солнце остыло. Прохлада с реки натекла. Процессия, — свечи, кадила. Далекие колокола. Прозрачность серебряных звонов. Закатные блещут лучи, святые реликвии тронув… А мальчик, среди толчеи, щебечет… Подпивший священник, из глазок заплывших соча умильные слезки, — «Мошенник!», — кричит ему вслед, гогоча: «Совсем как сынок богача!» Сиреневая позолота на звонницах… Вечер померк. Фонарики у поворота на площадь. Свистки. Фейерверк на фоне последней зарницы… С игрушками и при деньгах, причесаны, розоволицы, в нарядных своих сюртучках резвятся сынки богатеев… В одежке с чужого плеча, так мил и смешно незатейлив, он ходит вокруг, лепеча: «Я тоже… сынок богача!»

ПИРЕНЕИ Перевод Н. Горской

(Воскресная ностальгия)

Над испанской границей вечерняя тишь… Под негаснущим солнцем вершины искрятся — мирозданья врата… Очертанья шиферных крыш остались во Франции — задником декораций. С колокольни Сальента ^{4} к нам долетает звон — воскресный… Ветер в зеленых скалах резвится. И пахнет югом. И западный горизонт багрян. И светло струится пшеница. Мычанье красных коров, тяжелых от молока, идиллических пастбищ очарованье. И речь пастуха сердцу до боли близка… И над родиной — тень вечернего умиранья… Блаженство, покой, глухомань. И бредут стада, и — как звездами высь — полны луга бубенцами. Глухомань, блаженство, покой. И поет вода, и колокольчики вторят звонкими голосами.

МАТЬ Перевод В. Андреева

— Прибой неведомого, сын, тебя приносит и уносит. И где тебя оставит он? К тебе взывают оттуда, с той же страстью, как я — здесь; и в смятенье, в плаче, как я — там, боятся, что навеки ты — здесь останешься. О море, поглоти меня или отринь меня, здесь или там, но с ним.

ТОПОЛЕВАЯ РОЩА Перевод М. Самаева

Львица страсти

сердце рвет на части.

Девичий хор, прозрачно-ломкий, старинной песней серебрится, когда в лучах закатной кромки листва вечерняя багрится.

Львица страсти и т. д.

Какою дрожью пронизало вас, крики, свежести клинки, Откуда в вас надлом усталый, осадок вековой тоски?

Львица страсти и т. д.

Глаза певиц — цветы страданья среди стволов, а голоса… То звезды певчие в фонтане, где отразились небеса.

Львица страсти и т. д.

Не плачьте в песнях хоровода! Пусть боль чужая вас не мучит. Достанет слез, когда чрез годы к воспоминаньям жизнь приучит.

Львица страсти и т. д.

Придут иные вечера, и сей закат полуугасший предстанет, словно был вчера, пред всею правдой жизни вашей.

Львица страсти и т. д.

Завесу грусти, смех, сорви! Ведь быть чему — не миновать. Так умирайте от любви и заставляйте умирать!

Львица страсти и т. д.

ОТРОЧЕСТВО Перевод П. Грушко

(Упакованный чемодан уже вынесен в мраморный дворик.)

1

— Мама, знаешь, я забыл о чем-то. Ты не скажешь, что забыть я мог? — Все белье уложено, сынок. — Да… И все же, я забыл о чем-то. Не подскажешь, что забыть я мог? — Все ли книги ты собрал, сынок? — Все… Но только я забыл о чем-то. Подскажи мне, что забыть я мог? — Свой портрет ты… увезешь, сынок? — Нет… Но я забыл, забыл о чем-то. Вспомни, мама, что забыть я мог? — Успокойся и поспи, сынок…

И 2

Мама! (Как переменилось утро…) Голос твой живой сорвется с уст, но его я не смогу услышать! Час прошел, а мир — настолько пуст! Все дороги в никуда уводят, утро на земле, а свет погас! Мама, вспомнил! Как же позабыл я о тебе и о себе — о нас! Черный север. Стонет ветер стылый, необъятный ветер… (…Тарантас. Кучер поет. Эвкалипты, сонно плывущие мимо, качают на ветках ветошь от паровозного дыма. Нырнув под мост, Риотинто багряные катит буруны к окраине. A за нею — широкий простор лагуны. Сын стражника тарантасу машет ручонкой. Хрустко скрипят песчинки. Повсюду — запах гнилого моллюска…)

СЕЛЬСКИЙ КАРНАВАЛ Перевод А. Гелескула

Неделя солнца и воды! Веселье солнца и воды! — Моей любви, моей беды! — …Похмелье солнца и воды! Над карнавальной суетой бьет в окна ливень золотой! — А сердце бродит сиротой — И вечер серый и пустой… — В ее зрачках вечерний свет как будто верности обет. (Вечерний свет, неверный свет!) — Не узнаешь? — И да и нет… Неделя солнца и воды! Веселье солнца и воды! — Моей любви, моей беды! — …Похмелье солнца и воды!

ЗЕЛЕНАЯ ПТАХА («Зеленый и смуглый лимон…») Перевод Н. Горской

(Девочка)

Зеленый и смуглый лимон — закатное солнце, мама. Зеленый и смуглый лимон — стал моим сердцем он. Ах, как жестки ростки, что в сердце пускает он! …Зеленый и смуглый лимон — закатное солнце, мама.

ЗИМА Перевод Н. Горской