История Оливера

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь? – спросила Марси.

Ответ потребовал некоторой доли дипломатии.

– Нет, – искренне признался я.

– И вовсе я не обиделась, – сказала она голосом, утверждавшим прямо противоположное. – Мне просто хотелось произвести впечатление. Знаешь, я не часто устраиваю подобные трапезы.

Услышав эту фразу, я вздохнул с облегчением.

– Насколько часто? – осведомился я.

– Второй раз.

– За неделю?

– Второй раз со смерти папы. (Который скончался шесть лет назад.)

Ну вот, теперь я чувствовал себя законченным сукиным сыном.

– Может, все-таки выпьем кофе? – спросила хозяйка дома.

– Могу я сам выбрать комнату? – намекнул я.

– Нет. В моих владениях ты следуешь за мной.

Я проследовал за ней. Назад в библиотеку. Там стоял кофе, а из скрытых динамиков доносились обрывки Моцарта.

– Ты на самом деле принимала тут гостей всего дважды? – спросил я.

Она кивнула:

– И оба раза это были партнеры по бизнесу.

– А как насчет личной жизни? – Я старался быть деликатным.

– В последнее время стала налаживаться, – улыбнулась она.

– Нет, Марси, серьезно, чем ты обычно занимаешься в Нью-Йорке по вечерам? – упорствовал я.

– Ой, ты знаешь, у меня столько дел. Я возвращаюсь домой, бегаю в парке, если на улице еще светло. Потом спешу обратно на работу. У меня в офисе есть выход на линию, так что я принимаю звонки из Калифорнии.

– Готов поспорить, аж до полуночи? – съязвил я.

– Не всегда.

– А потом?

– Стараюсь не отрываться от окружающего мира.

– Ага! То есть… – попытался я ее добить.

– Пара сэндвичей под имбирный эль в компании Джонни, – улыбнулась Марси.

– Джонни? – Я не смог скрыть ревности.

– Карсона [32] . Интересно послушать за ужином.

– А-а… – Успокоившись, я снова перешел в наступление. – А чем-нибудь, кроме работы, ты занимаешься?

– Маршалл Маклюэн [33] сказал: «Когда человек полностью увлечен работой – это уже не работа», – ответила Марси.

32

Джонни Карсон (англ. John William «Johnny» Carson) – американский журналист, телеведущий и режиссер; род. 1925 г. в Корнинге, штат Айова, «наибольшую известность приобрел в качестве многолетнего ведущего телепрограммы „Tonight Show“ на канале NBC».

33

Герберт Маршалл Маклюэн (англ. Herbert Marshall McLuhan, 1911–1980) – канадский философ, филолог, литературный критик, эколог средств коммуникации и теоретик воздействия артефактов как средств коммуникации.

– Он спорол глупость. И ты тоже. Нет, Марси. Ты говоришь себе, что увлечена, но на самом деле пытаешься работой заглушить свое одиночество, – заметил я.

– Боже, Оливер, – изумленно сказала она. – Как ты можешь столько знать о человеке, с которым знаком всего несколько дней?

– Никак, – согласился я. – Я говорю о себе.

Забавно. Мы оба знали, что будем делать дальше, но ни один не решался прервать разговор. Наконец, я решил вернуться на землю.

– Эй, Марси, уже полдвенадцатого.

– А что, у тебя комендантский час? – улыбнулась она.

– Нет. У меня и другого ничего нет. Одежды, например, с собой, – осклабился я.

– А что, приглашение прозвучало настолько двусмысленно?

– Ну, скажем, довольно неоднозначно, и я не решился прийти со своим вещмешком.

Марси улыбнулась.

– Я специально так сделала, – призналась она.

– Зачем? – спросил я.

Она встала и протянула мне руку. Мы вошли в спальню.

На кровати было не меньше дюжины шелковых ночных сорочек. И все они были моего размера.

– Ты что, планировала меня здесь поселить на целый год? – засмеялся я.

– Звучит странно, друг мой, но если вдруг у тебя возникнет такое желание – сорочки найдутся, – подмигнула она.

– Марси? – позвал я.

– Да?

– У меня много… желаний.

Потом мы любили друг друга так, будто предыдущая ночь была всего лишь репетицией.

Утро наступило слишком быстро. Было где-то пять часов утра, но будильник на стороне Марси просигналил подъем.

– Который час? – простонал я.

– Ровно пять, – сказала Марси. – Проснись и пой.

Она поцеловала меня в лоб.

– Ты с ума сошла, – промямлил я, накрывшись подушкой.

– Ты что, забыл? Зал забронирован на шесть.

– Брось, суд в этом часу не… – Тут до меня дошло. – Ты что, про теннис?

– Да. С шести до восьми. Зачем терять такую возможность? – сказала Марси.

– У меня есть идея получше, чем мы могли бы заняться, – подмигнул я.

– Чем? – изобразила непонимание Марси, хотя я уже обнимал ее. – Волейболом?

– Если хочешь, можем назвать это так, – сказал я, впившись в ее губы.

Как бы это ни называлось, она послушно согласилась играть.

Принимая душ, я размышлял, что отличало жилище Уолтера Биннендейла от моего родного Довер-Хауса в Ипсвиче, штат Массачусетс. И понял. У нас были совершенно разные ванные.

Дело не в произведениях искусства. Шедевры и у нас дома были. Причем, так как наш род был более древним, даже прошлого века. Обстановка в основных помещениях была примерно одинаковой – то есть старой: я не признаю антиквариат.

Зато ванные отличались разительно! Барретты проявили всю свою неистребимую приверженность пуританским традициям: функциональный и простой белый кафель, спартанская обстановка. Ничего не отвлекало и не задерживало взгляд.

Ванные Биннендейлов были полной противоположностью: казалось, они подошли бы самому римскому императору. Точнее, они прекрасно вписывались в концепцию древнеримских терм. Если бы представитель рода Барреттов, даже самый либеральный, услышал о том, что ванную комнату можно «обустраивать», он был бы совершенно ошарашен.

В зеркале, сквозь чуть приоткрытые двери, отражалась спальня.

Куда как раз въезжала тележка.

Которую толкал Милдред.

Она была уставлена яствами.

К тому времени, как я закончил вытираться, Марси уже сидела за столом – в одеянии, явно не предназначенном для выхода на работу (по крайней мере, я на это надеялся).

Я уселся напротив, завернувшись только в полотенце.

– Кофе, бекон, яйца? – спросила Марси.

– Здесь прямо как в отеле! – ответил я.

– Вы все еще недовольны, мистер Барретт? – подмигнула она.