История одного безумия
Шрифт:
Может быть, она в волнах песка укрылась?.. нет, скорее всего, в скалах скитается…»
Бенедикт лег и заснул…
Во сне Бенедикт умер злой и внезапной смертью…
Жены окружили его тело… все в темной одежде… они пели скорбный плач, ломали руки, раздирали в клочья одежду, царапали ногтями до крови нежные щеки, раздвоенные груди…
«Помню, я очнулся от женских воплей, рыданий…
Был среди скорбящих притворно жен и Марк…
Кто такой Марк?.. он писатель, пишет мою историю своими словами… он, как и я, старик, хотя и намного
Не знаю, какое его состарило горе…
Писать он начал в 60 лет… все ждал, когда в нем проснется гений… гений проснулся, но никто этого не заметил…
Люди не приняли дары гения, смерти и книжным червям достались его книги…
Марк точная моя копия… и кончил он, подобно мне, но бог не дал ему вторую жизнь…»
Бенедикт взглянул на толпу скорбящих дев, столпившихся вокруг его гроба…
«Они поют плач… почему не гимн?.. зачем эти слезы?.. может быть даже и не притворные, невольные…
Марка не вижу… а вот и он… с ним Филонов, Паганини, еще кто-то… явились, не запылились…
Паганини исполнил на скрипке скорбную импровизацию…
Жены уже не плачут, очарованные его игрой, благозвучной и стройной…
И я слов утешения не ищу… смотрю на жен и хмелею от восторга, как от вина…
Надо сказать, было и вино… и танцы…
Помню, жены соблазнили и меня… я был похож на танцующего бога, а на хромого беса…
Не хочу все это обсуждать, видеть и слышать… что наши слезы для бога, и все эти причитания, погребальные шествия?..
Бог выносит приговоры… и его голос слышат даже глухие… он творит… каждое его слово исполнено смысла… и я посмел с ним состязаться!.. ну не безумен ли я?.. вообразил себя богом… пытался даже оживить вдову…»
Глянув на толпу скорбящих жен, Бенедикт встал из гроба и пошел прочь…
Он шел, а молва о нем летела, как благая весть…
* * *
Бенедикт вернулся в город и нашел портного в петле в коридоре, заставленном ненужными вещами…
Портной сжег женскую версию своей книги о боге и повесился…
Мужскую версию книги похоронили вместе с ним…
Бенедикт участвовал в церемонии похорон… вернулся в дом на Поварской улице и заперся в своей комнате…
Он долго не мог заснуть, в воображении беседовал с портным о боге…
«Луна вышла из облаков… вижу бога… он стоит в изголовье… я вызвал его, а сам сплю… ну, не безумен ли я?.. и бог должен это терпеть?.. а что делать мне?.. спасаться бегством, чтобы не слышать насмешек портного… он явился вместе с богом…
Ушел бог… и портной ушел… наверное, он уже на небе… говорят, женщины там зачинают от молний, а рожают от грома…
Стыдно мне появляться там… и в городе меня к безумным причисляют… я рассказываю им о том, что видел и слышал на небе… но, увы, никто мне не верит… да и можно ли этому поверить?..
Не плачи небожители поют там, а гимны… там царит веселье… там пьют вино, танцуют… а что я рассказал им?.. я рассказал им о предсказании дяди… оно исполнится, но не сейчас, немного позднее… грязь сойдет с гор… а потом собаки завоюют город… царить будет убийство… живые станут
завидовать мертвым…Я увидел все это в видении… и осмелился говорить о том, что видел…
Люди станут собаками и будут поклоняться собакам…
Страх покорит и соблазнит горожан ложью… будут верить они не богу, а зверю, который станет преследовать трусливых и неспособных сражаться… будет убивать, молящих о спасении и защите, безоружных стариков детей, дев, не успевших родить…
То, что я видел в видении, я записал как скорбное песнопение…
И что?.. надо мной злобно и гнусно посмеялись…
Ополчились все на меня, как на безумного, возомнившего себя богом…
Когда брань собралась в угрозу, я все бросил и ушел…
Я нашел укромное место на острове… жил в пещере с высоким сводом… пастухи прозвали меня Паном… они признали меня своим богом…
Я им поверил, служил им, пока не увидел на песчаном берегу среди утопленников вдову, она была беременна на седьмой месяце…
Ослепили она меня своей красотой…
Потом явились жены, все семь… Жанна выделялась среди них… она была в платье невесты…
Порыв ветра сорвал с нее платье…
Услышав мои шаги, она обернулась, вскрикнула и сокрылась в воде, а я остался стоять… стою неприкаянный, как будто в землю врос, корни пустил, и чувствую, как жены обвиваются вокруг меня, словно гибкие стебли виноградной лозы… притиснулись… лоно свое открыли… черную щель… и приняли меня обессиленного, опутанного безумьем…
Астма меня душила и почти удушила… разума вовсе лишила…
Мне показалось, что я снова родился, выпал из лона матери в пыль… мать родила меня на этапе… монах меня подобрал, спеленал, успокоил, дал грудь…
Я снова стал младенцем… я тянул руки к лицу монаха и вовсе его не боялся, хотя лицо его было исписано морщинами, а в глазах жил огонь…
Это был сон, морок…
Смеясь, жены бросились в зыби и стали кто нимфой, кто наядой, а кто и рыбой…
Я хотел стать тритоном, но остался на берегу, запел плач…
Не богом я был, а хромым и слезливым стариком…»
Размышления Бенедикта прервались… он умолк, увидел мать у рифов… в волнах она качалась нагая, слушала песни ветра и смеялась глазами…
Бенедикт растерянно смотрел на мать, позабыв слова плача…
«Это же мать… я узнал ее… ее трудно не узнать, тонкая, рыжая, грациозная… я помню, как выскользнул из ее лона, потом она ушла жить на небо, дети ее не заботили… и вернулась в видении мне, уже старику, не в состоянии быть даже ее сыном, сил нет…»
Ночь Бенедикт провел в пещере с матерью…
Утром он вернулся на дорогу, смешался с толпой беженцев от войны…
Ближе к вечеру кто-то окликнул Бенедикта… он обернулся и увидел Марка…
На слабых ногах, хромая, Марк пытался догнать его…
«Сознаюсь, я бежал от Марка…
На пароме я перебрался на другой берег залива и потерялся в переулках и тупиках города…
Я забыл, зачем вернулся в город, пострадавший от нашествия грязи, войны с собаками и прочих несчастий, предсказанных дядей и описанных им в мужской версии замогильных записок…