История одного полка
Шрифт:
"Если ехать с пустыни в бригаду, то «Черная площадь» перед самим городом. Но Кандагар понятие растяжимое. Вокруг него много кишлаков (предместья Кандагара). Чтобы доехать до «Черной …» нужно проехать Синжерай, Нагаханский поворот, «Элеватор», Кокаран, мечеть «Голубые Купола», ГСМ, «Кантинный ряд»…и вот она «Черная площадь»".
Воин-интернационалист Виталий Долгополов:
"Я водитель саперной роты Бригады (1981–1983 гг.). Ходил в колонне по дороге-бетонке Кандагар — Шинданд — Адраскан… в саперный батальон… брал груз для своей Кандагарской саперной роты… Перед «Зеленкой» последний кишлак - это Кишкенохуд, там была точка-отстойник для колонн. До начала 1983 г. ходили по «Зеленой Зоне» по бетонке до «Элеватора», от духов огребали по полной… помимо обстрелов с «Зеленки» еще и мины с фугасами на всем пути… вот и сделали обход по пустыне. Тоже не Мед! От «Элеватора» (точка охранения) дальше в сторону Кандагара можно было получить орден «Красной Звезды» посмертно. С марта 1983 г. образовалась «Точка в пустыне» между Махаджири и Синжераем… Колонны обходили «Зеленку» по пустыне и выходили возле Синжерая, и дальше шли Нагахан — «Элеватор» — ГСМ — Кокоран — «Черная Площадь» и Кандагар — «Бригада». С февраля по апрель был на «Точке в пустыне»… В мае последний раз сходил на Адраскан… 24 июня 1983 г. ДМБ.
Осенью 1981 г. колонна артиллеристов попала в бой, на «Грады» была сделана засада в районе Дех-Ходже. Там после боя
Воин-интернационалист Владимир Кутузов:
"Я с гератского 101-го МСП, в сопровождения ходили около месяца, с Шинданда сопровождали колонны. До 1982 г. ходили через «зеленку» по бетонке. БТР один потеряли на мине, а потом в объезд стали ходить по пустыне. В промежутке от Кишков до Санжерая крепости были 3 или 4, там «зеленые» стояли («зелеными» называли солдат афганской правительственной армии)".
Воин-интернационалист Петр Хлыстенков:
"Ходил в сопровождении колонн до Кандагара из Шинданда, и первый мой рейс я помню хорошо! Мы дошли до последнего кишлака перед «зеленкой», там, как говорится, передохнули, подкрепились и пошли дальше, дошли почти до «зеленки» и встали, наши отцы-командиры стали решать, как ехать дальше, решали долго, но решили ехать по пустыне, и тут я познал, что такое пустыня! В бронике и так жара, да еще и пыль кругом, дышать нечем, шли след в след, это был кошмар. Но когда закончилась пустыня, и колонны пошли на бетонку, я увидел «МАЗ-500» заправщик и его задний мост, правое колесо было вырвано вместе со ступицей, и тут я понял Афган: не шутки, и смотреть надо в оба! Я тогда охранение и не видел, все было в пыли, это уже потом я его увидел".
Турагунди. Крепость Чапколь
«Кандагар, Кандагар, Сколько славных парней ты забрал. Души юные рвал и узлами вязал. Губы-зубы нам бил как свирепый капрал, А выбив слезу, сапогами топтал. Нангахан, Нангахан, ни мираж, ни обман, А потом по прямой к Черной и гробовой Жмет с Урала Степан и с Кавказа Салман… Гундиган за спиной, ухнул танк-громобой. Вертолеты кружат, прикрывают проход. Пулеметы крошат «зеленку» в солянку, А водила-солдат уже в пятый заход В кабине со смертью играет в орлянку. Что, бача, замолчал, значит Был-попадал И друзей провожал завернутых в пленку. Потом в небо стрелял, до упора стрелял, Только легче не стало, не было толку. В Кандагар, в Кандагар: «ГАЗ», «КамАЗ», «ЗИЛ», «Урал…» Уходят все дальше дорогой бетонной. Я с сопки Чапколь им рукой помахал, Ночью вчера, темной ночью бессонной. Третий тост гарью-дымом обдал. Третий тост, как от мины воронка. Третий тост нам Афган завещал И Те, кто погибли на фронте «БЕТОНКА»». Александр ФилипповСержант Сергей Мироненко, водитель, взвод управления дивизиона:
"В полку с апреля 1984 по ноябрь 1985, служил в первом дивизионе. В составе колонны ездил в Лашкаргах, возили туда им снаряды на «Катюши», брали боеприпасы на Кушке и тягали в Лашкаревку. Был на войне вдоль реки Герирут, примерно дней 20 ходили. В дуканы ездил, а командир полка Рогозин за это семь суток ареста дал. В Одноклассниках общались с ним, сказал: "Сережа, не помню многих, а тебя помню, молодец, что не посрамил погоны". Потом наш взвод и первую батарею отправили во второй дивизион в Газни, и стали мы 6-й батареей, перед 1 мая 1985 г. мы их заменили. С 191-м ОМСП был на Панджшере, в Черикарской долине, в Алихель, под Кабулом. По реализации разведданных рядом с Газни работали. Когда мы возвращались с операции всегда перед тем, как заходить в расположение полка местным бачатам и духтар (девочка по-ихнему) кидали сухпай, не знаю, кто это придумал, но было так, детвора всегда ждала нас. Я с учебки пришел в полк сержантом и ушел в запас им же! На гражданке работал шахтером, в данный момент пенсионер с 2006 г.".
Дмитрий Красноглазов в предыдущей главе в своем рассказе упомянул, что помнит, как мы медики полка приезжали к ним на батарею в Лашкаргах и я сказал, что расскажу об этом позже. Насколько я помню, дело было так.
Летом (скорее всего это было в июне 1984 года) начальник ПМП капитан Хуан Бисенгалиев отправил меня с сотоварищи в командировку в Лашкаргах. В то время там дислоцировалась 4-я реактивная батарея полка (БМ-21 «Град»). Задание было проверить личный состав на наличие педикулеза и провести обработку-пропарку одежды и постельных принадлежностей. Старшим был лейтенант-врач Николай Шкабара, водителем дезенфикционно-пропарочной машины рядовой Анатолий Хрусталев и я - сержант-санинструктор Александр Филиппов. Машина наша представляла из себя железный фургон на шасси «ГАЗ-66», а в нем - целый банно-прачечный комбинат в миниатюре. Потом уже в Лашкаргахе, когда мы в него загружали солдатскую одежду и постельные принадлежности для пропарки, все форсунки и трубки в нем начинали реветь и гудеть. У меня возникала
мысль: "Не взорвалось бы это чудо научно-технического прогресса".Оружие личного состава ПМП хранилось в оружейной комнате автороты полка. Мы получили автоматы, подсумки с четырьмя рожками патронов (один цинк с патронами взяли про запас), бронежилеты, каски, противогазы, сухой паек на две недели. В общем, взяли все, что обычно положено в поездку. Пополнили сумку санинструктора медикаментами. Смотр, инструктаж, прикомандировали нас к попутной колонне на Кандагар, и мы поехали выполнять задание. Я был недоволен, что с нами едет лейтенант. Нет, человек он был хороший хоть и малость с чудинкой, как, впрочем, и многие медики. Недоволен был почему? Да потому, что понимал, ехать мне придется не в кабине с Анатолием, а в кузове фургона. Обзора там никакого, небольшое оконце в двери. Забегая вперед, скажу, этой дверью мне сильно прищемило пальцы на левой руке, когда мы уже возвращались обратно в полк. Дело было так. Колонну, в которой мы шли, обстреляли душманы. Это произошло примерно километрах в пяти, не доезжая поселения Гиришк. Стреляли с правой стороны дороги из какого-то старого в развалинах кишлака. Мы шли в колонне третьей или пятой машиной. Пули начали щелкать, пробивая металл фургона, огонь был плотный, я дверь распахнул и плюх на пол на живот, очередь дал, а Толя резко тормознул и крутанул руль, объезжая обочиной остановившийся впереди «КамАЗ». В этой суматохе мне и ударило железной дверью по пальцам. Я схватился рукой за косяк двери, чтоб не вывалится с машины, а дверь в это время захлопнулась. Подбитый «КамАЗ» поперек дороги я увидел, когда мы проехали дальше и остановились. Обстрел душманами велся не только из стрелкового оружия, но и из гранатомета. Потом уже, находясь в расположении батальона в Гиришках, мы видели, как притащили «КамАЗ», шедший впереди нас, а в нем большая дыра в кабине, как раз за спиной водителя, где спальное место. Водитель погиб. Лейтенант Шкабара пошел в санчасть батальона, оказывать медицинскую помощь прибывающим раненым. Я не пошел, так как помощник из меня был плохой (только бы мешался). Отбитые пальцы на руке посинели, опухли, болели и плохо двигались. Осмотрели с Анатолием машину, посчитали дырки от пуль, и он стал заменять пробитое колесо. Артиллерия батальона начала работать в сторону кишлака. Что-то не по порядку у меня получается рассказ. Ну, уж как есть.
Вернусь в начало поездки. В тот день мы с колонной доехали до расположения батальона в Гиришк, там переночевали и утром поехали дальше. Колонна пошла на Кандагар, а мы повернули направо на дорогу в Лашкаргах и в составе другой колонны, или с пришедшем БТРом сопровождения из батальона (точно не помню, тут память подводит), благополучно добрались до места расположения нашей батареи. Был еще один эпизод на отрезке пути Шинданд — Гиришк. Так как обзор местности у меня был плохой, не могу точно сказать, где и что произошло. Может авария на дороге, а может подрыв. Колонна наша остановилась и не двигалась уже с полчаса. Анатолию надоело стоять, и он решил обочиной проехать дальше вперед. Мы проехали, наверное, метров пятьдесят-сто, пока какой-то офицер не обматерил нас и запретил движение. Он сказал, что обочина здесь, скорее всего, заминирована, и мы могли подорваться. Потом колонна тронулась, и мы встроились в ряд. Движение было медленное с остановками. Когда подъехали к какому то мосту, то справа на въезде, пробив ограждение, под критическим углом наклона стоял «Урал»-бензовоз, из бочки вытекало содержимое, пахло бензином. Запомнилось, что все помещения на батарее были тесные и низкие, рядом была вертолетная площадка, часто садились и взлетали вертолеты. Потом уже перед обратной дорогой обменяли у десантников три сухпая на три гранаты. Так как ни мне, ни Анатолию не доводилось еще бросать боевые гранаты, на обратном пути уже ближе к Шинданду остановились ненадолго, отошли в сторонку и метнули их в низинку-овражек. Николай ругался и обещал наказать за своеволие. Уже работая над книгой, мне попалась информация о нападении-обстреле 27-й колонны у кишлака Ячхоль. Возможно, это и была та колонна, в которую нас встроили. Мы ждали здесь, на повороте на Лашкаргах, и еще было несколько машин с сельхозкомбината, что в Лашкаргахе. В заметке пишут, что разведка не доработала, но, по-моему, о засаде предполагали и даже вертушки поработали по этой местности, а потом колонна пошла.
В Афганистан каждый год приезжали артисты, и этот год не был исключением, мне больше всего запомнилось выступление певицы Эдиты Пьехи. Далеким домом повеяло, лесами и полями родной области, Невой, домами и проспектами Ленинграда. Радостно, конечно, после таких концертов, но и грустно, тоскливо на душе становится, скорее бы уже и домой. Но служба продолжается подъем в 6 часов, вечерняя поверка в 21 час и отбой в 22 часа. На вечерней проверке после доклада командиру полка командиров подразделений через репродукторы звучал Гимн СССР, и мы подпевали, кто уж как мог и хотел.
Чьи фотографии неизвестно. Полагаю, что это 1984 год. В зимнем клубе полка. На сцене Эдита Пьеха, в зале где-то и я. Если не ошибаюсь, то в левом ряду, где сидят афганские офицеры (я первый от прохода, шестой ряд)
В клубе в/ч п/п 85615 Ансамбль «Россия» и Л.Г. Зыкина (из личного архива Виталия Сердитова)
У детей, подростков и молодых людей, да и у взрослых мужчин и женщин, не служивших в Армии и не принимавших участие в боевых действиях, есть такое восприятие войны, что все потери на войне происходят в бою, при обстрелах или подрывах на минах, при выполнении тех или иных поставленных боевых задач. Однако, кто проходил службу в составе ОКСВА знает, что это не совсем так, и что безвозвратные потери личного состава условно можно поделить на две части. Первую часть, как это может не прозвучать кощунственно, я бы назвал светлой (в ней больше ясности), а вторую - темной, слишком много в ней вопросов. Что и как, кто виноват??? Вторая часть - это гибель в результате болезней, суицидов, несчастных случаев, неосторожного обращения с оружием и боеприпасами, отравления угарным газом и ядовитыми жидкостями, авиационных и автомобильных катастроф, пожаров и другие ЧП различного характера. Разделив, таким образом, погибших, я не разделяю их и не умаляю одних перед другими. Я просто говорю, что война - это тяжелая работа на износ физических и моральных человеческих сил, и смерть приходит там при разных обстоятельствах. Бывает, что родителям в официальном сообщении о смерти или на словах (в случае сопровождения погибшего сослуживцами), говорят не так, как все произошло на самом деле, да и язык не поворачивается сказать всю правду и тем самым унизить погибшего или подставить однополчан, причинить еще большую боль отцу и матери. Не единожды такая ложь во благо памяти погибшего на войне была и у нас в полку. Такая правда-неправда чаще всего писалась, чтобы не обвинять в смерти самого погибшего, если смерть произошла в результате его каких-то неправильных действий, либо связанная (напрямую или косвенно) с действиями его сослуживцев и командиров. Сочинялась некая боевая ситуация, в которой он погиб, а иногда даже он посмертно представлялся к государственной награде.