Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Исторический роман подготовил классику, а затем, разобрав ее на отдельные составляющие, адаптировал для массового употребления, став одновременно и образовательным курсом, иллюстрацией к учебнику, научному исследованию (исторические романисты черпают готовые сюжеты из сочинений С. Соловьёва и Ключевского, сменивших Карамзина), и обязательным развлечением, и, наконец, входом в новую культурную эпоху. Исторический роман выполнил и важную «санитарную» функцию, впитывая, перерабатывая устаревшие, отжившие формы, при этом олитературивая историю и журналистику, адаптируя их для домашнего, «комнатного», индивидуального потребления. Может быть, за счет своей универсальности данный жанр обречен умирать и возвращаться каждый раз на сломе времен.

К.Н. Цимбаев Реконструкция прошлого и конструирование будущего в России XIX века: опыт использования исторических юбилеев в политических целях

Во все времена правители охотно следовали принципу, афористично сформулированному Ж.-Ж. Руссо в «Общественном договоре»: показывать народу вещи иногда «такими, какие они есть», но чаще – «такими, какими они должны ему представляться». Однако в определенные периоды истории стремление увлечь массы той или иной идеей овладевает умами политиков с особой силой: это случается тогда, когда при помощи идеологической мобилизации власть пытается найти пути решения актуальных политических, социальных или национальных проблем.

Одним из важных средств воздействия на сознание общества, пропаганды исторической легитимности верховной власти в России рубежа веков стали исторические юбилеи, – причем юбилеи, организуемые и целиком «режиссируемые» государством. Они получают особую функциональную нагрузку, оказываясь наиболее удобным инструментом насаждения необходимой идеологии и распространения тех или иных идей в широких массах.

Именно юбилеи, в отличие от обычных ежегодных праздников и других общественных актов, позволяли сформировать новые представления об историческом прошлом и перспективах развития в будущем. Их организаторы, опираясь на великие достижения и славные даты прошлого, стремились демонстрировать – особенно с начала ХХ века – картины идеализированного общественного устройства, казалось бы, не нуждающегося ни в каких переменах. В отличие от традиционных народных праздников, так же как и придворных, новых буржуазных, этнических или религиозных, торжеств, эти широко отмечаемые юбилеи захватывали политическую, общественную, идейную сферы жизни, причем на уровне крупных социальных слоев, сословий, профессиональных, политических, религиозных групп. Затронуты были правящая элита страны, политические партии и течения, армия, все религиозные конфессии империи, периодическая печать, сфера образования, культуры, науки. Именно с помощью юбилейных празднеств их устроители с полным основанием рассчитывали охватить наибольшую аудиторию.

Юбилеи великих событий прошлого порой праздновались в России задолго до рубежа XIX–XX веков, пусть это и не превратилось в устоявшуюся политическую традицию. Точно так же, хотя реже, с меньшим размахом и меньшим идейно-политическим подтекстом, чем в более поздний период, отмечались круглые даты различных событий, прежде всего основания городов, известных гвардейских полков и отдельных значительных учреждений, великих сражений и войн, некоторых крупных событий политической жизни России. До 1899 года – столетнего юбилея Пушкина – рубежной даты, условного начала периода «юбилеемании» [1405] , можно выделить около двух дюжин юбилеев, получивших достаточно заметный общественный резонанс. Мы остановимся именно на долгой предыстории будущей «юбилейной лихорадки», чтобы показать, как долго и не всегда «однолинейно» эта традиция складывалась и оформлялась на протяжении XIX столетия, какие политические и общественные круги были с нею связаны (или, напротив, из нее исключены).

1405

О «юбилеемании» ср. также: Цимбаев К.Н.Феномен юбилеемании в российской общественной жизни конца XIX – начала ХХ вв. // Вопросы истории. 2005. № 11. С. 98–108; Tsimbaev K. «Jubil"aumsfeber»: Kriegserfahrung in den Erinnerungsfeiern in Russland vom Ende des 19. bis Anfang des 20. Jahrhunderts // Gr"undungsmythen. Genealogien. Memorialzeichen. Beitr"age zur institutionellen Konstruktion von Kontinuit"at / G. Melville, K.-S. Rehberg (Hg.). K"oln; Weimar; Wien, 2004. S. 75–107.

В качестве яркого и характерного примера, вдвойне интересного благодаря своему аналогу – «продолжению» век спустя, можно назвать столетие основания Санкт-Петербурга, торжественно отмечавшееся в 1803 году [1406] . Празднование векового юбилея столицы являлось, кроме того, первым подобным событием в длинной череде юбилеев новой российской истории и знаменовало собой наступление XIX века не только в политике и общественной жизни, но и в праздничной культуре. Поэтому мы расскажем об этом «пионерном» мероприятии наиболее подробно.

1406

Еще более интересен этот юбилей уже состоявшимся «дальнейшим продолжением» – юбилеем 2003 года. Несмотря на кардинально менявшиеся общественно-политические условия, все три юбилея (включая торжества 1903 года) демонстрируют удивительную схожесть в процессе их подготовки: это и образование организационных комитетов под руководством или покровительством высших сановников, многочисленных подготовительных комиссий; это и похожие схемы расходования казенных средств и масштабы их выделения из бюджета; это и фактическое недопущение общественности к процессу подготовки и сколько-нибудь широкому обсуждению возможных вариантов мероприятий. Схожим оказывается даже сценарий самого мероприятия – сравнительный анализ церемоний показывает их практическую идентичность: церковные, военные, водные процессии, салюты, иллюминации, украшение парадных фасадов городских зданий и т. д. Минимальным изменениям за прошедшие двести лет подвергся и юбилейный язык – поразительно близкими оказываются материалы юбилейных комитетов, включая названия комиссий и подкомиссий, система делопроизводства, речевые обороты письменной документации, тексты юбилейных воззваний и торжественных речей, вплоть до официальных послепраздничных отчетов. И главное: во всех трех случаях юбилей не столько отмечается самими горожанами, сколько «декретируется сверху» государственными инстанциями.

Столетие города отмечалось 16 мая 1803 года, в тот же самый день, когда Петром I была заложена крепость Санкт-Петербург [1407] . Согласно официальной трактовке потомков, сто лет спустя инициатором юбилея выступил сам император Александр I [1408] . О предстоящем праздновании было заранее объявлено по городу – специальные афишки были напечатаны и разосланы по всем одиннадцати частям столицы. В качестве «предвестника» грядущего праздника рядом с памятником Петру I на линейном корабле на Неве был выставлен голландский ботик – один из кораблей, претендующих на звание «дедушки русского флота» [1409] . По принятой в 1803 году версии, ботик «Орёл» был построен по приказу царя Алексея Михайловича в 1668 году в Москве и вдохновил юного Петра на создание собственного флота. В 1723 году ботик был торжественно переведен в Петербург и встречен уже состоявшейся флотилией русских кораблей из 22 судов, причем его приветствовал, в числе прочих, и сам император.

1407

Столетие Петербурга описывается, в основном, по следующим источникам: Половцов А.В. Празднование столетнего юбилея Санкт-Петербурга 16 мая 1803 года (цит. по: Сеселкина Л.И сто, и двести лет назад… О чем рассказывают архивные документы // Муниципальный вестник (Санкт-Петербург). 2003. № 12. С. 10–11; Памятник столетию Санкт-Петербурга, или Описание торжества и церемонии, совершившихся в сей Российско-Императорской столице, по случаю благополучно окончившегося первого столетия от заложения сей резиденции, с присовокуплением о прежнем и нынешнем состоянии жителей, церквей, дворцов и коммерции (цит. по: Срезневский В.Празднование столетия Петербурга // Русская старина. 1903. Т. 114. № 5. С. 363–378).

1408

Этот факт особо подчеркивался в исторической справке А.В. Половцова, составленной по поручению Петербургской городской думы. Анатолий Викторович Половцов (1841–1905), возглавлявший Общий архив министерства императорского двора, известный архивист, историк, писатель, журналист, член Императорского русского археологического общества, Императорского Петербургского археологического института и Императорского общества поощрения художеств, заметный деятель многих ученых архивных комиссий, использовал в работе по ее составлению камер-фурьерские журналы, в которых с 1734 года велись поденные записи о царствующих особах и событиях при дворе, а также архивные дела Гофинтендантской конторы, ведавшей сооружением и содержанием дворцовых зданий. Записка Половцова была высоко оценена уже в его время (ее же использовали при составлении церемониала 200-летнего юбилея Петербурга в 1903 году) и сохранила свою историческую значимость в наши дни (в частности, она изучалась в дни празднования 300-летия города); однако насколько в данном случае историк ориентировался на документ, а не на требования политического момента – подлежит дальнейшему изучению.

1409

В настоящее время в различных городах в музеях и иных памятных местах имеется по крайней мере несколько ботиков Петра, каждый из которых притязает на звание «дедушки русского флота», причем более чем один ведет свою историю от первых плаваний юного Петра по реке Серебрянке и прудам в селе Измайлово. Очевидно, в 1803 году аутентичность ботика была наиболее достоверной. «Ботик Петра» также стал одной из постоянных составляющих более поздних юбилеев; однако прояснение вопроса о том, насколько достоверны происхождение каждого подобного участника очередного торжества от искомого спутника Петра I, а также возможная неединственность изначального ботика и его дальнейшие приключения, – остается дезидератом историографии.

Другой объект более ранней истории, использовавшийся и в 1803 году, – балкон здания Сената, на котором Екатерина II присутствовала 7 августа 1782 года при открытии памятника Петру I и который в ходе юбилея был специально оборудован для высочайшей фамилии и украшен алым бархатным покрывалом с золотой бахромой.

Главным действием юбилейного торжества являлась церковная служба. Для ее проведения была назначена [1410] церковь святого Исаакия [1411] . Неразрывность церковной и военной составляющих праздника символизировала вовлеченность военных в религиозный церемониал. Церковь была окружена кадетами морского и инженерного корпусов, кадеты 1-го корпуса стояли вдоль набережной между центральными мостами, Невским и Исаакиевским. Три полка лейб-гвардии были построены в три шеренги по всему пути следования основного праздничного шествия от Дворцовой до Исаакиевской площади. Главная процессия первой половины дня состояла из пятнадцати золоченых карет, влекомых сотней лошадей, в которых следовала в церковь императорская фамилия в сопровождении камергеров, статс-дам и фрейлин. Другую процессию составляли сенаторы, шедшие из здания Сената вместе с военным и статским генералитетом и министрами многих европейских государств.

1410

Невозможно останавливаться на каждой аналогии и каждом случае тождественности российской юбилейной культуры XIX, XX и XXI веков. Во многом они объясняются, разумеется, использованием общепринятых в европейской культуре Нового и Новейшего времени символов праздничности и эксплуатацией соответствующих обрядов, а также обращением в торжественных случаях к определенным сферам общественной жизни. Военные парады, религиозные церемонии и церковные службы, процессии – также военные, церковные, однако и гражданские, нередко с участием молодого поколения, зачастую символически объединяющие все общество по тем или иным категориям – сословным, профессиональным и т. д., музыка, иллюминации – все это общие черты большинства праздников во многих странах в современную эпоху. Однако как минимум одну характерную особенность праздничной, в том числе юбилейной, культуры России на протяжении уже более чем двухвековой ее истории здесь необходимо особо отметить. В первые либеральные годы правления Александра I, когда в политике шел поиск путей кардинальных реформ, а общественная жизнь была проникнута стремлением забыть жестко регламентированное время Павла I; в последние годы царствования Николая II, прошедшие под знаком попыток сохранить существующий общественный порядок и противостоять дальнейшим политическим реформам; в самые различные периоды советской истории; в постсоветской демократической России – постоянно главной характерной особенностью российской праздничной и юбилейной культуры является ее предписанность и расписанность сверху. Уже в 1803 году центральное место юбилея было именно «назначено». И пусть в то время выбор церкви св. Исаакия в качестве места основного торжества являлся наиболее логичным, позволявшим сделать его сакральным центром, территориально объединявшим основные символы императорской власти (Зимний дворец), российской истории (памятник Петру I), общественных учреждений (точнее – вовлеченности дворянского сословия в управление государством – Сенат), армии и флота (Адмиралтейство и Главный штаб), причем без разделенности рукавами Невы или пространственной удаленностью. Тем не менее, тот факт, что ни Петропавловская крепость, ни Смольный собор (строительство Казанского собора еще продолжалось, и он не был освящен) даже не рассматривались, а «места памяти» директивно устанавливались, наглядно характеризует начало российской юбилейной традиции, которая продолжается по сей день.

1411

В 1803 году это была уже третья церковь св. Исаакия на этом месте – каменная, но еще не достигшая размаха и величия будущего собора; тем не менее, и тогда – крупнейшая церковь столицы.

На главной церковной службе юбилея – торжественной литургии в Исаакиевской церкви – присутствовали помимо царской семьи и высших сановников только приглашенные зрители: знатное дворянство, духовенство и купечество. Специальный отряд сухопутного Шляхетского Кадетского корпуса сдерживал в парадных церковных дверях натиск прочих не допущенных желающих. К девяти часам утра в церкви должны были собраться члены Святейшего синода, персоны первых четырех классов, иностранные министры и именитое купечество. К одиннадцати часам из Эрмитажа прибыли с музыкой и барабанным боем высочайшие особы и придворный штат. Служба протекала параллельно с военными церемониями: перед окончанием молебна, при возглашении многолетия были произведены многократные выстрелы из крепостных и корабельных орудий, а также ружейные и пистолетные залпы, которые, по отзыву очевидцев, были слышны по всей Ингерманландии.

После окончания службы состоялся военный парад. Императорская фамилия и генералитет лицезрели его с сенатского балкона. Для прочих почетных зрителей, в том числе и дам, были построены отдельные трибуны на валу Адмиралтейства, с видом на площадь, памятник Петру I и Сенат. Этими зрителями были те же персоны и иностранные министры, что присутствовали на церковной службе, приглашенные особыми повестками занять заранее назначенные места. Простой народ также имел возможность наблюдать за праздником – окрестные улицы, площади и мосты были заполонены как горожанами среднего достатка, так и «чернью» [1412] .

1412

Одна из немногих отличительных черт юбилея 1803 года. В дальнейшем присутствие простого народа на официальных юбилейных церемониях становится все менее и менее заметным. От века к веку уменьшается число участников торжественных мероприятий и даже зрителей, не имеющих особых пригласительных билетов; перманентно ограничивается возможность свободного доступа куда бы то ни было, равно как и количество мероприятий «для всех».

Принимал парад сам император. Александр, проехав мимо выстроившихся полков, остановился возле памятника своему великому предку, отсалютовал ему шпагой и оставался возле него, принимая почести от проходивших войск. В это же время вокруг памятника Петру I ездил на лошади седовласый старец, лично знавший первого российского императора [1413] . Военный парад, включавший в себя и пеший, и конный строй, продолжался 80 минут. Во главе его ехали Константин Павлович, герцог Ольденбургский и высший генералитет. За ними следовали наиболее известные лейб-гвардейские полки – Преображенский и Семёновский; далее, по неписаному ранжиру, Измайловский и Гренадерский, а затем Павловский, Литовский и Тенгинский полки. После пеших полков ехали самые почетные кавалерийские полки – Кавалергардский и Лейб-конный, и замыкали процессию лейб-гусары и лейб-казаки. Парад официально был дан не в честь города, а в «почесть покойного императора Петра Великого», именно поэтому войска проходили мимо его памятника, с музыкой, барабанным боем, преклоняя перед ним знамена и штандарты.

1413

Из-за отсутствия соответствующих архивных материалов невозможно доподлинно судить об истинности возраста и личного знакомства с Петром Великим «украшенного сединами старца». Однако судя по его способности к продолжительной езде на лошади и по укоренившейся с тех пор традиции российских юбилеев, согласно которой организаторы торжеств стремились «найти» участников или очевидцев празднуемых событий, в том числе и столетней давности (ср., например, факт участия «ветеранов и очевидцев» Отечественной войны 1812 года «в возрасте 110–120 лет» в церемонии празднования 100-летнего юбилея Бородинской битвы в 1912 году, «аутентичность» этого ветерана представляется довольно сомнительной. См.: Цимбаев К.Н. Трехсотлетие дома Романовых. Юбилей 1913 года как художественное действо (Пролог) // Историк и художник. 2005. № 1. С. 181–195.

По завершении парада на так называемой градской башне высотой свыше 40 метров был зажжен огромный факел, свет которого вкупе с иллюминацией вокруг памятника Петру I позволил продолжать празднество и в ночное время. Ботик Петра I, по возрасту превосходивший самого виновника торжества и стоявший на недавно построенном стопушечном корабле, также был богато украшен и иллюминирован. На его фоне был дан и военно-морской парад: многочисленные корабли и шлюпки совершали продолжительные маневры по Неве в виду городского центра.