Истории Раймона Седьмого

Во мне точно начался обратный отсчёт, как в бомбе с запущенным механизмом. Я отодвинул девчонок в стороны, и кинулся на Викторину. Краем уха я слышал чьи- то крики, меня пытались удержать- напрасно. Викторина двинулась навстречу. Нас разделяли какие-то два шага, но вдруг они стали очень длинными, я смотрел на неё, и не понимал, кто передо мной. Она была неимоверно старой, старше, чем я мог себе представить, наверное, она была всегда, древнее, сильное зло, принявшее облик женщины в сером деловом костюме, таком неуместном на деревенском кладбище.

Не говоря больше ни слова, она повела рукой, и ко мне рванулись чёрные щупальца, я рубил их ладонью, и они точно сгорали, я хотел только одного- уничтожить эту тварь, чтоб её больше не было, внутри меня вдруг что-то лопнуло и взорвалось, я успел направить взрывную волну на Викторину, она зашаталась, побледнела, и стала исчезать на глазах… я почувствовал, что ноги меня больше не держат…я увидел совсем близко землю…пожухлую траву…

– Раймон, нет,- кто это кричит, лениво подумал я, вроде Маша, что это она?

Исчезающая Викторина вдруг протянула ко мне неимоверно удлинившуюся руку, я увидел, что Маша кидается между ней и мной, и каким-то неимоверным усилием рывком поднялся, оттолкнул её…Викторина схватила меня, мир утонул в зелёной вспышке…я ослеп…закрыл глаза руками…мир закончился…всё…

История тридцать восьмая. Придуманный человек в придуманном мире.

Я открыл глаза. Сидящая напротив женщина внимательно смотрела на меня.

– Всё это очень интересно, я имею в виду ваш рассказ, но абсолютно нереально. Сколько вам лет? Двадцать четыре? В вашем возрасте смешно жить в воображаемом мире! Я понимаю, что вы от одиночества придумали себе идеальную модель мира, друзей и неких потусторонних родственников, но подумайте сами- мы живём здесь и сейчас, вернитесь уже в реальность!

Я сидел молча, опустив глаза и разглядывал свои руки. Руки, как руки…свежая царапина, это шпатель соскользнул неудачно.

– Смиритесь уже с положением вещей,- продолжала женщина,- подумайте о своих реальных близких, вам желают добра, а вы…что вы с собой делаете? Зачем? Надеетесь после смерти попасть в свой придуманный мир? Зря. На том свете нет ничего такого, за чем бы туда так стоило стремиться. Во всяком случае, для вас. Вы ещё молоды, у вас вся жизнь впереди, а вы так бездарно её тратите.

Я поднял голову и посмотрел на неё. Серая женщина в сером, безликом кабинете. На её лице отчётливо читалось равнодушие, я был для неё очередной работой, за которую платят деньги- не более того. По большому счёту ей было на меня плевать, и она понимала, что я это знаю. Придурком больше, придурком меньше- какая разница.

– Рецепт давайте,- она протянула руку. Я полез в рюкзак и вытащил рецепт. Она убрала его в стол и выписала новый, шлёпнула печать, внесла номер в журнал.

– В регистратуре ещё две печати поставите. Всё как в прошлый раз. Придёте послезавтра, в это же время.

– А смысл?- спросил я.

– Мне виднее,- отрезала она,- жду вас послезавтра. И надеюсь, что вы уже задумаетесь над нашими беседами!

Я попрощался, и вышел из кабинета.

На улице шёл дождь со снегом, октябрьская мерзкая погода. Я поднял воротник куртки и втянул голову в плечи. Серое, как кусок застиранной тряпки небо, чёрный сырой асфальт, голые чёрные деревья. Редкие серые прохожие, мокрые голуби…Я поплёлся домой. Ждать от жизни было нечего.

Зазвонил телефон…Мать.

– Ты был у врача? Как ты?

– Был, никак…хреново!

– Рецепт взял? Деньги есть? Выкупишь, не забудешь?

– Взял, есть, не забуду…не хочу я их пить!

– Надо,- в её голосе зазвенел металл,- надо! Или в психушку хочешь?

– Ладно, всё…- я отключился.

По дороге я завернул в магазин, купил три литра пива. Подумав, добавил бутылку коньяка, деньги были , хотелось напиться и забыть придуманный мир, порождение моего одиночества. Продавцы провожали меня странными взглядами, но я был слишком погружён в себя, чтоб замечать такие вещи.

Мой дом был на своём месте. Старый особняк, переделанный в многоквартирный дом, впрочем «многоквартирный» сильно сказано- всего шесть квартир. В прошлом году его признали аварийным, и все ждали расселения. В нём обитал странный народ- много пьющий, бомжеватый. Дверь бывшего парадного висела на честном слове, в подъезде воняло мочой, стены разрисованы корявыми граффити , дополненными неприличными надписями. Я поднялся на второй этаж. Моя дверь была в относительно приличном состоянии, старый дерматин ещё держался. Я вошёл в квартиру. Подсознательно я ждал, что меня встретят, но понимал, что на самом деле встречать меня было некому, я давно жил один. После смерти бабушки, уже почти пять лет.

Я зажег свет на кухне, достал из пакета покупки, и включил музыку на телефоне, наугад на что попаду.

– Он сегодня дома, он сегодня один, он немного болен, немного устал.

Сам себе трубадур, сам себе господин, он коньяк с кагором зачем-то смешал…- пел низкий , чуть хрипловатый женский голос. Рыжий Канцлер, «Раймон VII». Как раз в тему, подумал я, наливая коньяк в стакан. Жаль кагора не купил, впрочем мне и пиво сгодится.

– А за окном темно, смотрит в форточку ночь, и с какой это радости парень напился?

А ему бедняге уж ничем не помочь, он устал быть тем, кем сегодня родился.

Да, и правда, устал. Я выпил коньяк, как воду, не чувствуя ни вкуса, ни послевкусия…глотнул пива прямо из бутылки. Может и правда, ничего не было? И никого. И права тётка в сером кабинете. А я просто обыкновенный алкаш, придумывающий себе другую, красивую и невероятную жизнь?

– Он забыл, как люди включают на кухне газ, и чужую боль заглушил цитрамоном,

Он глядит на стены и видит родной Прованс, где когда-то он звался графом Раймоном.

Да, правильно, тогда у меня играла именно эта песня, мне вообще нравились песни Канцлера. Я часто напевал её, поэтому меня и прозвали Раймоном Седьмым…хотя- Роман Седьмов- почти то же самое. Как же мне немного было надо- одна песня, сказка, прочитанная в монографии Галины Дайн, и давнее увлечение фэнтези…

– Он вернулся на землю сквозь дни и года, семь столетий назад безвозвратно ушедший,

Вспоминает об этом Раймон иногда, а друзья говорят про него- «Сумасшедший».

И снова битва идёт для него каждый день, только ныне масштаб поражений неравен.