История религии. Том 1

материалистов, должны были не оставить места Богу.

У Маркса протест против религии диктовался его политической борьбой,

так как он отождествлял религию с реакцией. И во имя этого протеста

(исторически в чем-то обоснованного) он готов был, пренебрегая всякой

логикой, провозгласить источником разума неразумную природу. "Для кого мир

неразумен, - писал он, - кто поэтому сам неразумен, для того бог существует.

Иными словами: неразумность есть бытие бога" /27/. В своей книге о Демокрите

и Эпикуре Маркс откровенно утверждает человекобожие. По его словам, рядом с

человеком "не должно быть ни какого божества" /28/.

Таким же глубоко эмоциональным, далеким от всякой "научности" был и

атеизм Ленина. Об этом красноречиво свидетельствует разговор, о котором

вспоминает один сотрудник Ленина. Разговор происходил ночью под темным

куполом звездного неба. "Я заметил Ленину, - рассказывает его собеседник, -

что мысль невольно устремляется к Великому Разуму, когда перед глазами в

небесном пространстве бесчисленное количество, мириады звезд. Ленин

засмеялся и иронически произнес: "К боженьке!" - "Назовите это как хотите,

Владимир Ильич... Разве не прав был Спиноза, который говорил: "Когда передо

мною прекрасный часовой механизм, я невольно думаю о мастере, сотворившем

его".
– "Все это несет поповщиной, - ответил Ленин. - Короче говоря, вы

хотите сказать, что все было создано боженькой. Хорошо. Допустим, что все,

что существует, всю вселенную боженька создал энное число миллиардов лет

назад. Ну, а что он делал раньше - спал, что ли?.." /29/.

Вот и все, что нашелся ответить этот человек, обладавший проницательным

умом и широким образованием! Эмоциональная неприязнь к самой идее Бога

сквозит и в его печатных высказываниях, где он говорит о Боге в таких

словах, которые не хотелось бы здесь даже цитировать. Именно в подобных

аффектах, а не в науке заключается главный пафос материализма.

x x x

"Научное мировоззрение", на которое ссылается атеизм само по себе -

весьма спорное понятие. Нет доказательств, что все бытие подвластно анализу

науки. К тому же она еще бесконечно далека от того, чтобы сказать свое

по-настоящему "последнее слово". В ней стремительно сменяются гипотезы и

теории. Еще недавно классическая механика казалась полным отражением картины

мира, а сегодня уже оспаривают и некоторые концепции Эйнштейна. Корни

мировоззрения всегда уходят глубже научного уровня - в веру, в то или иное

убеждение /30/. И религиозная вера, и вера атеиста могут принимать выводы

науки, исходя при этом из собственного видения мира.

Атеизм, объявляя себя "единственным научным мировоззрением",

подкрепляет этот тезис указанием на "конфликт науки и религии" в истории.

Действительно, прошлое знает несколько примеров, когда представители

религиозного мировоззрения вступали в борьбу с некоторыми астрономическими

или биологическими теориями. Главным образом это касалось гелиоцентризма и

дарвинизма.

Причин подобного явления несколько. Во-первых, здесь имели место

недоразумения в плане непонимания границ и специфики религии и науки (См.

приложение 2). Во-вторых, конфликт провоцировался заведомо

материалистическими тенденциями некоторых ученых (например, Геккеля).

В-третьих, немало бед принесло возведение ряда научных гипотез в ранг

абсолютных непререкаемых догм. И наконец, самое главное: многие

представители религиозного мировоззрения в прошлом слишком тесно связывали

себя с той или иной естественнонаучной доктриной. С коперникианством спорила

не религия как таковая, а старая научная теория, выдвинутая не богословами,

а великим астрономом Птолемеем и развитая крупными учеными (Тихо Браге и

др.). И против дарвинизма выступали сторонники старой научной идеи

постоянства видов, которую поддерживали наиболее выдающиеся биологи той

эпохи: Кювье, Агассиц, Оуэн /31/.

Галилей великолепно понимал, что библейское учение по существу не имеет

отношения к астрономии. "Библия, - говорил он, - учит нас, как взойти на

небо, а не тому, как вращается небо" /32/. А такой выдающийся христианский

мыслитель той эпохи, как кардинал Николай Кузанский, еще до Коперника считал

гелиоцентризм вполне приемлемой теорией. Так же и Дарвин, предвидя, что его

теорию могут воспринять как атеистическую, протестовал против этого /33/. Он

был еще жив, когда в России Вл. Соловьев показал, что эволюционизм не только

не враждебен христианству, но может занять важное место в религиозной

философии /34/. Однако старые научные идеи с трудом уступали место новым.

Многие представители Церкви настолько сжились с незыблемостью геоцентризма и

креационизма, что решительно противились теориям о вращении Земли и

эволюции. Это была психологическая ошибка, к счастью, уже давно

преодоленная.

Теперь уже никто не ищет в Священном Писании ответов на вопросы химии

или геологии, а христианство, в свою очередь, не ставит себя в зависимость

от непрестанно меняющихся научных представлений. Другое дело, когда в

целостную картину религиозного мировоззрения включаются элементы

естествознания; но нужно помнить, что эти элементы не являются чем-то

существенным и неотъемлемым. Изменятся принципы науки - изменятся и эти

элементы. Человек обращался к Богу и тогда, когда считал Землю плоской, и

тогда, когда считал ее планетой, находящейся в центре мира, и тогда, когда

поставил на это центральное место Солнце; и наконец, сейчас, когда мы знаем,