Истории из жизни

Калейдоскоп картинок внезапно замер. Перед глазами встала одна — домик на пригорке и залитый солнцем сад.

— Не надо… — бесконечная, глухая тоска заставила краски померкнуть.

А потом всё снова сменилось, теперь уже Юстиэль увидел самого себя её глазами. И все её чувства были перед ним, как на ладони. Напускная холодность, отчаяние, боль от разрыва… два месяца безумной работы, лишь бы забыться и щемящее ощущение потери внутри.

Страх от того, что она может лишиться его навсегда.

«Только живи…»

Алетейя не знала названия по прежнему живущего в душе чувства. Но сам целитель — мог знать.

Снова затопивший всё свет вернул их на место. Печать поблескивала на полу едва заметно.

Тея молчала, не решаясь поднять взгляд на Юстиэля.

— П-прости, — только и выдохнул растерявшийся жрец. Все вставало на свои места. Плеть и пылкие признания. Жажда обладать? Нет. Губы тронула неуверенная улыбка. Впервые за долгие месяцы вечных издевательских извинений целитель взаправду почувствовал себя виноватым.

Виноватым за то, что не разглядел истинного чувства, спутав его с похотью всех встреченных на жизненном пути даэвов, когда пытался экономить свое тающее время, зачастую даже не запоминая лиц, лишь с головой ныряя в водоворот ощущений.

— Ты меня прости, я… Я не смогла тебе объяснить. Не смогла передать словами, а вторгаться в твое сознание без разрешения я не имею права, если это не угроза жизни… — девушка ещё ниже опустила голову, — и я не виню тебя…я всё понимаю.

Она наконец вскинула взгляд, такой же пронзительно-кобальтовый, как всё вокруг. Только сейчас стало ясно, что пространство полностью отражает этот цвет.

Юстиэль отстранился от печати и одним неуловимым скольжением очутился рядом с девушкой.

«Самое безумное признание в любви», — подумал разум жреца, когда тело без его позволения протянуло руки, мягко обнимая синеглазую целительницу.

— Я люблю тебя… — повторила Тея, словно не веря в реальность сказанного ею.

Печать на полу заискрила, вверх взвился белесый дымок, но целительнице было все равно. Она закрыла глаза, потянувшись за поцелуем…

Разум прошило острой болью, которая бесцеремонно выдернула из закутка сознания в реальность. Боль нарастала, ломая виски, и на неё наслоились крики.

Тея с трудом разлепила глаза, понимая, что лежит на койке рядом с Юстиэлем, судорожно сжимая его руку.

— Ты видишь меня?! — наставница встряхнула её за плечи, заставляя смотреть на себя.

— Вижу… — сквозь адскую боль ответила Тея.

— Слава покровителям… — выдохнула старшая жрица, — Всё хорошо… Заберите её отсюда, ей нельзя быть рядом с ним!

— Эй, куда Вы.. мм.. — Юстиэль тотчас попытался возмутиться, но возврат в реальность напомнил и о слабости, и о бинтах, перетягивавших всё ещё болевшие раны. Комната закружилась перед глазами в бешеной пляске, отчетливым было лишь искаженное болью лицо Алетейи.

— Оставьте, не забирайте её, — заплетающимся языком взмолился целитель и протянул руку, чтобы хоть кончиками пальцев коснуться жрицы, которую послушницы уже потянули прочь от его койки.

— Я с тобой ещё разберусь, — тихо прошипела наставница, чтобы Тея не услышала. Ослепленная болью, она и не слышала ничего, лишь только неистово шепча имя целителя.

Девушки проворно увели свою пострадавшую коллегу прочь из лазарета. При Храме было предостаточно келий, в одной из которых она сможет прийти в себя, разумеется, под заботливым присмотром настоятельницы.

Юстиэль до последнего смотрел им вслед, приподнявшись на локте, хотя чьи-то руки силком заставили его улечься обратно на койку. Когда целительницы исчезли в арке входа, он вперил недоуменный взгляд в наставницу.

— Ты… — наедине скрываться не было надобности. Тем более, умудренная опытом жрица знала, что этот уже не жилец. А даже если… она ему поможет, — Как ты посмел… Тея была одной из лучших учениц! Огромный потенциал, талант, способность вместить в себя более семисот лет! Ей простили всё, и увлечение исцеляющей, и боевой магией, лишь бы она продолжала… Но ты! Ты сломал всё! С тех пор, как она узнала тебя, её способности стало невозможно контролировать, а печать на памяти трещит по швам! Ты знаешь, что будет, если печати не станет?!

— Нет, — честно ответил Юстиэль, хотя интуиция начала шипеть на своего хозяина не хуже взбешенной наставницы. Высвобождение такого количества запечатанных воспоминаний не сулило ничего хорошего.

— И это наверняка можно исправить, — осторожно возразил он.

— О да… — мерзко улыбнулась женщина, — Только тебе это не понравится. Видишь ли, мы сотрем ей память о тебе, восстановив печать. Но чтобы не случилось рецидива…тебе придется исчезнуть. Навсегда. Не просто спрятаться или сбежать, а умереть и раствориться в потоке эфира.

— Что?! — от услышанного на лице целителя отразился шок, глаза округлились, затем он нахмурился, отказываясь верить в возможность подобной жестокости. — Вы не посмеете! Она имеет право на любовь, на чувства… не делайте из нее бездушное орудие…

Под конец пылкой тирады голос сел до задыхающегося шепота. Юстиэль мотнул головой, пытаясь собраться с силами, перед глазами заплясали навязчивые зеленые точки.

— Нет, глупый лекарь, — надменно отозвалась жрица, — Целитель душ не имеет права на собственные чувства. Никогда. Ни чувств, ни эмоций. Он должен равнодушно смотреть на судьбы тех, кто приходит к нему. Ты ничего в этом не смыслишь и перебежал дорогу Храму, едва не лишив его такого ценного кадра. Потому…ты умрешь. Никто не узнает, что это был не случай.

— Я не позволю. — твердо возразил целитель, чувствуя, что накатывающая злость перекрывает собой даже боль и слабость. Он сдернул простынь, укрывавшую его по пояс, явно намереваясь вставать с койки.

— Прочь с моей дороги, жрица, — прошипел Юстиэль, сощурив глаза. Было бы достаточно сил, он бы ударил молнией, куда-нибудь поближе…, а может и в саму живую мишень в виде суровой наставницы.

— Что ты мне сделаешь, кусок мяса? — усмехнулась женщина. Ей не было нужды швыряться молниями или махать руками. Она потянулась к целителю такими же эфирными нитями, какими касалась его Тея, опутывая и разрывая сознание на куски. Трех минут такой экзекуции хватало, чтобы пациент умер от кровоизлияния в мозг.

Секундой ранее полный решимости целитель замер, распахнув глаза и стиснув зубы. Страшная боль скрутила все мышцы, не позволяя не то что шелохнуться, но даже застонать или крикнуть. Сила наставницы беспощадно вторгалась в сознание, превращая разум в подобие рубленого фарша. «Тея…» — была последняя мысль перед тем, как тело бумажной куклой осело на койку. От носа пролегли две струйки крови

— Не трогайте его… — эфирный поток взметнул шторы на окнах. Девушка, пошатываясь, стояла в дверях, одной рукой опираясь на косяк и вперила горящий серебром взгляд в наставницу. — Не смейте…