Исповедь любовницы Сталина

— Мы никому не позволим искажать роль и значение великих русских богатырей!

На этом писательская и гражданская карьера Д. Бедного закончилась. Друзья пытались его защитить, никакие уговоры не помогли. Демьян слезно умолял Сталина его принять.

— Передайте товарищу Бедному, — сказал тот, — прежде чем писать, надо думать головой, а не тем местом, на котором сидишь!

В Большом театре праздничное настроение: премьера оперы Бизе «Кармен» (режиссура Домбровского и Квалиашвили, художник Дмитриев, постановщик танцев Игорь Моисеев, дирижер Эрих Клейбер, театр «Колон», Буэнес-Айрес, Аргентина). Вспомнила, как четыре года тому назад переступила порог Большого театра, как волновалась, как жгло самолюбие! И вот сегодня мне как-то особенно захотелось доставить зрителям удовольствие.

Взглянуть на редкого заморского гостя, немецкого дирижера Эриха Клейбера привалила вся театральнолитературная Москва, которая никогда ничего не пропускает. Чинно расселись в правительственной ложе члены Политбюро во главе со Сталиным. В директорскую ложу пришли Станиславский, Немирович-Данченко, Мейерхольд, Таиров, Зинаида Райх, Алиса Коонен, Книппер-Чехова, Качалов, Москвин. Время их всех примирило.

19 раз опускался и поднимался занавес. Море цветов. Корзины с шампанским, конфетами, подарками. Наступил момент, когда я одна стою на освещенной сцене. Полный триумф. Я упиваюсь успехом.

В присутствии И. В. чванливый Молотов преподносит мне золотое ожерелье.

— Вы, товарищ Давыдова, заслужили этот скромный подарок от нас, членов Политбюро.

Я его поцеловала. Ко мне подошел Маленков:

— В. А., лично от меня примите нагрудные часики голландской работы, они золотые!

Всех перещеголял карлик-нарком Ежов:

— Наш подарок ожидает вас дома. Если очень попросите, так и быть, скажу!

— Когда человек волнуется, можно раскрыть секрет, — сказал, улыбаясь, Сталин. — Народный комиссариат внутренних дел решил преподнести вам, В. А., французский сервиз на 24 персоны!

— Вы все очень добры ко мне, щедры и внимательны, я до слез тронута. Постараюсь оправдать ваше доверие!

Каганович сипло:

— Ежов у нас самый маленький и самый удаленький!

Все засмеялись. В этот вечер Сталин вручил мне делегатский мандат на все дни работы Чрезвычайного Съезда Советов.

— Делегатов и гостей мы пригласим в Большой театр, дадим им возможность прослушать оперы с вашим участием «Тихий Дон» и «Кармен».

Молотов впервые склонился над моей рукой.

Съезд открылся в Кремле. Доклад о проекте новой Конституции гортанно прочитал Сталин. Когда И. В. появился в президиуме, зал буквально ошалел! Тысячи рук взметнулись ввысь. Шквал аплодисментов гремел минут сорок. Сталин поднял правую руку. Он попросил тишины. Стрекотали кинокамеры и щелкали объективы фотоаппаратов. Григорий Александров (Мармоненко) снимал для истории незабываемое «историческое полотно».

В один из дней поздно вечером ко мне пришла худенькая девушка, страшно взволнованная. Не раздеваясь, присела на край дивана. Она смущенно сказала:

— В. А., извините, что так поздно вас побеспокоила. Я работаю медицинской сестрой в психиатрической больнице имени Кащенко. К нам в отделение доставлен писатель Б. А. Пильняк.

— Произошло явное недоразумение! Б. Пильняк совершенно здоровый человек. Со стороны психики у него не было отклонений. Когда можно его навестить?

— Разрешение на свидание может дать только заведующий отделением или главный врач больницы.

— Я могу принести передачу?

— Запишите номера телефонов справочного бюро, приемного покоя и главного врача. Умоляю вас, никому не говорите, что я была у вас.

Милая, добрая, отзывчивая девушка ушла. Что делать? К кому обратиться в столь поздний час? Позвонила Кире Андронниковой. Растерянная, она подошла к телефону:

— Боря две недели находится в психиатрической лечебнице, к нему никого не пускают, даже жену и детей.

— Вы можете объяснить, что случилось?

— Братья-писатели сговорились и настрочили на него донос. Мне сказали, что это коллективная работа Безыменского, Шолохова, Ставского.

— Кира, во имя прошлого и будущего надо что-то предпринять!

— В. А., вам это легче сделать, я сама каждую минуту жду прихода незваных «гостей».

Андронникова намекала на арест.

— Вы сошли с ума!

— У меня нет сил разговаривать, я чувствую, что теряю рассудок.

Лихорадочно пролетела ночь. Утром позвонила Ежову. Бархатистый, самовлюбленный тенор спросил:

— Кто просит наркома внутренних дел? По служебному вопросу или по личному?

— Звонят из Большого театра.

— Скажите номер своего телефона, мы доложим Николаю Ивановичу.

Мне надоела словесная болтовня с навязчивым секретарем. Я назвала себя.

— Одну минуточку, — ответил секретарь. Буквально через секунду услышала знакомый голос. Я слезно попросила:

— Н. И., миленький, вы можете ко мне срочно приехать?

— Подмога нужна?

— Нужны только вы и как можно скорей!

— Буду через 20 минут.

Пунктуальный нарком сдержал слово. Не верилось, что этот крошечный человечек в мальчиковом костюмчике — руководитель самого страшного учреждения в мире. И вот он сидит со мной за одним столом.

— Н. И., что будете пить: кофе, чай, какао?

— У меня мало времени: крепкий чаек с рюмкой коньяка с удовольствием выпью и дайте какой-нибудь бутерброд, я сегодня еще не завтракал. Ну, рассказывайте о своих бедах!

По старой памяти Ежову можно доверять.

— Случилось несчастье: в психбольницу им. Кащенко попал мой большой друг писатель Б. Пильняк, его настоящая фамилия Вогау.

Крошечное личико наркома сморщилось.

— Ради такого пустяка вы побеспокоили народного комиссара внутренних дел? Мало ли кого куда сажают, а я должен вмешиваться?

Надо было видеть его в эту минуту. Он важно восседал в кресле: чтобы ему было удобно, я заранее подложила диванные подушечки. Я села к нему на колени, обняла, мальчик-нарком от удовольствия запыхтел.

— Дорогой, у меня надежда только на вас! Вы мой самый верный товарищ, проверенный временем. Или я ошиблась?

Ежов потеплел, он снял телефонную трубку, набрал какой-то номер:

— Говорит Н. И., жду у аппарата. Вогау, псевдоним Пильняк, Борис Андреевич, год рождения 1894, писатель.