История довоенного Донбасса в символах. Точки

Существует мнение, что Комитет Общественной Безопасности (КОБ) и Комитет Национальной Безопасности изначально, ещё до своего создания были задуманы как две конкурирующие между собой организации. Ситуация в данном случае схожа с созданием атомной бомбы, которую ради мира на Земле следовало иметь двум сильным державам сразу. Подразумевается не бомба, а полномочия КОБ и КНБ.

В сущности, они равны.

В середине 80-х КОБ («общаки») занимался всякой всячиной, от снежного человека, до предпоследнего прилёта марсиан. Город был не последним пунктом, отмеченным на картах в КОБ красной точкой. Достаточно вспомнить гигантскую аномалию «Терриконы». Естественно, активная забота КНБ в отношении высшего образования не могла ускользнуть от внимания КОБ. Начались бурные судебные заседания под присмотром Комиссии; рвали на груди рубахи, награждали друг друга взаимными обвинениями. Основным аргументов КОБ, как обвинителя, была тайная подготовка «нацистами» поля для своих экспериментов на обломках Университета. КНБ, как ответчик, парировал тем, что обещал выдать высокий показатель в рядах выпускников.

Зимняя экзаменационная сессия 1983-1984 годов напоминала год 1939: преподов и профессуру забирали прямо с экзаменов, для дачи показаний в очередной юридической разборке между «нацистами» и «общаками». КОБ проиграл первый раунд. После того, как КНБ всё-таки выдал убедительный показатель (Питер, Москва, Казань, Оксфорд, Кембридж отдыхали), прения завершились сами собой. Но от Университета КНБ велено было держаться подальше.

Чего «нацисты», разумеется, делать не собирались.

В КОБ это знали, потому и предприняли неожиданный и результативный ход: из числа выпускников Университета они стали пополнять свои собственные ряды. Признать в открытую опеку над Университетом в КНБ не могли, и опять начались судебные разбирательства. В сущности, КНБ подготавливал в Университете квалифицированные кадры для себя, а цели и задачи, как «нацистов», так и «общаков» были написаны словно под копирку.

Следует признать, что КОБ действовал намного честнее своих конкурентов. Непосредственно в процесс обучения они не вмешивались, тогда как сотрудников КНБ время от времени обнаруживали среди персонала Университета. Очередной ход КНБ привёл к новому расформированию ГУ им. Сахарова (1999-2000 гг.). Неудачно реализованный проект «Поколение» лишил жизни более трёх тысяч студентов. Скрыть это было невозможно: корпуса ГУ им. Сахарова располагались в самом центре Города. Студентам, чудом оставшимся в живых, на выбор были предложены другие ВУЗы страны для продолжения обучения.

Однако, летом 2000 года, без лишнего афиширования и рекламы, в Университете был сделан новый набор с нуля. Обречёнными на службу в секретных организациях этих детей считать никак нельзя: тремя месяцами ранее, в мае того же года, КНБ и КОБ прекратили своё существование.

Своё последнее решение Большая Комиссия приняла после того, как получила данные о сотрудничестве КНБ и КОБ в проекте «Поколение».

Иными словами, они перестали быть конкурентами – за долгие годы. Можно считать справедливой следующую точку зрения: Комиссия поступила так, потому что опасалась иметь столь мощную силу, какую представляло собой объединение КНБ и КОБ.

История Государственного Университета имени Андрея Сахарова, его отношения с КНБ и КОБ – всё это было исследовано и изучено ещё в середине 90-х годов минувшего столетия. В частности, Вячеслав Кайдашов (1975 – 1999) в ряде курсовых работ пытался доказать гипотезу, основанную на факторе случайности, который способствовал успехам КОБ и мешал КНБ. Быть может, убедительные доказательства этой гипотезы продлили бы существование треугольника «Университет-КНБ-КОБ», однако у Кайдашова был доступ только к двум граням из трёх – Университет-КОБ. КНБ находился для него за закрытыми дверями или высоким забором, и студент кафедры социологии мог оперировать в этом отношении только догадками…

Часть

II

. Точка «Патриот»

(Шлюха для иностранца)

I

…Начну я со своего бати.

Надо с чего-то начинать, я всегда думал, если придётся об этом рассказывать, или самому писать выпадет, – я начну со своего бати. Только написать самому уже вряд ли получится, сто раз до этого собирался, времени не было, или мешало что-то, а теперь напряг ещё больше, пёрнуть некогда, не то, что писать. Да и как представлю себе, Артёмка, как вот ты, или кто-то вроде тебя, гения непризнанного, редактора в законе, возьмётся мою писанину править, страшно становится.

До чего много вас, гениев, развелось…

Батя у меня был классный, я о нём вспомнил не для того чтобы все свои сегодняшние попадалова на него повесить. У него были свои какие-то представления насчёт полноценной семьи, хотя он, сто пудов, и выговорить такого не сумел бы, – «полноценная семья». Из рабочей семьи мужик был, сам, Артёмка, понимаешь. Свою семью обеспечивал, как мог, лишь бы только с властью конфликтов не иметь. А полноценно жить, а не существовать, и чтоб с властью не конфликтовать, – практически невозможно.

Это ведь сейчас при желании и возможностях соответствующих конституционный суд купить можно. А при большевиках такого сервиса не было, крутились, как могли, в рамках закона. И мой батя крутился. Работы очень много поменял; мне иногда кажется, что он не за длинным рублём гонялся, на месте ему не сиделось, лавэ для него стимулом были. Водилам платили хорошо, – работал мой батя водилой; шахтёрам башлять начали по выработке, – полез батя в «подвал».

Кстати, квартиру он организовал именно через шахту, они на площади Ленина касками стучали, чтоб им квартиры оставляли, после того как в забое десять лет отсидел или больше, я не помню точно. Батя отпахал, сколько нужно для квартиры, и сразу же свалил из «подвала», начал в Польшу напильники возить, а оттуда – шмотки.

Сейчас вспомнить противно, ладно бабы тогда по шмоткам убивались, им, вроде положено убиваться, слабый пол, стремление красиво выглядеть… Так ведь пацаны – однокашники мои, готовы были минет сделать за джинсы сторублёвые, а за куртку джинсовую, так, вообще, жопу готовы были подставить. Время было такое, и не с нас это началось.

Поэтому я сильно возражаю, когда наше поколение опускают ниже плинтуса, ни фига святого у нас нет, и так далее. Поколение перед нами жопу точно также за джинсы ставило, в принципе всех за джинсы и поимели, дело не в этом. Мы жопу свою подороже стараемся подставить, а так движущий фактор, в принципе, у всех поколений практически один и тот же.

Я все джинсы, которые мне батя привозил, друзьям отдавал, или выменивал на чего-нибудь. Не ради рисовки говорю, мне больше «камуфляж» нравился, пятнистые чтоб штаны были. Мама отцу нажаловалась, все штаны раздал, сам ходит чёрт знает в чём. Батя взял и привёз мне какие-то убойные брюки, они не только пятнистые были. На них ещё карманов уйма. Я в них в школу пошёл, а там учительница по языку и литературе, ветеран войны, завизжала: «Нацист!» Тогда по «ящику» показывали, как в каком-то городе в день рождения Гитлера флаг со свастикой повесили. Мне те штаны так нравились, я даже переодевался в туалете перед уроком языка и литературы…

Напильники в Польшу – это ведь недолго продолжалось. Кроме тех брюк отец мне ещё пластинки привозил, у нас их «пластами» называли или «плитами». Наверное, на них и завязались мои главные знакомства, определившие, что называется, мою дальнейшую судьбу. Ко мне домой из-за «пластов» начало приходить очень много пацанов, на свои магнитофоны переписывать, серьёзные разговоры со мной разговаривать пытались. А я не сильно по музыке убивался, я и не понимал, что они там поют, английский только в универе выучил. Мне потом Гена Бродский что-то переводил, он на соло-гитаре в какой-то банде лабал. Только он тоже на русском роке сидел, его на пластах не было, Бродский на бобинах слушать давал. И опять: поют вроде на русском, а ни слова не разобрать, качество никакое.