Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом
Шрифт:
Первый существенный юбилей нового царствования, 25-летие Отечественной войны 1812 года, был отмечен в 1837–1839 годах: так возникала новая традиция – растянутое во времени празднование одного юбилея. В 1837 году праздничные мероприятия проходили в основном в Петербурге и на Бородинском поле [1420] . Еще в 1835 году последовало высочайшее повеление «воздвигнуть монументы на главнейших полях сражения вечно достопамятного 1812 года», самым главным из которых было названо Бородинское ратное поле. В августе 1836 года Генеральным штабом и лично императором были определены места будущих памятников. Юбилейное торжество на Бородинском поле состоялось 9 мая 1837 года. В этот день на Курганной батарее (батарее Раевского) был заложен будущий главный Бородинский монумент. В саму 25-летнюю годовщину Бородинской битвы (26 августа) в Петербурге были торжественно заложены Нарвские триумфальные ворота в память Отечественной войны 1812 года, а император Николай I откупил в этот день у частных владельцев за 150 тысяч рублей село Бородино и его земли, включавшие в себя большую часть Бородинского поля вместе с батареей Раевского и подарил сыну, будущему императору Александру II. Еще раньше цесаревич Александр заложил первый камень в фундамент Бородинского монумента. Неподалеку от монумента соорудили жилище для солдат-ветеранов. Им вменялось в обязанность ухаживать за памятником и могилами похороненных на поле, встречать посетителей и отвечать на их вопросы. Так в Бородине появился военный музей, существующий по сей день.
1420
О юбилеях Отечественной войны 1812 года ср. также: Гаврилова Н.А. 1812 год: Влияние государственной идеологии на восприятие и изучение войны // Новый исторический вестник. 2004. № 2 (11). С. 74–92.
В Москве также имело место действо, непосредственно
1421
Реставрационные и строительные работы в Измайлове велись с 1839 по 1849 год. Освящение собора и корпусов состоялось в присутствии императора 12 апреля 1849 года. Открылась Измайловская Николаевская военная богадельня 19 марта 1850 года. Характерен и для неизменной российской действительности, и для организации отдельных юбилейных мероприятий связанный с ней исторический анекдот, являющийся, однако, вполне достоверным фактом. Николай I, осматривая свежевозведенные корпуса богадельни, заметил, что ветеранам войны, многие из которых действительно были инвалидами в современном понимании этого слова, несподручно ежедневно по нескольку раз подниматься и спускаться по довольно крутой и высокой лестнице, ведущей в жилые помещения, в том числе и на 4-й этаж, в то время как обеденные корпуса и, естественно, собор находились за пределами корпусов. Император повелел сделать для обитателей лифт. Были проведены подготовительные работы, в лестничной шахте сооружена блочная система, перекинута веревка – но не более того… Сотрудники и посетители Отдела письменных источников Государственного исторического музея, располагающегося сегодня в этих стенах, поднимаясь пешком по лестнице в читальный зал архива, могут и сейчас лицезреть свисающую с потолка веревку.
1839 год, по прихоти организаторов соединивший в себе два разных юбилея, стал главным годом празднования 25-летия побед над Наполеоном [1422] . Основное торжество проходило на Бородинском поле. 26 августа состоялись божественная литургия и крестный ход, а также торжественное открытие и освящение заложенного два года назад памятника. В открытии монумента принимала участие вся царская семья, министры, генералитет, 400 человек духовенства и 120 тысяч солдат, иностранные гости, а также более двухсот участников самой Бородинской битвы. Среди особ, стоявших на самом почетном месте у подножия монумента, находилась и вдова генерала Тучкова-четвертого, основательница и будущая настоятельница Спасо-Бородинского монастыря.
1422
Подробнее о том, почему юбилей кампании 1812 года при Николае I широко отмечался фактически не в 1837 году, а на фундаменте 25-летней годовщины вступления союзных войск в Париж в 1814 году, а также о выборе дня празднования (в 1839 году за основу была взята юбилейная дата 1837 года), см.: Кухарук А. Некруглая дата. Открытие памятника на Бородинском поле в 1839 году // Родина. 2002. № 8. С. 134–136.
К открытию бородинского памятника были приурочены маневры, проходившие на поле 29 августа и повторявшие знаменитое сражение; в них приняли участие свыше 130 тысяч солдат. Бородинская битва была в точности воспроизведена. Войска были расставлены на тех же местах; по воспоминаниям очевидцев даже погода стояла, как и тогда, холодная. Сражение, начатое атакой селения Бородино, с полной точностью воспроизвело все фазы того памятного дня. По всей линии поддерживался сильный огонь, напоминавший убийственный огонь битвы 1812 года. Единственное отличие «сражения» 1839 года состояло в том, что император, с драгунским корпусом повторявший передвижения кавалерии Уварова на правом фланге, повел его настолько решительно, что зашел в тыл неприятельской армии – движение, которое, будь оно исполнено тогда, быть может, и привело бы к иному историческому результату [1423] . Разумеется, для Николая I, не участвовавшего до того ни в одной войне, было важно одержать символическую победу над воображаемым врагом. Такая победа, как и весь юбилей длиною в два года, хорошо вписывалась в целый ряд мероприятий этого периода. История войны начала мифологизироваться; сложилось так называемое национально-патриотическое направление в изучении событий 1812 года, «и отношение к этой войне в духе национализма и специфического патриотизма сделалось традиционным» [1424] . Организованные государством празднования юбилея Отечественной войны и наполеоновских войн полностью лежали в русле общей политики верховной власти по формированию новой идеологии и стали одним из многих официальных политических и идеологических шагов, которые должны были эту систему идей закрепить [1425] .
1423
Записка Витебского, Могилёвского и Смоленского генерал-губернатора князя Голицына // Русская старина. 1891. Т. 69. Вып. 1. С. 108–109.
1424
Алексеев В.П. Отечественная война в русской исторической литературе // Отечественная война и русское общество: 1812–1912: Юбилейное издание: в 7 т. Т. VII. СПб., 1912. С. 300.
1425
О нагнетании официального культа Отечественной войны 1812 года, а также о его апогее – «бородинской годовщине» 1839 года – см. также: Тартаковский А.Г. 1812 год и русская мемуаристика. М., 1980.
Этой же цели должны были служить и печатные издания, приуроченные к памятной дате. Именно 25-летие Отечественной войны положило начало традиции публикации юбилейных изданий, в том числе и тех, что должны создавать ту или иную картину юбилейного события в зависимости от вкуса, политических или исторических воззрений автора или заказчика. Так, А.И. Михайловский-Данилевский составил по высочайшему повелению «Описание Отечественной войны в 1812 году». Рескрипт Николая I о необходимости подобного труда датирован 24 февраля 1836 года. А уже 29 января 1838 года Михайловский-Данилевский представил готовую рукопись. Это сочинение было весьма критически встречено многими современниками, настроенными менее проправительственно; так же воспринималось оно и либеральной частью потомков, в частности, во время празднования 100-летия Отечественной войны. В то же время выходили не только апологетические идеологизированные сочинения, но и труды, вызванные к жизни интересом общественности к очередной круглой дате и, в свою очередь, подогревающие этот интерес. Так, в 1839 году были изданы известные «Очерки Бородинского сражения» Ф.Н. Глинки. Завершением торжеств «вечной памяти двенадцатого года» стала закладка в том же 1839 году храма Христа Спасителя в Москве, в 25-ю годовщину взятия русскими войсками Парижа.
Следующий крупный юбилей праздновался десять лет спустя. Осенью 1847 года отмечалось 700-летие Москвы. Юбилей протекал не под эгидой властей. Напротив, Николай I не одобрял подобной затеи и лишь под давлением общественности разрешил устроить его, причем государство в его организации не участвовало. Тем самым московское празднование явилось редким и на долгие годы единственным крупным российским юбилеем, который был задуман, организован и проведен общественными силами, без влияния и руководства правительства и официальных инстанций. Сама идея празднования возникла в среде славянофилов, первым ее в 1846 году сформулировал К.С. Аксаков в статье «Семисотлетие Москвы». Старая Москва, ставшая символом славянофилов и идеалом общественной нравственности, противопоставлялась Петербургу. И хотя Николай I, побывав в Москве летом 1846 года, дал свое формальное согласие на празднование юбилея, центральная власть фактически сознательно сорвала московские торжества. 31 декабря 1846 года появилось официальное распоряжение отпраздновать юбилей 1 января 1847 года, т. е. уже на следующий день. Тем самым не оставалось времени на подготовку и организацию праздника, но перенести дату было невозможно, поскольку она была назначена высочайшим повелением. В итоге из всех планировавшихся мероприятий – с церковными и учеными торжествами, балами у генерал-губернатора и в Благородном собрании, иллюминацией и т. д. – состоялось лишь одно торжественное молебствие и иллюминация [1426] . Участие властей в праздновании свелось к подготовке вечерней иллюминации [1427] . На кремлевской стене и по всему городу были расставлены горящие сальные плошки. Они должны были составлять юбилейные вензели, узоры и соответствующие надписи; однако
прочесть их зачастую было весьма трудно, так как многие плошки не зажглись или, зажегшись, погасли: в отличие от столетнего юбилея Петербурга, когда за подрядчиками следил едва ли не сам император, в Москве качество соответствующих поставок оказалось вполне обычным.1426
О подготовке, проведении и значении юбилея 700-летия Москвы см., например: Глинка Ф.Н.Семисотлетие Москвы // Журнал министерства народного просвещения. 1847. Ч. 53. № 1. С. 7–11; Хавский П.В.700-летие Москвы, 1147–1847, или Указатель источников ее топографии и истории за семь веков. М., 1847; Забелин И.Е. По поводу семисотлетия Москвы в 1847 г. // Забелин И.Е. Опыты изучения русских древностей и истории: Исследования, описания и критические статьи [в 2 ч.]. Ч. 2. М., 1873. C. 254–257; Погодин М.П. Семисотлетие Москвы // Москвитянин. 1846. № 1. С. 287–289; ср. также: Дмитриев С.С.Русская общественность и семисотлетие Москвы // Исторические записки. Т. 36. М., 1951. С. 219–251; Цимбаев Н.И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. М., 1986.
1427
Другой пример участия властей в юбилее: по личному повелению императора в том же году, несмотря на слабые попытки общественности противостоять намеченному, была снесена старейшая московская церковь Рождества Иоанна Предтечи, стоявшая в Кремле с XII века.
Несмотря на общественный характер юбилея, обычной оказалась и степень информированности и участия в нем простого народа. Большинство горожан ничего не знало об идущих юбилейных мероприятиях и лишь гадало, что же, собственно, происходит. Для большинства даже живущих в центре Москвы реальной возможности участвовать в празднике практически не было.
Шагом в сторону большей официальности и огосударствления юбилейных кампаний стало 100-летие Московского университета [1428] . Юбилей планировался государственными инстанциями и был призван утвердить правительственную точку зрения на университеты как опору самодержавия. Кроме того, торжества проходили в разгар Крымской войны и тем более должны были носить патриотический характер.
1428
Об университетском юбилее 1855 года см., например: Историческая записка, речи, стихи и Отчет Императорского Московского университета, читанные в торжественном собрании 12 января 1855 года по случаю столетнего его юбилея. М., 1855; ср. также: Алексеева Е.Д.С.П. Шевырёв и столетний юбилей Московского университета // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 2004. № 2. С. 106–121.
Высочайшее соизволение провести торжества последовало в 1849 году, а 8 марта 1851 года Николай I одобрил юбилейную программу, представленную министром народного просвещения князем П.А. Ширинским-Шихматовым. Она включала в себя подготовку к печати ряда юбилейных изданий, торжественный молебен в университетской домовой церкви, торжественный акт Московского университета и торжественный банкет. Для ее реализации Совет университета учредил Особенный комитет под председательством ректора А.А. Альфонского в составе С.М. Соловьёва, С.П. Шевырёва, Т.Н. Грановского и других известных профессоров. К юбилею была составлена «История» и «Биографический словарь» Московского университета [1429] , изданы сборник статей профессоров «В воспоминание 12 января 1855 года» [1430] и ряд других материалов. Высочайше одобренная программа, специальный организационный комитет, юбилейные издания и т. д. стали с этого времени непременными атрибутами любого крупного юбилея [1431] . Кроме того, была введена практика юбилейных орденов (их получали профессора за сам факт принадлежности к университету), памятных медалей, а также музыкальных произведений [1432] .
1429
Шевырёв С.П. История Императорского Московского университета, написанная к столетнему его юбилею. 1755–1855. М., 1855; Биографический словарь профессоров и преподавателей Московского университета / Шевырёв С.П. (сост.): в 2 ч. Ч. I–II, М., 1855.
1430
В воспоминание 12 января 1855 г. Учено-литературные статьи профессоров и преподавателей Императорского Московского университета, изданные по случаю его столетнего юбилея: сб. статей. М., 1855.
1431
Характерной была и невозможность «непривилегированных» участвовать в торжествах из-за отсутствия пригласительных билетов или свободных мест – в случае с Московским университетом в его актовом зале собрались практически все начальственные лица Москвы по гражданской и военной части, духовенство, члены официальных делегаций. Профессора и студенты туда практически не допускались.
1432
В 1855 году известный композитор А.Н. Верстовский, управляющий конторой дирекции московских императорских театров, написал специальную «Кантату к 100-летию Московского университета».
Следующим важнейшим юбилеем стало празднование тысячелетия России в сентябре 1862 года. В основном торжества проходили в Великом Нов городе, но также и в Петербурге, Москве, Киеве и других городах [1433] . Юбилей России отмечала именно центральная власть. Однако его идея, организация, идеологическое наполнение заметно выделяют это мероприятие из общего ряда юбилеев, проведенных государственными инстанциями за многие десятилетия.
Юбилею предшествовала длительная научная и журнальная полемика вокруг темы призвания варягов и даты празднуемого события. В итоге по докладу министра народного просвещения П.А. Ширинского-Шихматова, опиравшегося на статьи М.П. Погодина и других историков, Николай I в 1852 году официально провозгласил 862 год «началом Российского государства» [1434] . К началу 1860-х годов, в царствование Александра II, стремившегося дистанцироваться от Николаевской эпохи, юбилей оказался на периферии интересов властей. Однако сложные социально-политические коллизии, вызванные Манифестом 19 февраля 1861 года, недовольство политикой правительства в самых различных слоях общества резко изменили ситуацию: императору потребовался масштабный спектакль, призванный укрепить и по-новому легитимировать связь между монархом и подданными [1435] .
1433
О юбилее тысячелетия Руси см. также: Майорова О.Е. Бессмертный Рюрик. Празднование Тысячелетия России в 1862 году // Новое литературное обозрение. 2000. № 43. С. 137–165; Буслаев А.И. Как пили за здоровье тысячелетия // Родина. 2010. № 10. С. 79–82; Буслаев А.И. Имперские юбилеи – тысячелетие России (1862 год) и девятисотлетие крещения Руси (1888 год): организация, символика, восприятие обществом: дис… канд. ист. наук. М., 2010.
1434
Интересно, что и советская научная и политическая общественность, включив памятник «Тысячелетие России» в число выдающихся произведений искусства и символов неразрывной российской государственности, не приняла 862 год как дату, с которой следует исчислять историю России. М.Н. Тихомиров настойчиво доказывал ее ошибочность и утверждал, что 860 год «должен считаться основной и точной датой “начала Русской земли”, которую следовало бы отмечать как великую и памятную дату в истории нашей Родины» ( Тихомиров М.Н. Начало русской земли // Вопросы истории. 1962. № 9. С. 42.).
1435
Ср. также: Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии: в 2 т. М., 2004. Т. II.
Сообщениями о всеобщем одушевлении, восторженных толпах и безмерном ликовании народа при встрече государя были заполнены все газеты и официальные отчеты. Очевидно, однако, учитывая сложную обстановку в стране, эти реляции не столько свидетельствовали о реалиях празднества, сколько отвечали изначально задуманному сценарию. Сама привычка выдавать желаемую картину за действительность стала впоследствии непременным атрибутом репортажей и более поздних отчетов о всех крупных юбилеях рубежа веков.
И все же несмотря на «державный» характер новгородского празднования тысячелетия Руси, на официозность всего юбилея в целом, на то, что он, как и его предшественники и те, что за ним последовали, были инспирированы и организованы верховной властью под строжайшим контролем государственных инстанций, на то, что он, как и все официальные юбилеи России последних веков, был построен на откровенной инсценировке, на заранее расписанных церемониях, включавших в себя имитацию чувств и эмоций, в том числе – самых главных, тех, ради которых юбилеи и проводились – чувства взаимной симпатии, уважения и любви между властителем и подданными, несмотря на привычное недопущение общественности к собственно празднику, на предписанные отчеты и контролируемые репортажи, – несмотря на все это самый «круглый» российский юбилей кардинально отличался от всех прочих официальных юбилеев императорской России.