Испить до дна

Через три дня он не вернулся. Прошла неделя — его все не было.

Выставка закрывалась. На финальный банкет Алена не пошла, сославшись на плохое самочувствие.

Сидела в своем обшарпанном номере и напряженно ждала, уставившись на дверь. Как будто это могло что-то изменить.

В полночь раздался осторожный стук.

Алеша?! Прилетел все-таки!

Но на пороге стоял Нгуама с шампанским в руках.

Алена ткнула пальцем в зеленую запотевшую бутылку, отрицательно помотала головой:

— Ноу.

Черный меценат начал ее уговаривать, сверкая белыми зубами, пританцовывая, заливаясь соловьем. Но она объяснила, что он неправильно ее понял:

— Нот шампань! Водка!

Водки Нгуама не нашел, принес джин. И когда русская художница выглушила два больших столовых стакана залпом, без тоника и закуски, негр нервно закашлялся, откланялся и боязливо удалился, тоже сославшись на внезапное недомогание.

Остатки можжевелового напитка она уничтожила одна. И запила оставленным шампанским.

Алеша становится перед ней на колени...

Этот сон повторялся всю ночь, раз за разом, без изменений.

Как ни странно, наутро она проснулась с совершенно ясной головой.

До отлета самолета оставались считанные, часы, и вдруг ее словно жареный петух клюнул. Побросав неупакованные вещи, она понеслась вниз, к стойке портье.

Как могла, используя весь свой богатый арсенал жестов и скудный запас итальянских слов вперемежку с английскими, которых туповатый портье не понимал, допытывалась, не приходила ли на ее имя телеграмма, письмо или хоть какое-то сообщение. Ведь должно, обязательно должно было прийти!

Портье, интимно наклонившись к ней и обдавая ее чесночной вонью, принялся в ответ что-то длинно и размеренно рассказывать. Возможно, он попросту не понял вопроса.

Отчаявшись найти с ним общий язык, Алена побежала на поиски Маргариты Юрьевны, чтобы явиться к ней с повинной, воззвать к милосердию и попросить напоследок о помощи.

Как ни странно, она наткнулась на переводчицу прямо в гостиничном коридоре: та несла Нгуаме счет за услуги русской участнице выставки, которых она не оказывала.

Что ж, значит, теперь отработает причитающиеся ей итальянские лиры.

И прощения у нее просить не придется, ведь контракт Марго заканчивается только с отлетом самолета Венеция — Москва, так что она просто обязана обслужить синьору Вяземскую.

Маргарита долго и нудно беседовала с портье, отворачивая нос и брезгливо обмахиваясь туристической картой Венеции, как веером. Разговор велся на все более и более повышенных тонах.

Наконец она, отдуваясь, повернулась к Алене:

— Этот тип припоминает, что на ваше имя как будто приходила какая-то телефонограмма. Около недели назад.

— Почему же мне не передали?!

Марго сухо ответила:

— Об этом, синьора Вяземская, можете спросить у него лично.

— Он что, не записал ничего?

— Говорит — записывал, но листок куда-то исчез. По его гипотезе, бумажку сдуло сквозняком, и уборщица ненароком вымела ее вместе с мусором.

— Ну а что там сообщалось, он не помнит? Суть информации? Хотя бы приблизительно?

— Приблизительно — помнит. Мужской голос просил передать вам чей-то адрес.

— Адрес! Какой именно? Неужели он совсем все забыл?

— Не совсем все. — Ярко накрашенные губы Марго насмешливо искривились. — Он говорит, что город предположительно назывался не то Париж, не то Москва, не то Лондон. А может, Токио. В географии он не силен, но не сомневается, что это была какая-то столица.

— Вот кретин, — убито произнесла Алена. — И пожаловаться некому, да и что толку...

— С клиентами, которых я обслуживаю, — мстительно отчеканила переводчица, — ничего подобного случиться не может. Ни-ког-да! Я несу ответственность за все их контакты в Венеции, включая и поступающую корреспонденцию.

Она круто развернулась на каблуках и, виляя бедрами, пошла получать теперь уже честно заработанные по контракту сколько-то миллионов лир.

Алеша становится перед ней...

Некогда предаваться воспоминаниям. Нужно успеть! Еще не все потеряно!

— Такси!

Какая удача, что на острове Лидо, в отличие от рассеченной каналами Венеции, есть автомобильный транспорт!

Вот она, знакомая мраморная лестница без единой пылинки, сверкающая, как музейный экспонат.

Швейцар узнал Алену, услужливо распахнул дверь.

И портье здесь совсем не такой, как в этой чертовой «Лауре»: этот подтянутый, вышколенный, любезный. И английский язык знает получше иных постояльцев, и услужить готов.

— Пожалуйста, передайте вот этот конверт Алексею Никитину из двести двадцать шестого номера, сразу же, как только он вернется. Только не забудьте, это очень важно! Вопрос жизни и смерти!

А в конверте — все ее координаты плюс короткая подпись: «Твоя А.». С жирно подчеркнутым местоимением.

Портье с достоинством отвечал, что напрасно синьора думает, будто персонал их отеля может забыть чью-то просьбу.

Но, увы, он тысячу раз просит извинения у очаровательной синьоры, однако бессилен ей помочь: неделю назад господин Никитин по телефону сообщил, что освобождает номер, и попросил отправить его багаж самолетом...

— Куда? Адрес! Пожалуйста!

— В Сидней. До востребования.

Сидней — это в Австралии. Но это не столица.

...Перед ней на колени... Снова и снова он становится...

Все кончено.

Самолет взял курс на Москву.

У нее остаются лишь стоп-кадры воспоминаний.

Алеша даже не знает, что Алена Вяземская — только псевдоним, а на самом деле у его любимой женщины самые заурядные имя и фамилия.

Иванов, Петрова, Сидоров...

Глава 5 ОРЕЛ И РЕШКА

Француз Жан Лепелье погиб от странной болезни, вернувшись после глубинного погружения у берегов Тасмании. Он был отличным парнем и выдающимся ученым. И еще — он был хорошим Алешиным другом.