История Оливера

Голова была совершенно пуста.

– Привет, – запищал я фальцетом, – это Эбби Хоффман [62] . Поздравляю вас и желаю веселого Нового года!

По-моему, смешная шутка получилась.

Только Марси на том конце провода почему-то не смеялась.

Потому что это была не Марси.

– Гм… Оливер?

Моя маленькая шуточка, кажется, оказалась не ко времени.

– Добрый вечер, отец. Я… м-м… не думал, что это ты.

– Гм… да.

Мы помолчали. Потом отец все-таки сказал:

62

Эбби Хоффман (англ. Abbot Howard «Abbie» Hoffman; 1936–1989 гг.) – американский левый активист, основатель международной партии молодежи (Йиппи).

– Как дела, сын?

– Отлично. Как мама?

– Хорошо. Она тоже здесь. Гм… Оливер, насчет следующей субботы.

– Да, сэр?

– Мы встречаемся в Нью-Хейвене [63] ?

Вот черт, напрочь забыл про эту встречу, которую мы назначили еще в июне!

– М-м… Конечно. Разумеется, – непринужденно произнес я.

– Отлично. Ты на машине? – уточнил папа.

– Да.

– Значит, встречаемся прямо у ворот стадиона? Скажем, в полдень?

– О’кей.

63

Нью-Хейвен (англ. New Haven) – город в одноименном округе штата Коннектикут, на берегу пролива Лонг-Айленд. Там расположен Йельский университет, а также стадион, на котором тренируется университетская сборная.

– А потом, надеюсь, поужинаем.

Ну же, Оливер, скажи «да». Он же хочет видеть тебя. Это чувствуется по голосу.

– Да, сэр, – неохотно ответил я.

– Отлично. Гм… Мама тоже хочет поговорить с тобой.

Неделя бурных демонстраций закончилась для меня сдержанным разговором с родителями.

Марси позвонила в полночь.

– В новостях сообщили, что, пока вы там митинговали, Никсон смотрел футбол, – съязвила она.

Теперь это уже не имело никакого значения.

– Без тебя дома так пусто, – отозвался я.

– Еще неделя, и все.

– Эта чертова разлука должна наконец закончиться! – возопил я.

– Она и закончится, друг мой. Через семь дней, – пообещала Марси.

27

В моей семье привязанность и любовь призваны выражать традиции. У нас не приняты публичные изъявления чувств. Вместо этого мы посещаем обряды рода, тем самым демонстрируя нашу… лояльность ему. Таких священнодействий в году четыре: Рождество, естественно, Пасха и День Благодарения и, конечно, главный ритуал осени, Святой уик-энд. День морального Армагеддона, когда вступают в бой Добро и Зло, а Свет противостоит Тьме. Другими словами, Матч. Старый добрый Гарвард против Йеля.

В этот день нужно смеяться и плакать. А еще – и в гораздо большей степени – орать, визжать, вести себя, как недоразвитые подростки, и, разумеется, надраться в стельку.

В нашей семье все это, впрочем, проходит немного спокойнее. Если выпускники других университетов, заправившись Кровавой Мэри еще на стоянке, устраивают массовую драку не отходя от ворот, все, что интересует Барреттов, – спортивные достижения Гарварда.

Когда я был маленьким, отец брал меня на каждую игру на Солджер Филд [64] . И подробно разбирал каждый момент каждой игры. В результате в десять лет я уже разбирался в самых причудливых сигналах рефери. Кроме того, я научился правильно вести себя как примерный болельщик. Отец никогда не вопил. Когда у гарвардцев дела шли хорошо, он говорил (почти про себя) фразы вроде «Молодец», «Отлично». Если же наши гладиаторы были не в ударе – например, когда мы продули 55:0, – единственной реакцией отца могло быть только слово «Жаль».

64

Солджер Филд (англ. Soldier Field) – футбольный стадион в районе Нир Сайт Сайд (англ. Near South Side) города Чикаго, шт. Иллинойс. Стадион был построен в 1924 г. и является старейшим стадионом Национальной футбольной лиги.

Да, отец был самым настоящим спортсменом. Выступал за Гарвард (гребля на академической одиночке). Он надевал галстук с черными и малиновыми полосами – в стиле заслуженного выпускника родного университета. Почетный значок с эмблемой университета давал право бронировать лучшие места на футбольных матчах. По правую руку от президента.

Ничего не изменилось за эти годы – матчи «Гарвард против Йеля» проходили по давно установленному стандарту. Только мой собственный статус теперь был иным. Теперь у меня тоже был свой значок (по хоккею). А следовательно, и право на собственное место в престижном ряду. То есть я даже мог бы привести сюда своего сына и учить его – как понять, что назначили пенальти, к примеру.

Однако пока что я продолжал ходить на игры вместе с отцом. Кроме разве что тех лет, когда учился в колледже и был женат на Дженни. Мама же забросила футбол много лет назад, единственный раз за всю жизнь отказавшись подчиняться отцу: «Я не понимаю смысла всего этого, – сказала она ему, – к тому же, у меня мерзнут ноги».

Если матч должен был состояться на территории Кембриджа, то затем мы отправлялись ужинать в степенный бостонский «Locke-Ober’s». Когда полем битвы становился Нью-Хейвен, отец предпочитал «Kaysey’s»: обстановка там была не такая древняя, а кухня – на порядок лучше. Вот и в этот раз мы отправились туда. Альма-матер проиграла со счетом 7:0, и матч был какой-то неинтересный – особо нечего обсуждать. Ну вот, теперь не исключено, что беседа коснется вещей, со спортом не связанных. Я намеревался не говорить о Марси.

– Жаль, – сказал отец.

– Подумаешь, какой-то футбол, – ответил я, похоже, чисто автоматически уйдя в оппозицию.

– От Масси я ожидал более агрессивной игры, – ответил отец.

– Гарвард хорош в защите, – предположил я.

– Да. Может, ты и прав.

Мы заказали лангуста. Учитывая, сколько народу было в ресторане, ждать нам точно пришлось бы долго. Вокруг бродили пьяные йельцы и распевали во всю глотку победные гимны, восхваляя футболистов. В любом случае, нам с отцом повезло – выбранный нами столик находился в тихом месте, где мы могли слышать друг друга. Конечно, если бы у нас вообще нашлись общие темы для беседы.

– Как ты? – спросил папа.

– Да все по-прежнему, – ответил я. (Каюсь, я никогда не пытался облегчить наши разговоры.)

– С настроением… получше? – пытается проявлять интерес. Допустим.

– Немного.

– Замечательно.

Сегодня я заметил, что отец выглядел более хмурым, чем в прошлом году. И даже более озадаченным, чем когда мы ужинали в Нью-Йорке прошлым летом.

– Оливер, – начал он тоном, обычно предвещающим неприятности, – могу я быть откровенным?

Пап, ты что, серьезно?!

– Разумеется, – ответил я.

– Я хотел бы поговорить с тобой о будущем.

– О моем будущем, сэр? – спросил я, в душе уже вовсю готовясь к обороне.

– Не совсем. О будущем Семьи.

Я вдруг подумал, что либо отец болен, либо мама. С этих двоих вполне сталось бы сообщить об этом с таким вот флегматичным видом. Или вообще просто прислать письмо. (Очень в стиле мамы!)

– Как ты знаешь, мне уже шестьдесят пять, – объявил он.

– Будет в марте, – поправил я. Пусть знает, что я в курсе.

– Хорошо, тем не менее я должен думать так, будто мне уже шестьдесят пять.

Ему что, не терпится узнать размер своей пенсии?

– Согласно правилам партнерства…

Я абстрагировался от того, что он нес ближайшие минут десять. Поскольку слышал все это в тех же выражениях и относительно того же вопроса двенадцать месяцев назад. То есть я уже заранее знал, о чем он.

Только в этот раз обставлено все было несколько иначе. В прошлом году, после нескольких разговоров с гарвардскими шишками, мы остановились перекусить уже в Бостоне. Отец припарковался прямо у своего офиса на Стэйт-стрит. В этом здании размещалась лишь одна фирма, та, чье название, собственно, и украшало фасад: «Инвестиционный банк Барретта, Уорда и Сеймура».