Испытание. По зову сердца

— Небось скучала в госпитале без нас? — уселся против Веры за стол Костя. Спросил и вдруг сам покраснел, почувствовав в своих словах некоторую двусмысленность. — То есть по полку, — поправился он.

— Скучала... — ответила Вера, по-прежнему водя рукой по скатерти. — Больше всех по тебе... — Это вырвалось у нее неожиданно, и она тут же решила поправиться:

— Переживала за тогдашний прилет ко мне.

Костя схватил ее руки.

— Скучала?.. Не может быть! — воскликнул он. — Не может быть!..

— Почему же? — Вера подняла на него свои большие карие глаза.

— Потому что я шальной какой-то. Все мне это говорят.

— Тогда, в лесу, я узнала, какой ты!.. Ты, Костя, не шальной, ты...

Ее рукам стало больно, так сильно Костя сжал их, и Вера с трудом их высвободила.

— Вера!.. Вера!.. — повторял Костя, потому что других слов у него не находилось.

— Ты бесстрашный, самоотверженный... Ты настоящий товарищ... В госпитале я много думала о тебе и волновалась за тебя... — Вера почувствовала, что краснеет, поднялась с места и стала к окну спиной к Косте.

Костя подошел к ней, снова взял ее руку, склонил голову и прижался горячей щекой к ее пальцам. Вера протянула к нему другую руку и погладила его вихрастые черные волосы.

Костя вздрогнул. Пристально посмотрел на Веру. Но в его темных цыганских глазах на этот раз не было обычного озорства, а какая-то грусть и даже беспокойство.

— Что с тобой? — спросила Вера.

Костя ответил не сразу.

— Теперь мне будет очень тяжело уехать отсюда... — сказал он и тихо прикоснулся губами к ее руке.

— Ты уезжаешь? — спросила Вера и почувствовала, как у нее защемило сердце. — Зачем?

— Я еду в Качу учиться на летчика-истребителя.

— Когда?

— Завтра утром... Может быть, мой самолет передадут тебе...

— Нет, Костя, не передадут, — сказала Вера, и глаза ее наполнились слезами. — Я уже отлеталась...

— Кто сказал?

— Врачи... Такие ранения без последствий не проходят.

Костя нежно взял ее за плечи.

— Врачи часто ошибаются. Ты поправишься и снова полетишь... Я в это верю...

— Мне приговор уже вынесен, — сказала Вера и вытерла глаза. — К летной службе не годна...

— Мало ли что бывает!.. Ты же не механизм, а человек! А у человека раны заживают, и все со временем восстанавливается. Ты будешь летать! Вот увидишь!

Вера отрицательно покачала головой. Костя молча гладил ее холодные тонкие пальцы. Потом отпустил их, взял с окна оставленную кем-то деревянную ложку и сжал ее в руках.

— А знаешь, Вера?.. — сказал он. — Я ведь думал, что все будет по-другому... Я знал, что тебе не нравлюсь... Мне даже казалось — ты меня ненавидишь... Может быть, сейчас ты просто ошибаешься. Забыла, какой я...

— Что ты, Костя, как тебе не стыдно! — воскликнула Вера.

Но Косте во что бы то ни стало нужно было высказать все, что лежало у него на душе.

— Я помню все твои упреки, твои наставления, твои уничтожающие взгляды... Многое тогда я делал тебе назло... Считал тебя маменькиной дочкой... Но когда тебя ранили, что-то во мне перевернулось. Я готов был на все, лишь бы спасти тебя, я почувствовал, что не переживу, если ты погибнешь!.. И понимаешь, когда ты была в госпитале, я стал ломать себя... старался быть более выдержанным, спокойным, надеялся, может быть, тогда ты станешь ко мне лучше относиться... — Деревянная ложка в руках Кости вдруг хрустнула, черенок выпал из рук и покатился по полу. «Вот так и мы разлетимся в разные стороны, сломается то, что началось...» Костя схватил черенок и старался приладить его на прежнее место.

— Говори, Костя, говори, — дотронулась Вера до его плеча.

— Что, дорогая?.. — тихо спросил он. Но говорить ему уже не хотелось. Он был весь во власти чувства, которое охватило его. Оно захлестывало Костю, и он мучительно сдерживал себя, чтобы не испугать Веру.

Спускались сумерки. В избе потемнело. От глухой канонады звенели скрепленные проволочками стекла. В небе протарахтели У-2.

— Мне уже пора, — вздохнул Костя.

— Приходи, как освободишься. Девчата соберутся, отпразднуем мой приезд.

Костя стал медленно натягивать на себя кожанку.

— Костя, ты не рассердишься, если я спрошу тебя, — робко начала Вера. — Это не любопытство, я просто не могла понять... почему тогда, еще в октябре, тебя не отправили в летную школу? — Костя посмотрел на нее, и глаза его чуть прищурились. — Если неприятно, то не говори, не надо...

— Тяжело об этом вспоминать. А говорить еще хуже, — сказал Костя хмурясь. — Но скрывать от тебя не хочу. — Он туго затянул свой пояс. — Пятно на мне есть, Вера... Несмываемое, темное пятно... Мой отец репрессирован... Понимаешь, что это значит?.. Я об этом честно написал в анкете. Когда решался вопрос о моем зачислении в летную школу, посмотрели в анкету — и не допустили... Если бы не Кулешов да не вот это, — Костя прикоснулся пальцами к ордену, — не видать бы мне летной школы...

— Костенька, — сказала Вера, — я хочу сказать тебе... Это для меня никакого значения не имеет... Никаких темных пятен я на тебе не вижу!..

Костя крепко прижал Веру к себе и, не сказав больше ни слова, выбежал из избы.

Вера подошла к окну. В темноте она не увидела Костю.

«Что со мной? — тревожно подумала она. — Неужели это любовь?»

На крыльце, а потом в сенях прогромыхали сапоги, дверь распахнулась, и на пороге появилась Тамара.

— Верушка! Душа моя!.. — Она схватила Веру в охапку и закружила ее по комнате.

Отпустив Веру, швырнула шинель и шлем на кровать, зажгла керосиновую лампу.

— Ну, рассказывай! — усадила она подругу на скамейку около печи.

Вера рассказала о госпитале, о том, что получила от отца письмо...

— Завтра хочу попросить Кулешова подбросить меня попутным самолетом к отцу... Вот будет радость, Тамарка!..

Вскоре явились Нюра и Гаша. После шумных приветствий, объятий и поцелуев Вере пришлось начинать свой рассказ сначала. И уже только тогда девушки выложили ей все новости и происшествия, которые случились в ее отсутствие.

Щебетанию и рассказам девушек, вероятно, не было бы конца, если бы под окном не послышался веселый гомон мужских голосов.

Нюра удивленно приподняла брови:

— Что это они в наш девичий край забрели?

— Наверно, Верушку приветствовать идут, — улыбнулась Тамара.

Летчики явились во главе с комиссаром Рыжовым. Среди них был и Костя. Переступив порог, Рыжов приложил руку к шлему:

— Веру Железнову поздравляем с выздоровлением!

Так же откозырял у порога и дружок Кости — Владлен Брынзов.