Исповедь любовницы Сталина
Шрифт:
— Вы можете не верить Сталину, но Политбюро обязаны верить.
— Не понимаю, в чем дело? Что за торговля? — взвизгнул номенклатурный карлик Ежов. — Товарищ Сталин не умеет лгать, кривить душой, обманывать, гражданин Зиновьев, вам это хорошо известно!
В кабинет наркома важно проследовали Молотов и Ворошилов, они со всеми поздоровались за руку.
— Я хочу кое-что пояснить, — сказал Вышинский. Сталин милостиво кивнул головой.
— Троцкий из-за границы и Зиновьев внутри страны усиленно форсировали убийство Кирова. В этих целях в июне 1934 г. Каменев по поручению «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра» ездил в Ленинград, где вел переговоры об организации террористического
— Да, гражданин прокурор.
— Вы хотите что-то добавить?
— К концу 1932 г. стало очевидным, что наши надежды не оправдались… Фактом было то, что генеральная линия партии побеждает. Со всей наглядностью сказалась полная беспринципность и безыдейность, которые привели нас к голой борьбе за власть.
— В письме, адресованном в ЦК ВКП(б), от 8 мая 1993 г., в разгар подготовки террористических актов Зиновьев не только отрекается от своих прежних ошибок, но лицемерно клянется в преданности социализму и партии. Свое письмо он закончил следующими словами: «Я прошу вас верить, что я говорю правду и только правду. Я прошу вас вернуть меня в ряды партии и дать мне возможность работать для общего дела. Я даю слово революционера, что буду самым преданным членом партии и сделаю все для того, чтобы хоть отчасти загладить свою вину перед партией и ее ЦК». 16 июня 1933 г. «Правда» помещает его статью «Две партии», в которой Зиновьев старается доказать преданность партии, громит оппортунизм и поет «аллилуйя» победам, одержанным партией. Это было 8 мая и 16 июня, то есть летом 1933 г. И тем же летом, как установлено следствием, на совещании Центра Зиновьев поручает отщепенцу Бакаеву приступить к практическому осуществлению террора. Гражданин Зиновьев, как все это совместить? — Вышинский повысил голос. — Очевидно, вы соскучились по следователям?
Зиновьев испуганно вздрогнул. Плечи его опустились. Сталин вышел из-за письменного стола, около него вырос громадный Паукер, начальник личной охраны.
— И. В., не беспокойтесь!
Вождь страны Советов медленно приближался к допрашиваемому, которого люто ненавидел. Зиновьев сполз со стула, опустился на колени:
— И. В.! Товарищ Сталин! Пощадите! Я устал от побоев! Умоляю вас, простите меня!
— Скотина, какое ты имеешь право называть Сталина товарищем? — грозно, по-петушиному крикнул Ежов. — Замолчи, сука! Забыл, мерзавец, где находишься? Заруби на своем горбатом еврейском носу, что слово «товарищ» для тебя не существует. Понял, крыса, что я сказал?
— Понял, гражданин начальник, — безвольно пролепетал Зиновьев.
Сталин спросил:
— Вы хотели нам что-то сказать?
— Гражданин Сталин! — Зиновьев говорил, стоя на коленях. — Простите меня, вспомните, как я прятал у Разлива В. И. Ленина. Вы, как никто, знаете, сколько сил я отдал партии! Я боюсь следователей, они бьют меня, колют иголками, делают прижигание каленым железом. На моем теле нет живого места, меня морят голодом, по ночам не дают стать, в камере стоит кувшин с соленой водой, крысы не дают покоя, я нахожусь в подвальном сыром помещении.
— Хватит болтать! Ваше красноречие нам известно. Мы отвлеклись от основной темы, — перебил Сталин. — Лирики достаточно!
Вмешался Молотов:
— Кто разрешил этому негодяю разыгрывать перед нами гнусный фарс?
— Хорошо, я буду говорить, — еле слышно произнес Зиновьев. — Разрешите выпить стакан горячего чаю?
Принесли чай с бутербродами. Надо было
видеть, с какой жадностью голодный человек накинулся на еду.— Если нас удовлетворят ваши показания, — сказал Вышинский, — получите бульон, курицу, рюмку коньяка, фрукты, свежие овощи.
— Еще такую падаль коньяком поить? — прорычал упитанный, увешанный орденами слесарь — маршал Ворошилов.
Взглянув умоляюще на Сталина, Зиновьев попросился в туалет.
— В штаны давай, сволочь! — пропищал бывший беспризорник Ежов.
Вышинский актерским тоном, но с некоторой укоризной в голосе:
— Подследственный ежедневно подвергается допросам. Николай Иванович, среди нас находится дама, пожалуйста, если можно, без выражений!
— Ничего, пусть учится распознавать врагов, — беззлобно процедил И. В. — Надеюсь, что эта наука нам всем пригодится, как необходимое лекарство во время поноса.
Не. выдержав, я сказала:
— Товарищ Сталин, разрешите мне уехать домой? Я устала.
Вожди повернулись в мою сторону.
— В. А., как же наш уговор? — сказал Жданов.
Пришлось остаться.
Конвой привел Зиновьева. Сталин спросил его:
— Ты будешь говорить по существу или по-прежнему собираешься морочить голову?
— Гражданин Сталин, в чем я должен сознаться?
— В начале допроса ты сказал, что раскаялся в содеянном. Мы хотим знать, о чем идет речь?
— Мы с Каменевым стояли во главе группировки. Большую помощь нам оказывали крупнейшие профессора-троцкисты. Благодаря планомерному отравлению нам удалось ликвидировать председателя ОГПУ Межинского, председателя комиссии советского контроля Куйбышева, писателя Горького. В Ленинграде мы подготовили и осуществили убийство Кирова.
— Назовите всех сообщников! — попросил Вышинский.
— Евдокимов, Смирнов, Бакаев, Мрачковский, Тер-Ваганян, Дрейцер, Рейнгольд, Пикель, Гольцман, Круглянский (псевдоним Фриц Давид), Ольберг Берман-Юрин, М. Лурье, Н. Лурье, секретари Ленинградского обкома партии члены ЦК Чудов, Угаров, Смородин, секретарь Ленинградского областного совета профсоюзов Людмила Шапошникова, Позери, Ксенофонтов. Мы все входили в одну группу.
— Против кого вы готовили террористические акты? — спросил Ежов.
Зиновьев опустил глаза.
— Шкура, когда отвечаешь на вопросы, надо смотреть в глаза! — проревел крошечный маршал.
Бледный, дрожащий Зиновьев собрался с духом:
— Мы собирались ликвидировать Жданова, Ворошилова, Орджоникидзе, Кагановича.
— Путем террористических актов? — заметил Вышинский.
— Да, гражданин прокурор.
— Вы как будто не всех назвали, — бесстрастно процедил Вышинский. Наступила мертвая тишина.
— Мы также готовили убийство товарища Сталина.
— Гражданин Зиновьев, объясните: какова цель ваших террористических актов?
— Мы готовили политический переворот с тем, чтобы захватить власть.
Потерявший самообладание Сталин ринулся к Зиновьеву, вместе с Паукером они скинули его со стула и вдвоем начали топтать сапогами.
— Я не забыл, — брызгая слюной, кричал Сталин, — как ты, собака, вместе с Каменевым 10 и 16 октября 1917 г. умышленно голосовал против вооруженного восстания!
Целуя Сталину сапоги, Зиновьев униженно заглядывал ему в глаза:
— Гражданин Сталин, каждый человек имеет право на ошибки. Маркс и Энгельс тоже ошибались.
Молотов, заикаясь:
— Смотрите, какое ничтожество! Он сравнивает себя с основоположниками марксизма! Товарищи, это же нонсенс!
— Уведите подследственного! — приказал Вышинский конвою. — Накормите Зиновьева обедом по высшей категории и дайте ему вина.
Ягода, обращаясь к Сталину:
— И. В., вы довольны проделанной работой?