Исповедь Плейбоя

Шаповалов не мог не клюнуть на приманку, потому что ее принес его любимый сын. Да, раздолбай, но хотя бы честно покаявшийся в ошибках перед отцом и собственными руками помогший закопать Розановых в долгах.

Конечно, Шаповаловы начали прощупывать информацию.

Конечно, старший Шаповалов сразу понял, что к чему. То есть, он думал, что понял.

А дальше началась просто игра в поддавки: Шаповаловы активно скупали то, что еще можно было скупить. Мы поднимали цену на наше предложение – они старались ее перебить. Мы снова поднимали – и они снова перебивали нашу цену. Грубо и жестко, как играли всегда, лишь бы захватить и завладеть.

Я смотрю на Шаповалова и по глазам вижу, что вот теперь он все понимает. Понимает, что из шкуры лез, чтобы купить дырку от бублика. И самое приятное в этом всем то, что он даже не может ни в чем нас упрекнуть, потому что это просто бизнес, просто око за око и зуб за зуб.

— Я вас засужу, - говорит Шаповалов.

— Охотно верю, что попытаешь, - соглашаюсь я.

Где-то в теории, при достаточном количестве усилий он, конечно, может испортить нам жизнь, но это невозможно сделать, не вскрыв свои махинации. А с такими вещами не ходят в суд. Иначе эта война превратится в вялотекущий конфликт на десять поколений вперед.

Шаповалов, конечно, это понимает.

Он просто пытается – снова и снова – переварить услышанное. С этими мыслями будет засыпать и просыпаться еще несколько недель, но все равно будет вынужден смириться. Ну или приготовить новую аферу, но это маловероятно, потому что мы выучили и запомнили урок.

— Давно ты знаешь… про Юрия? – спрашивает Шаповалов внезапно очень уставшим голосом.

— С тех пор, как он ударил меня на дне рождения, - пожимаю плечами. – Да, это не был обморок. Юра сам сказал, что принимает. Сам сказал, что вы нас уничтожите. Ему очень хотелось самоутвердиться, как ты понимаешь, потому что твой сын – говно. Он тобой тоже прикрылся, а когда ты не сможешь вытаскивать его из очередной ямы, он и тебя пустит в расход.

— Еще скажи, чтобы поблагодарил тебя за то, что открыла мне глаза.

— Да плевать на ваши благодарности, Шаповалов. Мы квиты… теперь. А проценты… Ну, спишем их на компенсацию морального ущерба.

— То есть никакого месторождения не существует? – догоняет меня в спину его обреченный голос.

— Почему же? Существует. Но ты купил только одну половину участка, где ничего нет. Можешь построить там домик и смотреть, как мы развернемся по соседству.

Ему хватает выдержки просто меня отпустить.

Глава тридцать восьмая: Плейбой

Я натыкаюсь на репортаж о том, что еще один бизнесмен, имевший отношение к делу недавно расстрелянной бизнес-вумен, найден мертвым в собственной квартире. По предварительной версии следствия, он совершил самоубийство, пустив пулю в висок.

Эвелина в ванной, и я делаю звук немного громче.

Речь идет о каких-то финансовых махинациях в особо крупных размерах, и следствие как раз вышло на их след. Застреленный бизнесмен был одной из ключевых зацепок, поэтому хоть все выглядит как законченная попытка свести счеты с жизнью, следствие рассматривает «другие варианты».

Это просто дурной сраный сон.

Это просто… полная херня, и когда почти сразу у меня звонит телефон, я заранее знаю, чье имя там увижу.

— Привет, Лариса, - приветствую свою бывшую работодательницу и подругу Инны.

— Только что у меня были люди, - без вступления начинает Лариса. Голос дрожит, слышу, как она что-то пьет и зуб стучат об стекло. – Спрашивали о тебе.

— Люди… из органов? – Я знаю, что «нет», но дурная надежда все-равно прорывается в первые ряды. Хотя, кто сказал, что под колпаком у законников уютнее, чем под присмотром бандитов? И кто вообще сказал, что тут есть разница?

— Нет.

Я потихоньку, маленькими порциями цежу воздух через зубы.

— Что ты им сказала?

— А что я должна была сказать?! – орет она. Приходится отодвинуть телефон от уха, чтобы не оглохнуть. – Ты не знаешь, что это за люди, Руслан!

— Я знаю, что если они были у тебя, то о таких вещах лучше не говорить по телефону, - намекаю я, и она сдавленно глотает.

— Господи… - слышу глухой стон.

— Все, не звони мне больше.

Очень вовремя «отключаюсь», потому что Эвелина как раз выходит из ванной и в намотанном на волосы полотенце кажется настоящей восточной принцессой. Или джином? Такая же почти нереальная.

Завтра у нее еще один день икс: первое слушанье по разводу. Она не говорит этого вслух, но судя по боевому настрою, надеется, что оно же станет последним.

Если эти люди знают обо мне, то Эвелина автоматически попадает под удар.

Я не настолько дурак, чтобы не понимать – дело, как думала Инна, совсем не в деньгах. За долги людей не убивают, долги вытряхивают, а с покойников взятки гладки. Есть лишь одна причина, почему человека нужно заставить замолчать. Этот человек может сказать то, о чем лучше молчать. А в таком случае под раздачу попадают не только главные фигуранты, но и все их окружение. У Инны не было ни мужа, ни детей, а единственная родня жила где-то далеко на севере. У Инны был только я.

На экране снова появляется имя «Лариса». Я быстро хватаю телефон и выхожу, благо, Эвелине тоже кто-то звонит.

— Я же сказал, чтобы ты мне не звонила, - говорю грубо, без обиняков.

— Она собиралась оставить тебе все, - зачем-то шепотом говорит Лариса. – Как раз перед тем, как все случилось. Сказала, что заедет к нотариусу, чтобы оформить документы.

Я снова наживаю на «отбой» и именно сейчас четко вижу воскресший в памяти кадр из новостей. Мерседес Инны на фоне нотариальной конторы.

Блядь.

К чему был этот широкий жест?

Но зато теперь понятно, почему мне никак не выковыряться из этого дерьма живым и невредимым.

****

Я понятия не имею, что делать. Ощущения такое, будто голова вдруг перестала работать, выключилась, словно по мановению волшебной палочки. Шестеренки встали и мгновенно заржавели, лишая меня элементарных мыслительных функций. Если на что и гожусь, так это долбить башкой пресловутую стену и надеяться, что где-то там, внутри совершенно пустой черепной коробки, скрипнет заевшая деталь.