Испытание временем

— Что ты уставился на меня, неудачник? Думаешь испугать? Как тебе не стыдно! Одумайся, возьми себя в руки.

Она долго и горячо поучает его, вернее — ест его глазами и терзает языком.

Судя по тому, как сокращается между ними расстояние, можно опасаться всяких неожиданностей.

— Отец твой лентяй, бездельник, и ты не лучше его. Зачем тебе рубль, что ты с ним сделаешь?..

Он забыл приготовить ответ… Ему надо постричься, сходить в баню и… купить себе пару носков…

— Всего лишь?

— Да, да… Ничего больше, — отвечает Шимшон, готовый всеми средствами защищать свою ложь.

— Зачем же тебе рубль? Постричься, — откладывает она на пальцах, — пять копеек… Да что я говорю, по старой памяти реб Иосл пострижет тебя даром… Баня — десять копеек… Уж не думаешь ли ты сходить в «дворянскую», принять ванну, нанять банщика?

— Нет, нет, — делает он успокоительный жест.

— С меня бери пример, — с уверенностью опытного человека рекомендует старуха, — я плачу гривенник, прохожу в «общую» и «случайно» попадаю в чужую ванну… Поймали — так я ошиблась. Что с голого возьмешь?.. Дедушка твой никогда в бане не был… Сходит в микву^[15], окунется в холодной воде, и с него достаточно. А носки я тебе припасла. Прекрасные, прочные, в десять лет не сносишь…

Она вытаскивает из-под прилавка пару старых, изношенных носков, рябых от множества штопок, и сует их ему в руки, сует нехотя, как бы отделываясь от него навсегда.

— Живешь как в аду, в беготне, в хлопотах, хоть бы кто-нибудь помог… Стоит на дороге гиря, как ее перетащить? По силам это мне?

Шимшон спешит убрать гирю и кучу железа вокруг нее.

— Или на чердаке у меня два пуда свинца застряло, а покупателям приходится отказывать…

И свинец, и медь, и два мешка рубанков занимают новые места.

— Видишь, сколько хлопот, — говорит бабушка. — Ну, кажется, все. — И она жадно ищет глазами, что бы еще взвалить на него…

Он уходит от нее усталый и разбитый, с парой штопаных носков в одной руке и двумя пятаками в другой… Кажется, он до мелочи скопировал отца. Чем объяснить неудачу? Десять копеек на баню, — скупая ведьма!.. Пред глазами его маячит тесная «общая» и бабушка, осторожно выглядывающая из чужой ванны.

Проведенные в имении дни запомнились надолго. В памяти засели: кислый запах хлеба, дышащий жаром локомобиль, нагайка смотрителя и ноющее от работы тело. Надежды не сбывались. За «краснобилетниками» ушли «синебилетники», поговаривали о призыве «белобилетников», а Шимшон и Муня все еще оставались без дела. Никто их не рвал на части, не предлагал им должностей бухгалтера и главного приказчика. Товаров в городе становилось все меньше, лавки закрывались, появлялись безработные.

В это время случилось в городе странное событие: Дейчман со своим другом Рафаилом, захватив деньги богатея Красновского, бежали. Их поймали в Николаевке. У Рафаила нашли паспорт Шимшона. Вмешалась еврейская община, дело замяли, но звезда Дейчмана погасла. Он слег и тяжело заболел. Шимшон учел это и решил торопиться. Под видом поисков работы он уходил из дома в городской сад и, забравшись в кусты, усердно писал.

Что это были за произведения! Самые разнообразные: повести, рассказы, романы и пьесы. Враг многотомных сочинений, Шимшон любой сюжет укладывал в десять — пятнадцать страниц. Работа шла легко и плавно, без черновиков и помарок. Шимшон мог с полным правом сказать, что писал кровью своего сердца: трагические положения вызывали у него слезы, юмористические страницы оглашались неистовым смехом — он восторгался собственной выдумкой, открывал в себе редкие чувства, неутомимую жажду справедливости и недюжинную страсть. В романе «Пугачев», весьма напоминавшем «Капитанскую дочку», торжествовали беспристрастие и добродетель. Гринев был повешен жестокой рукою автора, а капитану крепости оставлена жизнь и возможность по-прежнему муштровать своих солдат. В рассказе «Где любовь, там и бог» исправлена была еще одна несправедливость: Лаврецкий и Лиза «соединили свои сердца». Герой Шимшона Иван Пузырь, не в пример Тарасу Бульбе, произнес наставительную речь и вернул заблудшего сына в свои объятия. В пьесе «Контролер» мошенника Хлестакова хватали и на глазах публики вешали: справедливость выше всего!..

Всякого рода пейзажи, описания времен года и природы, все, что не относилось к делу, рука автора душила в корне. Таков гений — он лаконичен и прост.

За одним из таких произведений застал его в кустах Мунька. Обиженный друг долго молчал, прикидывался равнодушным и даже пытался напевать песенку, но не выдержал и заговорил. Прежде всего он должен сознаться, что Шимшон никогда не отличался порядочностью: избегать близкого человека, не показываться на глаза в течение месяца!.. Шимшона одолевают фантазии… Что ж! Никто без причин с ума не сходит! Но к чему было скрывать?

— Напрасно ты кипятишься, — следовал ровный, вразумительный ответ. — Я решил стать писателем и стану им во что бы то ни стало…

— Подумаешь, важность — писатель, — иронизировал Муня, видимо считавший литературу последним делом. — Не собираешься ли ты сделаться Тургеневым, Лермонтовым, Гоголем?.

— А почему бы и нет?

— Ну? — усомнился Мунька.

— Посмотришь, — заверил его Шимшон, мысленно сталкивая классиков с пьедестала и расчищая место для себя.

Они молча оставили сад и зашагали рядом, без слов, как чужие.

— На заводе Израиля Гомберга набирают чернорабочих. Шестьдесят копеек в день…

Тоже новость! Муньке, очевидно, говорить не о чем!

— Не хочешь ли ты стать маклером?

— Шестьдесят копеек — хорошие деньги, надо соглашаться, пока не поздно…

Шимшон прижал к сердцу рукопись своего романа и отрицательно покачал головой.

— В своем городе заниматься черной работой? Носить грязный, замасленный костюм, ходить по улицам с лицом, измазанным сажей, как у трубочиста? Чтобы прохожие тыкали в меня пальцами? Никогда!

Чваниться нечего, Муня докажет ему свою правоту:

— Труд, Шимшон, не позор, честное слово… Все порядочные люди вышли из рабочих.

Это не новость: великий Эдисон — изобретатель граммофона — был простым рабочим. В Америке все дозволено… Здесь совсем иное дело.

— Не уговаривай меня, Муня, ты бросаешь слова на ветер.

— Быть теперь рабочим — одно удовольствие. Сотни и тысячи рублей платят, только бы приняли на работу.. Посмотри, какая горячка пошла на заводах. У Гомберга работают одни коммерсанты, коммивояжеры и бухгалтеры. Все известные люди стоят теперь у верстака…

Шимшон прищурил один глаз и недоверчиво покачал головой. Муня считает его дурачком, круглым идиотом.

— Не скажешь ли ты мне, откуда взялась эта мода? Я что-то о ней не слыхал.

Муня сделал вид, что не заметил иронии.

— Заводы дают отсрочку от военной службы. Все резники и сыновья раввина работают на оборону…

Допустим! Но у него еще одна причина не торопиться с ответом. Слово еще за Дейчманом.

— Я подумаю, — прощаясь, сказал Шимшон. — Завтра дам тебе ответ.

Он ждет, пока Муня свернет за угол, и стучится к Дейчману.

Поэт, бледный, с глубоко запавшими глазами, сидит за письменным столом и вытирает вспотевший лоб. Он кивает гостю головой и придвигает ему стул.

— Садись. Как живешь? Нашел службу или все еще ищешь?

«Какой он прозрачный», — думает Шимшон и невольно закрывает глаза.

Он рассказывает о своих неудачах, о бездушных хозяевах, бессердечных людях и только об одном умалчивает: о жестокой своей мечте, о том, что он ждет, когда придут к нему и скажут: «Умер поэт, ступай, замени его…»