Истории из другой жизни (сборник)
Шрифт:
Но я твердо знаю, что со временем все, что связано с тобою, утеряет всякий смысл и останется лишь жалким клочком, обрывком некогда прекрасных, но несбывшихся желаний…
Разговор
Мы ведем обычный рабочий разговор, и ты, как бы невзначай, заводишь слишком больную для меня тему. Я держу лицо, чего бы мне это ни стоило. Делаю серьезно-равнодушный вид, комментирую сказанное, вежливо участвую в разговоре… Где-то глубоко внутри меня начинает образовываться дрожь. Эта дрожь мне хорошо знакома. Она редко посещает мое тело, лишь в периоды сильнейшего душевного волнения. Дрожь подчиняет все тело себе. Остановить ее позволяет только максимальное напряжение мышц. Делаю вид, что отвлекаюсь на рабочий момент,
Боже, за что мне все это? Такого унижения я не испытывала уже давно, но сдаться, крикнуть: «Мне больно, замолчи!» – было выше моих сил. Я натягиваю маску и поворачиваюсь, чтобы продолжить беседу. Чтобы хоть как-то успокоиться и отвлечь себя от пронизывающей душевной боли, я пользуюсь способом, найденным мною еще в юности: начинаю с силой кусать внутреннюю сторону своей щеки. На каждое твое слово, я все сильнее и сильнее сжимаю зубы, и эта физическая боль, хотя бы немного помогает мне преодолеть боль душевную.
Продолжаю делать вид непринужденного общения, отвечаю на твои вопросы и вдруг ощущаю влажность на губе справа. Незаметно провожу рукой по губе и отмечаю, что на пальцах розовая слюна. Видимо, я не рассчитала и прокусила щеку… Ты тоже замечаешь это, спрашиваешь: «Что с тобой? У тебя кровь на губе». Непринужденно отмахиваюсь: «Ерунда, мне утром удалили зуб, и рана все еще кровоточит».
Где-то внутри себя я ощущаю, что мои моральные силы практически на пределе, и мне хочется немедленно выбежать на улицу. Мне хочется убежать от тебя, от нашего тяжелого, никому не нужного, бессмысленного разговора! От самой себя… Будь хотя бы минимальная возможность, я бы бежала и бежала отсюда до изнеможения, до состояния критической усталости и потери сил!
Порой я задумываюсь: для чего нам дана физическая оболочка? Уж не для того ли, чтобы порой отвлекать нас от духовной жизни? Только страдания тела, способны если не нивелировать, то хотя бы притупить страдания души…
Нет, сбежать я не могу, и самая тяжелая пытка для меня – это невозможность прервать разговор и уйти. Показать свою боль и слабость, выдать место максимальной уязвимости… Нет, ты не получишь этого от меня!
С каждой минутой разговора в моем мозгу всплывают все более и более удручающие сцены из прошлого. Я с ужасом вспоминаю наши ссоры, споры, нелепые поступки, и мне стыдно за тебя и за себя… Очень стыдно… Но сейчас уже поздно что-либо анализировать. О чем я думаю? Я никогда не опускалась до такой мелочности, как ворошить наше с тобой прошлое… Что это со мной?
Когда же это закончится наконец? Неужели этот рубец так и будет кровоточить всю жизнь?
Иногда мне кажется, что я понимаю людей, идущих на преступление… Когда жизнь показывает тебе, насколько ты ничтожен, а все твои мысли и планы – всего лишь глупая до безобразия иллюзия, когда с каждым днем ты все больше ощущаешь свою немощность и невозможность что-либо изменить, – именно в такие периоды человек становится способным на отчаянные поступки. Боже… все чаще и чаще у меня мелькает мысль, что терять мне абсолютно нечего, и в моей жизни не осталось ничего по-настоящему ценного и значимого…
Порой я задумываюсь: почему я постоянно нахожусь в какой-то неприкаянности? Возможно это связано с тем, что я ни в чем не могу толком определиться… Ведь даже мой взгляд на окружающий мир и события в нем находятся в полном противоречии с общепринятыми нормами!
Я давно выросла из частного восприятия событий и уже не согласна оценивать событие, как некую самостоятельную единицу, но еще не доросла до глобального взгляда на мир. Именно это и лишает меня стабильности. Интуитивно я ощущаю, что каждое событие – это лишь маленькая частичка целостного замысла, но я не понимаю и пока даже не могу себе представить, что это за замысел. Осознание этого лишило меня той уверенности в трактовке происходящего, которая была у меня ранее… Ведь взгляд на событие, как на частность, и взгляд на событие в свете глобальной идеи – вещи разные. Отойдя от старого взгляда, я, тем не менее, еще не
доросла до нового, и потому пребываю в растерянности…В медицине это назвали бы переходом от фельдшеризма к врачеванию. Фельдшер отличается от врача тем, что лечит частные проявления заболевания, а не организм в целом. Он лишь локально устраняет поломки, не ища в них проявления общего процесса.
Я задумываюсь, игнорируя твои вопросы, и рассеянно улыбаюсь в никуда… Ты осеклась, видя мою реакцию, и замолчала. Наш разговор окончен.
Страх
Этот страх появился в восемнадцать лет. На фоне полной идиллии, на фоне яркого голубого неба и сверкающего солнца. На фоне первой юношеской влюбленности. Мы с подругой гуляли по парку, взявшись за руки, и были самыми счастливыми людьми на свете! Я вернулась домой в прекрасном настроении.
И как гром среди ясного неба! О ужас! Меня разоблачили! Мама рыдала и говорила, что я лесбиянка, и что это не просто плохо – это ужасно… Я до сих пор помню этот парализующий душу страх. Боже, что со мной будет? Какой позор! По-моему, именно тогда мне пришло в голову гениальное решение, что на самый крайняк есть выход – навсегда исчезнуть из этого города, из жизни всех моих родных и знакомых. И в любое время я смогу положить конец своему позору…
С годами я научилась шифроваться. В вопросах шифровки мне мог бы позавидовать даже агент ФБР. Для начала я отучила себя от любимых, дорогих сердцу вещей… Это было непросто: ведь порой так хочется взять в руки милого плюшевого мишку с сердечком в лапках, которого тебе подарили в День святого Валентина… Ценой долгих усилий я смогла выдавить из себя это опасное, предательское чувство сентиментальности. «Ах, вот этот засушенный цветок мне напоминает…». Нет, нет, нет!
Кстати, следует отметить, что подобная позиция очень благотворно сказалось на внешнем облике моей квартиры – никаких тебе лишних вещей, никаких «пылесборников», никаких писем и записей (кроме конспектов по работе или учебе). Все абсолютно рационально и почти по-спартански.
Следующий этап конспирации – это приобретение абсолютно ненужных, но весьма «положительных» приятелей. И обязательное знакомство с членами их семей… Отличное алиби на вопрос: «Где была?» Да, я была с Алексеем, да, именно с тем, который такой эрудированный и у которого такой красивый галстук. Много и других основ конспирации приобрела я с течением времени…
С годами я успокоилась, страх ушел куда-то вглубь, конспирация стала обычным стилем жизни. Все было отлично… Поскольку я не афишировала свои склонности, я не знала отношение людей к данному вопросу, вернее, не ощущала его на себе.
Но сегодня… Сегодня я вновь ощутила страх. Тот же дикий стыд и ужасный, пронизывающий душу страх. Я всего лишь целовалась с девушкой в самой темной из городских подворотен, и случайный прохожий, увидев это, удивленно присвистнул. Всего лишь… Боже, откуда же взялся этот страх? Неужели все эти годы он жил во мне, и малейшее способно вернуть его во всей своей красе…?
Письмо
Дорогая Н., простите меня за это письмо, за мои слова, которые, быть может, Вы совсем не хотите слышать, за то, что я распахиваю перед Вами свою душу, в которую Вы наверняка даже не потрудитесь заглянуть. Я знаю, что поступаю глупо, решившись написать Вам, и все же, замирая от своих страхов и переполняющих душу эмоций, я склоняюсь над листом бумаги, пытаясь унять дрожь в пальцах. Пишу, зная заранее, что в лучшем случае не получу никакого ответа.
Я просто хочу сказать, что люблю Вас… Я уже очень давно и очень сильно люблю Вас! О, если бы это был фантастический сон, тогда моим самым большим желанием было бы никогда не просыпаться! В этом сне я могла бы быть самой собой и мгновенно исполнять свои же мечты. И тогда я смогла бы просто прикоснуться к Вашей руке, уже не скрывая своего восхищения Вами, и чувств, которые давно испытываю. Я замерла бы перед Вами в поклоне пажа перед своей королевой, смиренно опустив ресницы и ожидая милости или упрека с одинаковым трепетом и радостью…