История и сага
Шрифт:
По Снорри, конунги Норвегии связаны родством с древними правителями Швеции, которые в свою очередь ведут свой род от О?дина или от Ингви-Фрейра. В скандинавской мифологии О?дин считался верховным божеством, главою рода а?сов. Но в «Саге об Инглингах» О?дин — вождь, правивший Асгардом, главным укреплением в стране асов — Асахейме, расположенной в Восточной Европе. О?дин в этой саге — могущественный, победоносный воин, овладевший тайнами магии и прорицания, скальд и законодатель. При нем был освоен и заселен Север, и все его жители подчинялись О?дину: платили ему подать, а он за это защищал страну от нападений и совершал жертвоприношения для того, чтобы сохранить мир и получать урожаи. О?дин выступает у Снорри в облике «культурного героя»: он научил людей всяческим искусствам и навыкам. Снорри пишет, что люди в прошлом долго поклонялись О?дину и его потомкам и верили, что смерть О?дина означала его уход в старый
Излагая легенды об Инглингах, Снорри не берет на себя ответственность за их достоверность. Трудно утверждать, разделяет он веру в божественность асов и их отпрысков или нет. Но если он и не верит всерьез в божественность О?дина и асов, превращая их в легендарных вождей, то вряд ли правильно полагать, что в его представлении они просто люди. В «культурном герое» сливаются воедино черты божества и человека, он родоначальник, покровитель и благодетель людей, раскрывающий перед ними тайны природы и обучающий их полезным для них навыкам, поэтому его мудрость, знания и могущество неизмеримо превосходят человеческие возможности. «Культурный герой» стоит у истоков истории, от него ведут начало традиции и нормы, которым следует общество, он существует в особом времени, отличном от преходящего времени человеческой жизни, — будучи персонажем мифа, он поэтому в определенном смысле вечен.
В странах интенсивной христианизации языческие боги, если они не отвергались всецело, либо превращались в святых, либо деградировали до нечисти, сливаясь с чертями и низшими духами. У скандинавов новой религии долго не удавалось осилить традиционные верования, и они оказались в высшей степени питательной средой, в которой расцвела эддическая и скальдическая поэзия, строившаяся почти полностью на языческой системе мифологических представлений. Но старые верования, сохраняя свое значение в области эстетических ценностей, вне сомнения, были живучи и сами по себе. На скандинавском Севере исключительно долго удерживалось такое состояние, которое, видимо, можно определить как «двоеверие»: запретив и преследуя языческий культ, официальной церкви приходилось сосуществовать с языческой мифологией, находившей живой отклик в общественном сознании.
Итак, для автора «Хеймскринглы» О?дин и другие асы уже не боги или, лучше сказать, не истинные боги, ибо есть только один всемогущий бог — Иисус Христос, или Белый Христос (различение членов святой троицы, по-видимому, оставалось мало доступным недавним язычникам). [25] Вместе с тем асы не подверглись и адаптации христианством, не превратились ни в святых ни в чертей. О?дину, выступающему в «Саге об Инглингах» в качестве «культурного героя», в других сагах «Хеймскринглы» (если отвлечься от многочисленных упоминаний его в цитатах из поэзии скальдов, по большей части язычников) не отводится никакой роли, исключая, правда, единственное, но в высшей степени показательное место в «Саге об Олафе Трюггвасоне».
25
Разъясняя христианскую религию разбойнику Арнльоту, который верил лишь «в собственную мощь и силу», Олаф Харальдссон говорил ему: «Ты должен верить в то, что Иисус Христос создал небо и землю, и всех людей и после смерти к нему идут все добрые люди правильной веры» (Ol. helga, 215). О Христе как создателе мира говорится и в «Легендарной саге об Олафе Святом» (гл. 33) и в «Эдде» Снорри.
«Как передают» (Снорри опять-таки снимает с себя всю ответственность за достоверность сведений!), однажды вечером на пир к конунгу Олафу пришел старый одноглазый человек в капюшоне, надвинутом на лицо, и мудро говорил. Ему было что? рассказать о всех странах, и конунг получил большое удовольствие от беседы с ним, о многом его расспрашивал, и они провели вместе весь вечер. Старик поведал ему о былых временах и конунгах, которые тогда жили. Разговор затянулся до ночи, пока епископ не напомнил Олафу, что давно пора ложиться спать, но и в постели конунг продолжал слушать гостя, так что епископ вновь вмешался, после чего старик покинул комнату. Наутро его не нашли, но повар сообщил Олафу Трюггвасону, что к нему приходил незнакомец и дал ему куски мяса, велев сварить их для конунга. Тогда конунг приказал уничтожить всю пищу, потому что «то был наверняка не человек, а О?дин, которому долго поклонялись язычники» (Ol. Tr., 64).
О?дин обрисован здесь с явной симпатией, это мудрец и превосходный рассказчик, забавляющий конунга-христианина. Антипатию к О?дину ощущает, видимо, только епископ, дважды пытавшийся прервать его беседу с Олафом, но не конунг и не сам Снорри. [26]
Языческая мудрость не отвергается как нечто нечестивое и ложное, отвергаются лишь языческие жертвы (мясо, которое старик дает сварить повару).О?дину, считает Снорри, приверженцы «истинной веры» не поклоняются, но беседовать с ним интереснее, чем с епископом. О?дину отводится здесь роль существа, обладающего сверхъестественными силой и знаниями, но бессильного перед христианским богом и его символами.
26
В роли хранителя мудрости, всеведущего прорицателя, знающего о происхождении мира и его грядущих судьбах, выступает О?дин и в «Эдде».
Повествование об асах и Инглингах выдержано в спокойных тонах (как, впрочем, и вся «Хеймскрингла») и в этом смысле очень далеко от нетерпимости христианской латинской средневековой литературы, враждебной всему языческому. Современник Снорри датчанин Саксон Грамматик писал о языческих богах с презрением и возмущением. Снорри не высмеивает и не осуждает веру древних скандинавов в асов, и в «Саге об Инглингах» и в последующих королевских сагах говорит о языческом колдовстве, о магии как о чем-то вполне реальном и естественном. Вспомним, что Снорри писал в эпоху, когда в Европе сжигали на костре за одно лишь подозрение в подобной практике. Так же поступали и норвежские конунги-миссионеры Олаф Трюггвасон и Олаф Харальдссон.
Создается впечатление, что Снорри и верит, и не верит в О?дина. Он относится к старым и новым богам как к представителям двух династий: одна правила в древности, другая, более могущественная, сменила ее и правит ныне. Древние правители уже не властны и бессильны по сравнению с новым богом, а потому им более и не поклоняются, но некогда от них зависело благополучие мира. Прошлое принадлежит им. Христианская церковь требовала не верить в языческих богов, христианский бог, согласно ее учению, единственный и истинность его извечна; исландцы же, скорее всего, лишь перестали чтить прежних богов, поскольку их время прошло. Категории власти и могущества подходят здесь больше, чем категории веры, истинности.
Снорри, возможно, играет мифом, сознавая его высокую художественную ценность, но если это игра, то очень серьезная. В «Саге об Инглингах» существует определенная дистанция между повествованием и повествующим: последний дает понять, что рассказываемое им не всегда можно принимать вполне всерьез, но он не поручился бы и за то, что всего рассказанного им на самом деле не было. Миф на той стадии, на которой его застает Снорри, начинает оттесняться из области «серьезного» сознания, монополизированной им в языческую эпоху, когда он пользовался безусловной верой, в область художественного вымысла, но процесс вытеснения далеко не завершен. Миф еще остается формой осознания действительности, в том числе и исторической.
Поэтому родословная северных конунгов, изложенная Снорри в «Саге об Инглингах», отнюдь не представляется ему вымышленной, а идея о восхождении исторически достоверных конунгов Норвегии и Швеции к Инглингам — вещь для него серьезная. [27]
Снорри приводит прорицание О?дина, что его потомство будет обитать в северной части мира. Потомки О?дина, подобно ему, управляли населением и постепенно осваивали лесные и пустующие области. Так возникли королевства Швеция и Норвегия, подвластные Инглингам — роду, восходящему к Ингви-Фрейру.
27
Подобным образом и англосаксонские короли возводили свой род к Водану (О?дину). Стремясь примирить языческую генеалогию с христианской традицией, англосаксонский монах-хронист пытался связать Водана с библейскими персонажами: Водан оказывался потомком Ноя и в конечном счете Адама. От такой попытки «привязать» языческую генеалогию скандинавских конунгов к христианскому мифу Снорри воздерживается.
При одном из его потомков, конунге Висбуре, начались распри в роду Инглингов. Висбур оставил свою жену с двумя сыновьями и взял себе другую. Когда его сыновья подросли, они потребовали у отца возвратить им золотое ожерелье, которое он при женитьбе на их матери дал ей в качестве брачного дара. Получив отказ, братья пригрозили Висбуру, что это ожерелье будет причиной смерти «лучшего человека в его роду». Задумав отцеубийство, они обратились за помощью к вёльве (прорицательнице) Хульд. Она ответила им, что может наколдовать гибель Висбура, однако предостерегла: впредь убийство будет постоянно совершаться в роду Инглингов. Братья согласились на это. Собрав войско, они ночью напали на ничего не подозревавшего отца и сожгли его в собственном доме.