История Франции глазами Сан-Антонио, или Берюрье сквозь века

— У тебя есть улики, мужик?

— Йес, господин старший инспектор. Когда я включил зажигание, начал работать стеклоочиститель, потому что он не был выключенным. Вывод: молодой козлик, которого ты видишь, въехал в гараж, когда лил дождь, и он выключил зажигание до того, как выключить стеклоочиститель.

Я наклоняюсь к передней части машины, чтобы окинуть кузов своим пытливым (и вместе с тем ласковым, особенно когда он блуждает в дамском лифчике) взором.

— Ты не видишь эти два прямолинейных следа на кузове, Берю? Для того чтобы немного изменить внешность своей тачки, месье наклеил на неё две полоски липкой ленты. Неплохо придумано. Бросается в глаза случайному свидетелю. И хотя он помыл капот, клей от бумаги оставил следы.

Он бросается на дрожащего Бобишара и приподнимает его за отворот его непрочного прикида.

— Ах ты поганец! — гавкает большой сторожевой пёс. — Вместо того чтобы готовить свой диплом по истории, ему вздумалось озорничать! Тебе не стыдно… охальник?

Часом позже мы возвращаемся в Большую Хавиру. Заморыш так и не признаётся, несмотря на улики.

— Дай мне поработать с ним поближе, — говорит мне Толстяк. — Я из него выбью признание, и ему ещё придётся сказать, где он заныкал бабки.

Я оставляю этих господ наедине и иду перекусить в соседнюю забегаловку, где Пино как раз играет в шашки с коллегой из полиции нравов. Рукопожатия. Обычное как-дела-ничего-а-у-тебя.

Пока любители шашек готовят друг другу ловушки и пока мне готовят белую телятинку по-старинному, я думаю об этом безмозглом Бобишаре. Что это ему взбрело в голову совершить налёт? Тут явно не обошлось без подружки. Парни всегда делают глупости из-за женщин. Они хотят завоевать для них целый мир. И когда они его им приносят в красивой упаковке с золотистой тесёмкой, эти дамы делают недовольную мину, потому что им хотелось чего-то другого, и только от «Гермеса» [184] . И тогда мужчины делают вторую попытку. На этот раз они достают им с неба луну. Они натирают её до блеска. Но проходит день, и женщины уже пресытились и выбрасывают её в мусорник. Вы не заметили? В мусорниках можно найти целую кучу натёртых до блеска лун! Лун, которые даже ни разу не служили и которые напоминают ж…!

184

«Гермес» — французская фирма, занимающаяся разработкой, изготовлением и продажей товаров высокого качества в области кожаной галантереи, одежды, парфюмерии, косметики и пр. — Прим. пер.

— У вас грустный вид, господин комиссар, — замечает официантка, ставя передо мной мою меру овса.

Я щиплю её за попку, чтобы не обижать.

— Когда люди кажутся грустными, чаще всего они просто страдают от печени, — отвечаю я.

Она кивает и уходит. Я ем нехотя. Нет аппетита. Я опасаюсь, как бы Толстяк не переусердствовал со своим юным клиентом. Берю привык работать с крутыми, с жёсткими, которые смеются, когда получают в морду. Не хотелось бы, чтобы он подпортил этого розового бэби. Меня пугает не его дядя-консул, а его хрупкое здоровье.

Я возвращаюсь в неприветливые коридоры легавки. Поднявшись на свой этаж, я действительно слышу звуки ударов вперемежку со стонами.

— Ты будешь говорить? — ревёт Чудовищный. — Говори сейчас же, или я тебе выдам вторую порцию!

Я подхожу к двери кабинета, приоткрываю её бесшумно и смотрю внутрь. Берю, засучив рукава, сидит на письменном столе, его меховая шапка сдвинута на затылок, тогда как его «клиент» съёжился в кресле для допросов.

— Ну? — напирает Толстяк.

— Был неурожай, и страну охватила безработица.

— Дальше? — мычит Иван Грозный.

— Кассы были пусты, — бормочет Бобишар-младший.

Я не знал, что его отец занимается сельским хозяйством. Он избрал неплохую систему защиты: он изображает сына, потерявшего голову от превратностей судьбы отца.

— Ну и?.. — вымогает Берюрье.

— Ну и пришлось созвать Генеральные Штаты 5 мая 1789 года.

Я пребываю в недоумении ровно две секунды двадцать, после чего меня сотрясает сильный и молчаливый приступ смеха. Чего только не бывает, друзья мои! Берю мордует правонарушителя для того, чтобы тот рассказывал ему историю Франции. Я не высовываюсь из своего пункта наблюдения, чтобы услышать продолжение.

— После созыва Генеральных Штатов депутаты от дворянства, духовенства и третьего сословия целый месяц спорили о порядке голосования. Первые требовали, чтобы депутатов выбрали по сословиям, но представители народа хотели, чтобы голоса считали поголовно, что обеспечило бы им большинство. 20 июня депутаты третьего сословия собрались в Зале для игры в мяч и поклялись дать Конституцию Франции!

— Что, так сразу? — удивляется Толстяк.

— Король хотел их прогнать из зала, но Мирабо ответил: «Мы здесь по воле народа, и мы уйдём только на штыках». И тогда король уступил, и Генеральные Штаты стали называться Учредительным собранием…

Толстяк сморкается, чтобы скрыть эмоции в кусочке ткани, который служит ему для того, чтобы высушить свой насморк, свои печали и еще чтобы чистить грязные свечи своей машины.

— А дальше, паренёк? — хрюкает Их Нежность.

— Король отправил в отставку Неккера, своего министра, последовав совету своей супруги!

— С…! — громыхает на всякий случай Толстос.

Бобишар делает как картинки Уолта Диснея: он оживает.

— Это не понравилось народу — 14 июля он поднял восстание и захватил Дом инвалидов…

Сильная пощёчина вызывает чих у молодого человека.

— Не морочь мне голову, паренёк! Не Дом инвалидов, а Бастилию взял народ.

Тот всхлипывает.

— Он начал с Дома инвалидов, господин инспектор, клянусь вам! Он захватил оружие, которое там находилось, и только после этого двинулся на Бастилию. Её комендант Лоне´ тут же сдался, и возбуждённый народ перерезал ему горло!

— Один готов! — восклицает Берю. — Заключенные, наверное, были довольны!

— Люди из народа никогда не попадали в Бастилию, — утверждает Жером Бобишар.

Новая оплеуха заставляет его замолчать.

— Если ты, паренёк, окажешься фашистом, я не удивлюсь, — постановляет Берю.

— Но я клянусь вам… — рыдает сорванец.

Видя, что Берю вот-вот разорвёт его на части, я вхожу.

— Абсолютно точно, Толстяк. Бастилия была почти пустая, и в ней содержались только аристократы!

Берю хмурит брови.

— О! У месье уши длинные, как у ирландского сеттера! — ворчит он.

Затем, наклонившись к своей жертве:

— Дальше!

— Хотите, я расскажу вам про ночь 4 августа? — спрашивает одуревший мальчуган.

— А это вопиюще? — облизывается Йейе-Низость.

— Она знаменует отмену феодальных прав! — бормочет Бобишар.

— Тогда она меня не интересует, — режет Толстяк. — Чего я хочу, это чтобы было побольше действия или задницы! Только это мне нравится в истории. А ещё дела с отравлениями. Слушай, расскажи мне немного о смерти Людовика Шестнадцатого, если ты такой грамотный.

— Она наступила 21 января 1793 года.