История и сага

Если языческое мировосприятие протекает под знаком прошлого, поскольку мир осознается как вечное повторение прежде бывшего, то в христианском мировоззрении наряду с прошлым принципиальное значение приобретает также и будущее, и время оказывается как бы «распрямленным» между сакральным прошлым (творением мира и искупительной жертвой Христа) и будущим (концом света, вторым пришествием Спасителя).

Выше упоминалась периодизация ранней истории Скандинавии, которая дана в Прологе к «Хеймскрингле»: «век кремаций» сменяется «веком курганов». Но нигде Снорри не развивает другой периодизации, которая, казалось бы, должна быть куда более существенной с точки зрения христианина: время язычества и время торжества «истинной веры». Именно такова была историческая схема всей средневековой церковной историографии. Разумеется, в сагах о конунгах демонстрируется переход от язычества к христианству и выделяется центральный эпизод в этом развитии — правление и мученическая смерть Олафа Святого. И все же провиденциалистская концепция христианской историографии не получает в «Хеймскрингле» самостоятельного значения. Ее можно заметить в речах отдельных персонажей, в ссылках на божью волю и в рассказах о чудесах святого Олафа, которые должны свидетельствовать о всемогуществе господа и о вмешательстве его в человеческие дела. Но все христианские эпизоды «Хеймскринглы» не включаются в ткань повествования сколько-нибудь органически и вряд ли определяют концепцию истории. Как мы далее увидим, в этой концепции языческий миф переплетается со своеобразно перетолкованными христианскими представлениями.

Изложенным не исчерпывается проблема времени в королевских сагах. Для более полного ее уяснения необходимо рассмотреть лежащее в ее основе понятие судьбы, вопрос о соотношении мифа и истории, а также представления Снорри о королевской власти. Поэтому к проблеме времени нам еще придется возвращаться в ходе дальнейшего анализа «Хеймскринглы».

Вещие сны и видения

В сагах широко используется мотив вещего сна и прорицания, в этих формах даются указания на будущие события. Как явствует из дальнейшего изложения, эти сны и пророчества в сагах полностью сбываются. Они и не могут не сбыться, так как древние скандинавы свято в них верили. Прием прорицания или вещего сна, помимо своей занимательности, сообщает повествованию бо?льшую напряженность. Отдельные части саги благодаря этому приему теснее спаиваются между собою композиционно. Мотив прови?дения в будущее непосредственно связан с идеей правящей миром и человеческими жизнями судьбы, которой никто не может избежать и которая обнаруживает себя таким чудесным образом еще до того, как она реально наступит. Идея судьбы в свою очередь ведет к постановке коренных этических проблем: человек, знающий собственную судьбу, неизбежно вырабатывает свое отношение к ней, он должен смело встретить уготованную ему участь, и это знание окрашивает все происходящее в трагические тона. Так сны и пророчества образуют важный составной элемент саги и выполняют существенную функцию в системе ее изобразительных средств.

Сны — это проявления судьбы. Они некоторым образом ниспосылаются человеку таинственными силами. Поэтому вещий сон герой саги видит обычно в критический момент своей жизни, когда судьба «близка», и в специфических условиях, благоприятствующих тому, чтобы пришел такой сон.

В королевской саге эти формы заглядывания в будущее приобретают дополнительный смысл. В отличие от саг родовых, где прорицания касаются индивидуальных судеб или, самое большее, будущего той или иной семьи, в королевских сагах они подчас связаны с толкованием истории целого государства. В них предсказываются судьбы династии и королевства, а в отдельных случаях дается оценка дальнейшего хода истории. Таким образом, в форме предсказаний будущего выявляется историческая концепция, лежащая в основе королевской саги. Подобный способ осмысления хода истории связан с присущей жанру саги невозможностью прямого высказывания точки зрения автора. Поскольку вещий сон содержит некий символ и намек, он открывает путь для обобщения, и сущность происходящих и долженствующих произойти событий скорее может раскрыться в виде сна или пророчества, нежели быть разъясненной в более рациональной форме. Таким образом, сны и прорицания в сагах о конунгах существенно важны для раскрытия того, как понимал их автор историю.

Обратимся к вещим снам и пророчествам в «Хеймскрингле».

Как и в родовой саге, мы встретим в «Хеймскрингле» случаи, когда во сне раскрывается личная судьба. Согласно «Саге об Олафе Трюггвасоне», правившему Норвегией ярлу Хакону в момент появления в стране этого конунга пришлось укрываться от преследовавших его бондов, раздраженных его неумеренным женолюбием. Его рабу Карку приснился сон, и ярл истолковал его как указание на гибель своего сына (того действительно убил Олаф Трюггвасон). Затем Карк увидел другой сон. На этот раз ярл высказал опасение, что он означает его собственную скорую смерть. После этого ярл попытался спрятаться у своей любовницы Торы, и она посоветовала ему залезть вместе с рабом в яму в свинарнике, где их не найдут. Пришедшие к усадьбе Торы бонды не обнаружили ярла. Возглавлявший их Олаф Трюггвасон поднялся на большой валун, лежавший близ свинарника, и обещал возвысить и обогатить человека, который убьет ярла Хакона.

«Это слышали оба, ярл и Карк. У них был свет. Ярл сказал:

— Почему ты так бледен, а по временам черен как земля? Не намерен ли ты меня выдать?

— Нет, — сказал Карк.

— Мы родились в одну ночь, — сказал ярл, — и не похоже, что пройдет много времени между нашими смертями.

Конунг Олаф вечером отправился дальше. А когда настала ночь, ярл продолжал бодрствовать, а Карк забылся сном. Тогда ярл разбудил его и спросил, что ему приснилось. Тот сказал:

— Мне приснилось, что я в Хладире (резиденция ярла. — А. Г.) и Олаф Трюггвасон возложил золотое ожерелье мне на шею.

Ярл отвечал:

— Это значит, что Олаф наложит кровавое кольцо на твою шею, когда ты с ним повстречаешься. Так что берегись. Я же с тобой всегда буду хорошо обращаться, как и прежде, поэтому не предавай меня.

Потом оба бодрствовали, следя друг за другом. Однако на рассвете ярл заснул в неудобной позе, согнув ноги и шею, как будто хотел подняться, и испустил громкий страшный крик. Карк испугался. Он выхватил большой нож из-за пояса и перерезал ярлу горло, а потом проткнул его насквозь. То была смерть Хакона. Затем Карк отрезал голову ярлу и убежал с нею. На следующий день он явился в усадьбу в Хладире и представил голову ярла конунгу Олафу. Он рассказал о том, что произошло между ярлом Хаконом и им, как описано выше. После этого конунг Олаф приказал его увести и обезглавить» (Ol. Tr.,49).

Все сны Карка сбываются так, как их толковал ярл Хакон. То, что сон, означавший смерть Хакона от руки раба, приснился последнему в свинарнике, имеет дополнительный смысл, который раскрывается в «Хеймскрингле» в другой саге, о чем речь будет далее: в свинарнике, по тогдашним поверьям, легче увидеть вещий сон. Хакон прекрасно понял смысл сна Карка о его награждении Олафом: он будет убит собственным рабом, эта неминуемая унизительная смерть в грязной яме в хлеву ужасает ярла, и он кричит во сне. [17]

17

Смерть от руки раба считалась большим несчастьем: за нее некому было отомстить. «Дурной конец для достойного человека — быть убитым рабами», — говорит исландский первопоселенец Ингольф над трупом Хьорлейфа, умерщвленного собственными рабами (Landnamabok Islands).

Хотя в приведенном примере речь идет об исторических событиях, ибо гибель ярла Хакона расчистила Олафу Трюггвасону путь к власти над Норвегией, здесь все же трудно раскрыть общую концепцию истории. Вряд ли можно ее обнаружить и в предсказании упомянутого выше прорицателя, обратившего в христианство Олафа Трюггвасона: он предрек конунгу славу и большие подвиги. Это пророчество не связано прямо с общими представлениями Снорри об истории Норвегии.

Столь же «локальны» и сны, предрекавшие гибель конунгу Харальду Сигурдарсону перед битвой с англичанами, в которой он действительно погиб. Эти сны и другие предвестия беды посетили многих из норвежского войска, причем сподвижники Харальда видели сны языческие (женщину-тролля; воронов и орлов, усеявших корабль конунга; волков, пожиравших людей), тогда как сам Харальд получил предостережение от святого Олафа — покровителя норвежских конунгов.

Сон Рагнхильды

Несколько иной характер имеет рассказ о сне конунга Сигурда Крестоносца, которому приснилось огромное дерево, принесенное бурей с моря и разбившееся на берегу на куски, разлетевшиеся по всей стране. Конунг смог увидеть сразу все побережье Норвегии, и повсюду были куски этого дерева, одни побольше, другие поменьше. Сам конунг истолковал сон так: в страну прибудет человек, чье потомство рассеется по Норвегии и будет пользоваться неодинаковым влиянием.

В следующей главе «Саги о сыновьях Магнуса» говорится о прибытии в Норвегию Харальда Гилли, объявившего себя сыном конунга Магнуса Босоногого. Здесь уже предрекаются грядущие междоусобные войны, наполнявшие политическую историю Норвегии с середины XII и вплоть до первой четверти XIII в. Их кульминация — борьба между самозванцем Сверриром и Магнусом Эрлингссоном — в «Хеймскрингле» не изображается, ей посвящена «Сага о Сверрире», и поэтому Снорри заканчивает «Сагу о Магнусе Эрлингссоне» появлением биркебейнеров-лапотников, которых затем возглавит Сверрир. Но предшествующие фазы «гражданских войн» подробно изложены в последних сагах «Хеймскринглы», и намек на них содержится в сне Сигурда Крестоносца.

Мотив этого вещего сна — дерево, символизирующее род конунгов, — встречается в «Хеймскрингле» в первый раз гораздо раньше (в «Саге о Хальфдане Черном»). Жене конунга Хальфдана Черного Рагнхильде, мудрой женщине, приснилось однажды, что она в саду отдирает от своего платья колючку и эта колючка вырастает в ее руке в большую ветвь, один конец которой касается земли и быстро пускает корень, а другой вздымается высоко в небо. Вскоре дерево достигает таких размеров, что Рагнхильда едва может рассмотреть его вершину, к тому же оно необыкновенно толстое. Нижняя его часть — кроваво-красная, но чем выше ствол, тем он светлее и зеленее, а ветви его белы как снег; на нем много ветвей и внизу, и вверху. Дерево так велико и развесисто, что Рагнхильде кажется, будто оно закрывает собой всю Норвегию и простирается даже далеко за ее пределы.

К истолкованию сна Рагнхильды Снорри обращается в «Саге о Харальде Харфагре»: дерево, которое ей приснилось, символизировало конунга Харальда, ее сына, краски дерева — расцвет его королевства; то, что сверху дерево белоснежное, означает, что Харальд доживет до старости и станет седовласым; ветви же — его потомство, ему суждено распространиться по всей стране, ибо «все конунги Норвегии с того времени происходили от него» (Har. harf., 42).

Вслед за сном Рагнхильды в саге повествуется о сне конунга Хальфдана Черного. Он никогда не видел снов, что смущало его, и он попросил совета у мудрого человека, а тот поделился с ним, как он сам поступает, когда ему нужно о чем-нибудь узнать: он идет спать в свинарник и там всегда видит сон (вспомним сны Карка!). Конунг последовал совету, и ему приснилось, что у него отросли волосы, такие длинные и кудрявые, каких ни у кого не было, причем некоторые локоны касались земли, другие доходили до середины ног, иные — до колен, до пояса, до шеи, тогда как мелкие локоны вились на голове, но один локон был самым прекрасным, блестящим и длинным. Мудрый человек, с которым он советовался, объяснил конунгу, что от него произойдет длинный ряд потомков, они будут править страной с большой славой, но не все одинаково, и один из их рода будет более великим и благородным, чем остальные. «И по всеобщему мнению, — прибавляет Снорри, — этот локон предвещал святого конунга Олафа» (Halfd. sv., 7).