Испытание временем
Шрифт:
Он зажигает свечу, сует ее в руку Шимшону и начинает почему-то суетиться. Взводный осторожно расправляет письмо и, прежде чем читать вслух, пробегает его глазами. Кузьмичев быстро успокаивается, садится на пол, обхватывает коленки руками и устремляет на друга жадные, немигающие глаза. Свеча бросает яркий свет на густо исписанную четвертушку бумаги, и строки вытягиваются пред Шимшоном.
— «Здравствуйте, глубокоуважаемый муж мой Ипполит Иваныч. Шлет вам низкий поклон жена ваша Степанида Федоровна и желает вам благополучия и в делах ваших всякого успеха. Низко кланяется вам ваша тетушка Лукерья Павловна, и еще кланяется сосед
В письме всего этого не было. Шимшон прочитал другое:
«Еще сообщаю вам, глубокоуважаемый муж мой, что наказал нас бог за грехи наши и родилось у нас мертвое дитё — девочка… Что касаемо соседа нашего Стеньки Беззубого, то сладу с ним нет. Пристает, душу выматывает, и нет у меня сил больше терпеть… Прахом идет наше хозяйство. Пеструшка занемогла, молока более не дает, а кобылку Гнедую ликвизировали. Заместо лошади квитанцию оставили…»
— Хорошо! — сияет Кузьмичев. — Спасибо, Израиль Матвеевич, обрадовал ты меня…
Он заворачивает письмо в газетную бумагу и сует его в патронташ.
— Сделай милость, Израиль Матвеевич, напиши ты ей несколько слов… Опять неделя зря пройдет…
Взводный не заставляет себя просить, растягивается на скамье и, не прислушиваясь к диктовке Кузьмичева, бегло пишет:
«Здравствуй, Степанида Федоровна!
В первых строках моего письма сообщаю тебе, что я жив и здоров, чего и тебе от всего сердца желаю. Письмо твое я получил, и больно было мне узнать о смерти нашего любимого дитя. На все господня воля. Что касаемо кобеля Стеньки Беззубого, мой тебе совет — не поддаваться, а в случае нужды бей коленками промежду ног, враз охота отпадет. Не больно с ним ссорься, не то, сволочь, хату спалит…»
Кузьмичев в сотый раз повторяет «хорошо», хвалит супругу и желает ей много лет здравия, а отделенный пишет:
«А свяжешься с ним, сука, на свою погибель, приеду — убью, в живых не оставлю… С солдата не взыщут, еще похвалят…».
— Готово, давай конверт.
— Постой, постой, — просит Кузьмичев, — припиши еще: «Что касаемо до Израиля Матвеевича, друга нашего, то решил я не покидать его до последней минуты… Даст бог, война кончится, и приедем с ним в деревню…»
Взводный приписывает:
«Главное, не давай мужикам повода, чтоб не срамили меня пред народом… Береги себя, и помогай тебе бог… Снилось мне прошлой ночью, что мы в нашей речушке рубахой пескарей ловили, должно быть, к добру…»
В вагоне все спят. Солдаты лежат рядами на нарах. За спиной Шимшона громко храпит взводный, часто ворочается Кузьмичев. Впереди лежит молодой солдатик — неугомонный плясун. Он вскакивает, бормочет, вскрикивает и снова засыпает. Свеча погасла, в печке догорают угли, холодный ветер сочится из щелей. Шимшон не спит, кутается в шинель и ждет утра. Ночь тянется, гнетет мраком и тоской.
Шимшон лежит с открытыми глазами и думает. Почему они смеялись
над ним? Что бы это значило?Приходит утро. Первым вскакивает командир. Веселым окриком он будит солдат и смеется. На стоянке он трет лицо снегом, кроша белые глыбы жаркими руками. На печке вскипают бачки. Кузьмичев развязывает свой мешок, выкладывает кусок сала и подзывает взводного и Шимшона. От раскаленной печки становится жарко, и кто-то раскрывает дверь. В широкую щель зима врывается легкой и прозрачной дымкой. Из вагона видны заснеженная станция, заиндевевший колокол и неторопливо разгуливающие солдаты.
Неожиданно взводный срывается с места, бежит к двери и громко кричит:
— Господин вольноопределяющийся! Господин Ицкович!
Он выпрыгивает наружу, и они возвращаются вдвоем.
— Не откажите с нами позавтракать… У Кузьмичева сало первый сорт…
Взводный сам отрезает ему кусок хлеба и придвигает сало. Никто не верит в искренность его радушия. Этот Израиль кого угодно проведет, над кем угодно посмеется. Солдаты делают вид, что не обращают внимания, а на самом деле не сводят с них глаз.
— Далеко с нами едете? — набивая рот хлебом и салом, спрашивает взводный.
Ицкович немного смущен. Лучше бы окружающие думали, что он направляется на фронт. Командир мог бы спросить его об этом наедине.
— Прекрасное сало, — вместо ответа восхищается Ицкович, — во рту тает.
Он нисколько не сердится на взводного, ему просто хочется поговорить о чем-нибудь другом, пусть о сале, этим никого не обидишь.
— Счастливая жизнь, — вздыхает командир, исподлобья кивая Шимшону, — тебя осыпают цветами, тобой восхищаются, а ты себе махнул до фронта — и назад… Дешево и сердито… Сопровождающий маршевых рот! Сопровождающий!..
— Спасибо за угощение, — торопится Ицкович, — меня ждет командир.
— Посиди еще, чайку выпьем… земляка твоего послушаем… Расскажи нам что-нибудь, Шимшон… то бишь Сруль Липский…
В вагоне поднимается хохот и свист, сидящие на нарах в восторге стучат ногами по доскам. Они благодарны командиру за представление, за маленькую возможность потешиться.
Лицо Ицковича леденеет. Молодой солдатик ни с того ни с сего пускается вдруг в пляс. Он подпевает себе, щелкает пальцами и свирепо молотит ногами пол.
— Окопались в тылу и пакостите! — высоко взвивается голос Израиля Быка.
Львиная голова в вихрах черных волос пугает своей решимостью. Одна бровь перекашивается и почти закрывает левый глаз.
— Мальчишку в петлю затянули, а здорового паренька домой отпустили? Липский в бегах, а Шимшон за него голову клади?.. Наш брат, серая скотина, вывезет… Сволочь! На фронте я тебя, подлеца, расстрелял бы!..
Ицкович молчит. Он смотрит с упреком на Шимшона и опускает глаза.
Кузьмичев решается действовать. Он осторожно берет взводного за рукав и пытается его успокоить:
— Хватит… Обругал — и бог с ним…
В вагоне вдруг становится тихо, никто не шевельнется, даже плясун замирает на месте. Взводный мягко отводит руку Кузьмичева и язвительно смеется:
— Очки втираем, господин вольноопределяющийся! Патриотические речи по трактирам произносим! Крестиком козыряем… А крестик за триппер получили… Пороху и не нюхали… Вот он, герой! Царица Мария Федоровна раненым кресты раздавала, ну, и он из венерического отделения подоспел… Не так, скажете, было? Га? Отвечай сволочь!..