Испытание правдой
Шрифт:
Он сел к столу. Я предложила ему еще пива и разогрела сковороду.
— Почему ты решил путешествовать автостопом? — спросила я. — Не проще было бы купить проездной на «Грейхаунд» [28] ?
— Конечно. Но весь смысл в том, чтобы набраться впечатлений в дороге.Прочесать всю страну на своих двоих и, если повезет, собрать материал на парочку статей для журналов или книжку.
— И что тебя заставило начать путешествие с Мэна?
28
«Грейхаунд» —
— Первый грузовик, который я поймал, подвез меня до Экрона, Огайо. Второй — до Питсбурга, оттуда до Олбани и Платтсбурга, где я провел полночи в круглосуточной закусочной, потом отставной капитан морской пехоты довез меня до Манчестера, Нью-Гемпшир, который оказался, пожалуй, самым фашистским городом Америки…
— Ты сказал об этом капитану?
— Черт возьми, нет, конечно. Я не стал говорить с ним о политике, иначе бы он меня высадил. Как бы то ни было, после Манчестера я словил грузовик, который ехал на север, в Бангор. А у шофера была девчонка в придорожном кафе Льюистона, так что он свернул с хайвея и высадил меня в Бриджтоне, потому что…
— Потому что мой отец сказал: «Если тебе нужно будет переночевать в Мэне, позвони Ханне»?
Он лишь пожал плечами:
— Он упомянул о том, что ты здесь живешь, только когда я рассказал ему о своих планах, и дал твой телефон. У меня куча телефонов друзей и друзей моих друзей по всей стране. Но, кстати, если ты задумываешь трансконтинентальное путешествие, Мэн — лучшая отправная точка с чисто географической точки зрения. Верхушка страны и все такое.
— Сомневаюсь, что твой научный руководитель обрадовался тому, что ты решил исчезнуть на год.
— Ты настоящая дочь профессора. Нет, он поддержал меня, к тому же он знает, что если я напишу книгу о своих странствиях, это поднимет мой рейтинг, и я смогу получить достойную работу, когда придет время… бла-бла-бла… да-да, во мне скрывается карьерист.
— А может, и не скрывается. О чем была твоя докторская диссертация?
— ««Сделай сам» и марксистское перераспределение общественного богатства».
— Очень смешно.
— Кстати, это не так уж далеко от действительности. Если серьезно, я работал над марксистской теорией «Сделай сам», которую Альенде пытался воплотить в жизнь в Чили.
— Ты бывал в Чили?
— Ты хочешь сказать, что никогда не читала в «Нейшн» подборку моих сногсшибательныхдепеш из Сантьяго?
— Нет, я читала только интервью в «Плейбое».
Он рассмеялся:
— Я этого заслужил.
— Это уж точно.
Он посмотрел на меня:
— А мне нравится твой юмор.
Я постаралась скрыть легкий румянец.
— Итак, после того как тебе не удалось спасти Америку от Вьетнама, а Чили от ЦРУ, ты решил вернуться и запереть себя в «башне из слоновой кости».
— Черт, ты жестока, но бьешь прямо в цель.
Я подала ему омлет, достала из холодильника еще пару банок пива и села слушать рассказы Тоби о Чили, о том, как он подружился с опытной революционеркой по имени Люсия, которая оказалась платным информатором «наших вашингтонских шпионов», а после переворота получила высокую должность в правительстве Пиночета.
— Помощник заместителя министра по чилийско-американским отношениям, в которых она
уже успела поднатореть, спасибо вашему покорному слуге.— Тебе еще повезло, что она не отправила тебя на виселицу или четвертование.
— Ага, но как только Альенде «покончил с собой», один порядочный парень из нашего посольства передал мне весточку, что у меня есть двенадцать часов на то, чтобы убраться из страны, поскольку мое имя значится в списке приговоренных к смертной казни. Так что я воспользовался его советом, помчался в аэропорт и с трудом пробился на последний ночной рейс, который отправлялся в Майами. Головорезы Пиночета ворвались в мой номер примерно через час после того, как я поднялся в воздух.
— Теперь я понимаю, почему тебе захотелось заняться чем-то уютным и спокойным, вроде диссертации.
— Да, нельзя вечно оставаться на баррикадах… хотя, возможно, твой отец — исключение из этого правила.
Тоби начал петь дифирамбы моему отцу — мол, у него «самый острый исторический ум», и он искренне интересуется мнением своих товарищей и никогда не скатывается до менторских интонаций в отношениях с теми, кто моложе, и он единственный из деятелей антивоенного движения не заботится о своем общественном имидже, а предпочитает оставаться человеком дела.
— Я не думаю, что моему отцу так уж безразлично общественное мнение.
— А разве не Ленин говорил, что всем революционным лидерам необходимы эго и ид?
— По-моему, это Фрейд говорил.
— Возможно, поскольку я это только сейчас придумал. Кстати, неплохой омлет.
— В чем мы, домохозяйки, особенно хороши, так это в стряпне и детях.
— Не могу себе представить, чтобы ты была просто домохозяйкой.
— Нет, я еще работаю в местной библиотеке. И если ты скажешь «Это интересно», я с тобой больше вообще не буду разговаривать.
— Это интересно.
Воцарилось долгое молчание. Он в упор смотрел на меня, провоцируя моргнуть, рассмеяться, хоть как-то среагировать. С минуту я держалась, но все-таки не выдержала и хихикнула. Он тоже расхохотался.
— А ты каналья, — сказала я.
— То же самое всегда говорил мой отец: «Тоби, пшему ты таке болван и питаешься быть Эммой Гольдман [29] ? Ко мне приходят ребята из ФБР, так они прямо с порога заявляют: «Ваш сын, он хочет порвать Конституцию Соединенных Штатов и насадить марксистское государство». Я им отвечаю: «Нет, он просто кончает от революции»».
29
Эмма Гольдман — знаменитая североамериканская анархистка первой половины XX века.
— Неужели твой отец такое говорил?
— Что-то вроде этого. Он приехал из Вроцлава в тридцатые годы — как раз когда там запахло жареным для польских евреев.
— И он действительно сказал так федералам?
— Так он рассказывал мне.
— И ты стал большим революционером, чтобы возбудиться?
— Ну… радикальные идеи — это мощный афродизиак.
— Кто это сказал? Сонни Листон [30] ?
Он рассмеялся и спросил:
30
Сонни Листон (1932–1970) — американский боксер-профессионал.