Исторические записки. Том 2

На шестом году последнего периода [правления Вэнь-ди] (159 г.), зимой, один тридцатитысячный отряд сюнну вторгся [241] в область Шанцзюнь, а другой тридцатитысячный отряд вторгся в область Юньчжун [72] . [Император назначил] дворцового советника Лин Мяня командующим колесницами и конницей, повелев расположить войска в Фэйху, Су И, прежнего советника в княжестве Чу, назначил военачальником, повелев расположить войска в Цзюйчжу, военачальнику Чжан У приказал стать с войсками в области Бэйди, начальника области Хэнэй — Чжоу Я-фу назначил военачальником и приказал разместиться с армией в Силю, главу княжеского приказа Лю Ли назначил военачальником и приказал разместиться в Башане. Чжуцы-хоу приказал стать гарнизоном в Цзимыне и быть готовыми к отпору хусцам [73] . Через несколько месяцев хусцы ушли и [ханьские войска] также были отозваны. Поднебесная пострадала от засухи и саранчи. [Из-за бедствий] император умножил свои милости: он приказал владетельным князьям — чжухоу не являться ко двору с дарами, снял запреты [с пользования богатствами] гор и озер, уменьшил число дворцовых одеяний и выездов, сократил число собак и лошадей во дворцах, уменьшил количество телохранителей и чиновников при дворе, открыл казенные хранилища зерна, чтобы помочь бедствующему населению, и разрешил народу продавать свои ранги [74] .

72

Юньчжун — область, созданная при династии Цинь на землях бывшего княжества Чжао. Располагалась на территории совр. Автономного района Внутренняя Монголия.

73

Названные пункты имеют следующие координаты: Фэйху — проход в горах в совр. уезде Лайюань пров. Хэбэй; Цзюйчжу — горы на севере совр. пров. Шаньси, проходы в которых использовались для проникновения сюнну; Силю — северо-запад совр. уезда Сяньян пров. Шэньси, на северном берегу р. Вэйхэ; Башан — долина восточнее г. Чанъань (см. прим. 86 к 7 гл.); Цзимынь — на северо-востоке уезда Сяньян пров. Шэньси.

Таким образом, против сюнну были выставлены как бы два эшелона войск: в первый входили отряды, занявшие горные проходы и важные пункты на севере в совр. пров. Хэбэй, Шаньси, Шэньси; во второй — гарнизоны, располагавшиеся на ближних подступах к столице Чанъани и прикрывавшие ее с севера.

Термин ху — хусцы уже встречался в 6 гл. и служил для общего наименования северных и северо-западных “варварских” племен, в первую очередь сюнну.

74

Упоминание о продаже рангов можно понимать как разрешение местным старейшинам, низшей знати, главам кланов, а также, вероятно, и более знатным лицам торговать своими рангами и титулами, чтобы справиться с голодом. Слово минь — “народ” носит здесь, разумеется, весьма условный характер.

С тех пор как император Сяо-вэнь прибыл из владения Дай и вступил на престол, прошло двадцать три года. [Но за это время] количество дворцов и палат, парков и угодий для животных, число лошадей и собак, одеяний и колесниц не возросло: если что-либо сулило неудобства [народу], император сразу же отменял это на благо людям. Как-то он задумал соорудить открытую террасу и созвал мастеровых рассчитать стоимость постройки. Оказалось, она обойдется в сто цзиней золотом. Тогда государь сказал: “Сто цзиней золотом — это столько, сколько стоит имущество десяти семей среднего достатка. Удостоившись получить дворцы и палаты предшествующих императоров, я постоянно опасаюсь, как бы не опозорить их, зачем же мне сооружать еще эту террасу!”.

Император обычно носил одежду из грубого шелка, своей любимой наложнице Шэнь приказал, чтобы ее платья не [242] волочились по земле. На занавесях и пологах нельзя было вышивать узоры. Всем этим он хотел показать, что простотой и скромностью он являет собой пример Поднебесной. При постройке усыпальницы в Балин сосуды делались из глины, было запрещено применять для украшения золото, серебро, медь и олово, не стали сооружать надмогильный курган. Этим [император] хотел сберечь средства, чтобы не обременять народ тяготами. Когда Наньюэ ван вэй [Чжао] То сам объявил себя императором У-ди, то император [Вэнь-ди] все же призвал братьев вэй То и принял их с почетом, ответив на их действия добродетельным поступком. Вот почему [Чжао] То отказался от титула императора и признал себя слугою [династии Хань] [75] . [Император] заключил с сюнну договор о мире, основанном на родстве, когда же сюнну в нарушение договора вторглись [на земли Хань], творя разбой, он только приказал быть готовыми к защите на границах, не посылая войск в глубь территории [сюнну],потому что боялся затруднить [жизнь] и обременить народ.

75

Подробнее эти события изложены в 113 гл. “Исторических записок” (ШЦ, VI, 2970). Вэй — не фамилия, а чин правителя южных племен — юэ. Его фамилия Чжао.

Когда У-ван [Лю Пи], ложно сославшись на болезнь, перестал являться ко двору, [Вэнь-ди] даровал ему низкий столик и посох [76] . Хотя некоторые из сановников, например Юань ан, высказывали свои советы в весьма резких выражениях, [император] все же часто заимствовал [их предложения] и использовал их [77] . Когда обнаружилось, что некоторые его сановники, например Чжан У и другие, берут взятки золотом и деньгами, император открыл свою кладовую и пожаловал им золото и деньги, чтобы устыдить их, но не отдал сановников в руки судей. Он всеми силами стремился с помощью, добродетели изменить народ к лучшему, и в землях среди четырех морей царило изобилие и богатство, [а в народе] процветали установленные нормы поведения и чувство долга [78] .

76

Цзи *** — маленький столик на низких ножках, за которым сидели на циновках. Чжан *** — “посох, трость”, которой пользовались пожилые люди (при дворе разрешалось появляться с посохом только по достижении 80 лет). Такой дар мог означать признание старости и немощи (словосочетание цзи-чжан встречается в Ли цзи, — ШСЦ, 19, стр. 101, 170 и др.).

77

О советах Юань Ана см. также 101 гл. (ШЦ, V, 2739–2742).

78

Весь раздел главы, повествующий о милостях Вэнь-ди, его действиях и поведении, со слов “[Из-за бедствий] император умножил свои милости…” в Хань шу помещен с незначительными изменениями в эпилоге 4 гл., от имени самого историка Бань Гу после слов: цзань юэ *** [ХШБЧ, I, 154–155]. Это дало основание Г. Дабсу предположить, что весь раздел интерполирован в “Исторические записки” из “Истории ранних Хань”. Текстуальные различия английский синолог объясняет тем, что в распоряжении интерполятора был якобы более ранний вариант эпилога Бань Гу (“История ранних Хань”, I, 272). Однако можно предполагать и обратное: Бань Гу взял для эпилога текст Сыма Цяня (на это указывали Фу Янь, Вал Сянь-цянь и др.). В целом следует отметить, что образ Вэнь-ди явно идеализирован, его добропорядочность и милости, им даруемые, преувеличены.

На седьмом году последнего периода правления, в шестой луне, в день цзи-хай (6 июля 157 г.) император скончался во дворце Вэйянгун. В его посмертном эдикте говорилось:

“Мы слышали, что вся тьма существ, рождающихся и живущих под небом, не избегают смерти. Смерть — неизменный закон Неба и Земли и естественный конец всех существ, [243] разве можно из-за нее сильно печалиться? В нынешние времена все в мире радуются жизни и ненавидят смерть, но они устраивают пышные похороны, доходя до разорения, соблюдают длительный траур, нанося вред своей жизни. Мы никак не хотим применять подобное. К тому же Мы, не будучи достаточно добродетельными, не смогли ничем помочь байсинам. Ныне, после нашей смерти, если принудить людей соблюдать длительный траур, подолгу плакать у гроба, они ряд лет будут страдать от холода и жары, в сердцах отцов и сыновей воцарится печаль, нарушатся желания старших и младших, они будут ограничены в еде и питье, прервутся их жертвы и подношения злым и добрым духам, что еще более усугубит наши несовершенства. Что [Мы] скажем тогда Поднебесной?

Более двадцати лет Мы владели правом оберегать храмы наших предков и, будучи маленьким человеком, стояли над правителями и ванами Поднебесной. Благодаря чудотворным силам Неба и Земли и счастью, дарованному Нам алтарями духов Земли и злаков, внутри Наших пределов царили мир и спокойствие и не было войн. Мы не обладали острым умом, постоянно опасались совершить ошибки в своих действиях, которые опозорили бы завещанные Нам прежними императорами добродетели, и по мере того как годы [правления] шли, [Мы] боялись, что не умрем спокойно. Сейчас, к счастью, Мы подошли к концу дней, дарованных Нам Небом, и сможем удостоиться подношений и забот в храме Гао-цзу, для Нас, не обладающих мудростью, это счастье. Чего же печалиться и скорбеть! Настоящим приказываем: всем чиновникам и народу Поднебесной, когда эдикт [о Нашей кончине] дойдет до них, оплакивать Нас три дня, после чего снять траурные одежды. Не следует запрещать женитьб сыновей и замужеств [дочерей], принесение жертв, питье вина и употребление мяса.

Принимающие участие в траурной службе по государю не должны обрезать одежд [79] . Ширина траурных повязок на голове и на поясе не должна превышать трех цуней [80] , не следует закрывать материей колесницы и оружие [81] . Не [244] нужно назначать мужчин и женщин из народа плакальщиками у гроба во дворце, в царских покоях. Те, кому надлежит плакать у гроба во дворце, пусть совершают это дважды — утром и вечером, поднимая плач пятнадцать раз, а окончив этот обряд, [пусть] прекращают плач. Какие-либо иные оплакивания покойного, за исключением плача утром и вечером, надо запретить. Когда [Наше тело] опустят в землю, пусть большие траурные одежды носятся пятнадцать дней, малые траурные одежды — четырнадцать дней и тонкие траурные одежды — семь дней, после чего все траурные одежды должны быть сняты [82] . Все, что не предусмотрено данным эдиктом, следует осуществлять применительно к [сути] эдикта. Объявите об этом Поднебесной, чтобы все ясно знали Нашу волю. Горы и реки около усыпальницы Балин пусть останутся в прежнем виде, без каких-либо изменений. Отпустите по домам всех наложниц во дворце, от фужэнь до шаоши” [83] .

79

Иероглиф цзянь ***в данном конкретном случае принят нами как эквивалент другого цзянь ***, встречающегося в Чжоу ли, — “обрезать, подрезать”. Мэн Кан (180–260) и Цзинь Шао (III в.) приравнивают *** к *** сянь — “идти босиком”. С этим согласился Янь Ши-гу, это же приняли Вижэ (Wieger, Textes Historiques, т. I, 356) и Шаванн (МИС, 2, 489). При траурных обрядах были случаи, когда одевалась специальная матерчатая обувь, а иногда шли босиком. Следовательно, возможны разные толкования цзянь.

80

Дедай ***,по трактовке И ли — повязка или пучок из конопли или пуэрарии, укрепляемые на голове или поясе при траурных церемониях. В комментариях Цзя Гун-яня к И ли говорится, что ширина повязки была девять цуней (ШСЦ, 17, II ли чжу-шу, кн. 3, стр. 822), в эдикте Вэн-ди ширина ограничена тремя цунями, что диктовалось стремлением к уменьшению затрат.

81

Слово бу ***, связанное с колесницами и оружием, трактуется двояко. Ин Шао считал, что эдикт запрещал покрытие колесниц и оружия полотном (Цзи-цзе). Шаванн (и мы в согласии с ним) принял это объяснение. Фу Цянь (125–195) толкует бу в значении “распространять, выставлять”, т. е. как запрет выстраивать или выставлять колесницы и войска с оружием. К этому присоединились Ли Цы-мин (1829–1894), Дабс и Уотсон.

82

Встречающиеся во фразе термины да-хун ***(равноценный да-гун ***), сяо-хун ***(равноценный сяо-гун ***) и сянь ***указывают на вид траурной одежды (существовали также одежды чжань-цуй ***, цзи-цуй ***, си-ма *** и ряд других). Эти одежды, различавшиеся по покрою и форме, по материалу, из которого шились, предназначались для строго определенной группы родственников. Для траура в рамках клана пли рода, например, насчитывалось пять видов одеяний, каждый со своим сроком ношения. Указанные термины переданы нами как “большие, малые и тонкие траурные одежды” (у Уотсона deep mourning, light mourning, thin garments).

Сроки траура, указанные в эдикте Вэнь-ди, были укороченными, особенно если вспомнить, что обычно между днем смерти императора и его захоронением, как упоминал Лю Бинь (1022–1088), проходило более ста дней, в течение которых траурная одежда не снималась (ХШБЧ, II, 778).

83

Известно семь категорий обитательниц женской половины царского дворца — наложниц императора: фужэнь ***, мэажэнь ***, лянжэнь ***, ба-цзы ***, ци-цзы ***, чан-ши ***, шаоши ***.

По этому эдикту столичный воевода [Чжоу] Я-фу был назначен командующим колесницами и конницей, управляющий зависимыми владениями [Сюй] Хань — командующим военными поселениями, начальник охраны внутренних дворцовых ворот [Чжан] У — военачальником, руководящим земляными, работами [на похоронах]. Шестнадцать тысяч солдат, отбывавших службу в близлежащих уездах, и пятнадцать тысяч солдат из столичного округа были посланы для погребения саркофага [императора], для рытья [могилы] и насыпки кургана, все они подчинялись военачальнику [Чжан] У.

В день и-сы (12 июля 157 г.) все сановники, простершись ниц, поднесли [усопшему] императору почетный титул Сяо-вэнь-хуанди [84] . Его наследник вступил на престол в храме Гао-цзу. В день дин-вэй (14 июля) он принял по праву наследования титул хуанди — властителя, императора. В первый год правления императора Сяо-цзина, в десятой луне (ноябрь 157 г.) император издал эдикт, обращенный к цензору [85] :

84

Из Хань шу известно, что в этот день Вэнь-ди был похоронен в своей усыпальнице в Балине. По мнению Такигава, в Ши цзи здесь пропуск.

85

Эдикт следующего императора, Цзин-ди, выглядит в данной главе излишним. Бань Гу не случайно поместил его в анналах Цзин-ди. Накаи Сэкитоку полагает, что в первоначальном тексте главы этого эдикта не было, но когда анналы Цзин-ди были уничтожены, эти наставления не пропали и были внесены в 10 гл. Либо кто-то внес их сюда из Хань шу. Таково же мнение Чжан Вэнь-ху (ХЧКЧ, II, 780). Однако в этом суждении есть противоречивость: если 11 гл. уничтожили, а потом восстановили по Хань шу, то и данный эдикт должен был попасть в анналы Цзин-ди. Таким образом, интерполяцию нельзя считать доказанной.

“Мы слышали, что в древности цзу — основатель династии — отличался заслугами, а цзун — самый почитаемый правитель — отличался добродетелями и каждый из них имел основания для установления обрядов и музыки. Мы [245] слышали, что с помощью песен прославляются добродетели, а с помощью танцев делаются ясными заслуги. Поэтому при подношении жертвенного вина в храме Гао-цзу исполняются танцы “Военная добродетель”, “Начала гражданственности”, “Пять стихий”, а при подношении жертвенного вина в храме Сяо-хуй-ди исполняются танцы “Начала гражданственности” и “Пять стихий” [86] . Когда император Сяо-вэнь правил Поднебесной, он открыл проезд через заставы и мосты, и далекие земли стали близкими. Он отменил наказания за злословие и наговоры, отказался от применения [тяжелых] телесных наказаний, награждал и одаривал старших и старых, заботился о сирых и одиноких, тем самым воспитывая всю массу живущих [на земле людей]. Он старался обуздать свои пристрастия и желания, не принимал подношений, не гнался за личной выгодой. [Он] не превращал в рабов семьи преступников, не казнил невиновных, [он] отменил наказание кастрацией [87] , отпустил императорских наложниц по домам, стремясь к тому, чтобы они смогли продолжить свой род.

86

Жертвенное вино чоу (чжоу) *** — употреблялось при летних жертвоприношениях. Оно закладывалось в 1-й луне и поспевало к 8-й луне, отличаясь чистотой и крепостью. Танец “Военной добродетели” был создан на 4-м г. правления Гао-цзу — 203 г. до н. э., чтобы воспеть успехи империи, достигнутые военной силой. Танец “Начал гражданственности” основывался на ритуальных танцах в честь легендарного Шуна и получил свое название в 201 г. Танец в честь пяти стихий получил это название при Цинь Ши-хуане в 221 г. (описание танцев см. Хань шу, — ХШБЧ, III, 1917–1924). Мэн Кан добавляет, что в танце “Военной добродетели” танцоры держали в руках щиты и боевые топоры, в танце “Начал гражданственности” — перья и флейты, в танце “Пяти стихий” головные уборы и одежды танцоров имитировали цвета пяти элементов — стихий.

87

В главе вновь повторен термин жоу-син *** — “тяжелые телесные наказания”, хотя об отмене их уже говорилось. В аналогичном месте в Хань шу (гл. 5) сказано об отмене наказания кастрацией. Ван Сянь-цянь предполагает, что произошло случайное усечение иероглифа фу ***на жоу ***. Это соображение учтено при переводе.

Хотя Мы недостаточно мудры и не в состоянии понять [его замыслы], но [считаем, что] все осуществленное самим императором Сяо-вэнем таково, что даже правители древности не смогли этого выполнить. Его добродетели так же велики, как у Неба и Земли, его милости распространялись на всех живущих среди четырех морей, и не было никого, кто не был бы осчастливлен ими. [Его достоинства] сияют словно солнце и луна, и Мы очень боимся, что музыка в храме не соответствует его деяниям. Пусть же подготовят для храма императора Сяо-вэня танец “Прославление добродетелей”, чтобы ясно раскрыть его совершенства. Мы будем рады, если в последующем заслуги и добродетели основателя нашей династии и самого почитаемого ее правителя будут записаны на бамбуке и шелке, будут передаваться в течение десятков тысяч поколений, вечно и без перерыва. Пусть первые советники, лехоу, все чиновники, получающие две тысячи даней зерна [в год], чиновники по соблюдению этикета совместно разработают такой ритуал и представят его Нам…”.