История русских обителей Афона в XIX–XX веках

Конечно, такие настроения были далеко не у всех греков-монахов, но то, что они существовали, подтверждает и позорная распря вокруг Пантелеймонова монастыря. Не все знают, что она и послужила толчком к основанию Ново-Афонской обители на Кавказе: мудрые старцы решили приготовить убежище братии на случай печального исхода. «Первым толчком к строительству новой обители на Кавказе явились печальные события смуты 1874–1875 г. в Пантелеймоновом монастыре… В 1874 г. в разгар печальных событий в монастыре, старцы Иероним и Макарий увидели необходимость теснее связать судьбу афонской обители с родным отечеством, поставить себя под покровительство своего правительства, чтобы впредь не иметь опасений за теплое убежище на случай угрозы выселения с Афона…» [131] . Это было даже закреплено в особом акте, получившем высочайшее утверждение 8 декабря 1879 г., пункт 9 которого гласит: «В случае смертных обстоятельств на Востоке и невозможности дальнейшего пребывания на Афоне, братство Пантелеймонова монастыря получает убежище в новой обители, как отрасли сего монастыря, обязанной своим началом и образованием усердию его братства, и в таком случае настоятель Пантелеймонова монастыря вступает с разрешения Св. Синода в управление этой обителью…» [132] .

131

Иоаким (Сабельников), иеромонах. Великая стража. М., 2001. С. 262.

132

Душеполезный собеседник. 1912 г. № 9. С. 310.

Источниками подобных настроений были, как правило, элладские греки, частично уже развернувшиеся от варварского Востока к просвещенному Западу. Почитание Англии распространялось даже на религиозную сферу, в те годы в Греческой Церкви усилились симпатии к англиканству. Они плохо относились даже к «турецким» грекам, и хорошая иллюстрация тому – неприязнь к великому старцу Хаджи-Георгию [133] .

Яркими примерами враждебных отношений к русским келлиотам были изгнание русского братства во главе с иеросхимонахом Кириллом из келльи Василия Великого, погром в Крестовоздвиженском монастыре и некоторые другие, о чем говорится в описаниях некоторых русских келлий.

133

Хаджи-Георгий, известный старец, прославившийся своим аскетизмом. Один из немногих, кто принимал в ученики русских.

Но, увы, это было не единственным, хоть и самым главным, препятствием на пути становления русского монашества на Афоне. Было и противодействие со стороны самой же России, вернее, некоторых церковных кругов, выразителем которых явился известный профессор Киевской Духовной академии профессор А. А. Дмитриевский. Он часто совершал паломничества на Святую Гору, останавливался в Пантелеймоновом монастыре, высоко ценил наш монастырь, но не очень хорошо разбирался в афонской монашеской жизни и считал, что келльи существуют только для того, чтобы в них отправлять «с глаз долой» состарившихся, истощенных монахов, неспособных выдержать тяжелые монастырские труды.

«В киновиях жизнь иноческая… требует громадного напряжения сил физических и моральных от вступивших в нее: непрерывные нощеденственные богослужения, тяжелый физический труд в виде послушания, суровая пища и весьма короткий отдых – вот на что себя обрекает вступающий в число братства киновии. Немногие из насельников киновий выносят такой суровый, подчас совершенно непосильный монастырский режим, но и эти сильные духом энтузиасты – иноки, принесшие на Св. Гору, по-видимому, несокрушимое здоровье, к сорока – сорока пяти годам своей жизни от понесенных на пользу обители трудов и от неблагоприятных физических окружающих их причин становятся в конце концов жалкими разбитыми стариками» [134] . Это напоминает больше концентрационный лагерь, чем монастырь, и указывает на превратное понимание монашества, господствовавшее в некоторых кругах русского общества. К сожалению, такое понимание киновии имело тягчайшие последствия для русских монахов.

134

Дмитриевский А. А. Русские келлиоты на Афоне. Сообщения Императорского Православного палестинского Общества. 1908 г. № 1. С. 71.

Иеросхимонах Пантелеймон, настоятель келльи Воздвиженья Креста Господня Каракальского монастыря

В действительности келльи – это более совершенная форма монашеской жизни по сравнению с гигантами киновиями, подобными Свято-Пантелеймонову монастырю. В них больше возможностей для полноценной духовной жизни, так как насельников мало и они находятся под непосредственным контролем старца.

По закону императора Николая Павловича от 1836 г. афонские монахи в России «за таковых не признаются и, следовательно, приезжать и проживать в России под своими монашескими именами не могут» [135] . Естественно, нельзя обвинять императора в гонении на монахов, но вопрос, кто же стоял за этими гонениями на афонских монахов, остается открытым.

135

Монастырь. 1909. № 1.

Хорошо известно: в середине XIX в. русский посланник в Константинополе по указанию правительства просил Патриарха установить ограничения для поступления русских монахов в афонские монастыри и сделать внушение Протату, чтобы не принимали их без строгого исследования и без предоставления необходимых бумаг. Два Константинопольских Патриарха – Анфим и Григорий – делали такое внушение Протату соответственно в 1851 и в 1868 г. [136] . Иначе чем гонением на русское монашество эти действия не назовешь. Несмотря на хорошо известное неприязненное отношение к монашеству в среде русских либералов, такие действия властей остаются непонятными [137] . То ли это был испуг, что русские обучатся здесь «вольной» монашеской жизни и принесут это знание в Россию, то ли боязнь, как бы все монахи не разбежались. Скорее не то и не другое, а просто неприязненное отношение к монашеству, о котором уже говорилось. «Противники афонского монашества указывают на то, что большинство идущих туда спасаться – это тунеядцы, ищущие даровой кусок хлеба, или лица с запятнанным прошлым, которым уже невозможно жить в мире и не остается ничего более как бежать подалее от людских глаз», – пишет Н. Благовещенский, книга об Афоне которого вызвала неоднозначную реакцию. И еще: «Совершенно ненормально на Святой Горе – это отношение русских монастырей к России. Русская высшая духовная власть никакого прямого влияния на русские святогорские монастыри не оказывает; афонский иеромонах не считается таковым в России и прав священства у нас не имеет…»

136

Красковский И. Ф. Игумен русских святогорцев. М., 1998. С. 78.

137

Видимо, правительство боялось, кроме всего прочего, и проникновения каких-то революционных элементов в среду русского афонского монашества. Слухи о прячущихся там революционерах все время распространялись по России. В полицию поступило сообщение, что социалисты (видимо, эсеры) готовят очередной «экс» (то есть экспроприацию на нужды своей партии). И место проведения этого ограбления – Русский Пантелеймонов монастырь на Афоне! По мнению социалистов, этот монастырь должен был заключать несметные богатства. Волнующее сообщение было, конечно, передано обер-прокурору Победоносцеву. «Все усилия партии социалистов направлены теперь к тому, чтобы заручиться средствами, и теперь, наконец, по мнению эмиграции, эти усилия должны увенчаться успехом. Из России в скором времени ожидаются две личности, которые отправляются в Константинополь, а оттуда на Афон, где под видом поступления в монашество водворятся в одном из монастырей и употребят все старания для того, чтобы завладеть громадным, до двух миллиардов (?) достигающим, денежным капиталом, накопившимся с давних лет в монастыре Руссик. В этом монастыре готовится подкоп, начатый несколько лет назад, которым имел намерение воспользоваться в 1884 г. известный анархист Калмыков, набравший шайку в Болгарии и с нею отправившийся для освобождения Македонии с целью затем пробраться на Афон, но так как он убит был в стычке с турецким отрядом, то это намерение не осуществилось. План подкопа, бывший у Калмыкова, доставлен кружку анархистов с сообщением, что в монастыре Руссик уже более года проживает анархист, поляк, по профессии живописец, специально занимающийся иконописанием, который пользуется там большим почетом и доверием и, не навлекая на себя никакого подозрения, работает над подкопом и обладает самыми точными сведениями о хранилище, где помещается сказанный капитал. Ожидается только прибытие двух упомянутых лиц из России для того, чтобы приступить к делу похищения.

Лица эти могут быть снабжены болгарскими паспортами и рекомендацией к пребывающему в Константинополе болгарскому экзарху Иосифу для устранения препятствий к принятию их в один из афонских монастырей. Оба воспитывались в семинарии, принадлежат к духовному званию и хорошо знакомы с церковными обрядами». Для выяснения обстоятельств этого дела на Афон был послан Сергей Васильевич Керский, помощник обер-прокурора К. П. Победоносцева. Разумеется, никаких революционеров он там не обнаружил и денег тоже, так как все средства монастыря хранились в банке. После восстания на броненосце «Потемкине» говорили, что кто-то из мятежников нашел себе пристанище на Афоне. Доказательством этой версии служит небольшая статья, опубликованная 14–15 июля 1913 г. газетой «День» в С.-Петербурге следующего содержания: «… Всех прибывших (в Одессу) монахов 616. Взято было на Афоне 634, но восемь из них, оказавшихся причастными к делу восстания на броненосце «Кн. Потёмкин-Таврический», отправлены непосредственно в Севастополь». «День» – орган демократической печати, выступавший с антицерковных и антимонархических позиций.

Но для Пантелеймонова монастыря, как и для крупных русских обителей – Андреевского и Ильинского скитов, эти гонения со временем прекратились. У этих афонских обителей нашлись сильные покровители: посол Игнатьев, камергер двора Муравьёв. К Пантелеймонову монастырю отношение русского правительства радикально изменилось после открытия Симоно-Кананитской обители на Кавказе. «Благодаря высочайшей милости, дарованной Свято-Пантелеймонову монастырю указом 1879 года, радикально изменилось отношение русского правительства к русским афонским инокам. До этого правительство и духовные власти смотрели на выходцев из России, удалявшихся на Святую Гору ради подвигов благочестия, как на своевольников и дезертиров и дозволяли возвращение в Россию не иначе, как в том звании, в каком они выезжали, не принимая во внимание ни пострижение ими в схиму, ни даже рукоположение их в иерархические степени…» [138] .

138

Иоаким (Сабельников), иеромонах. Великая стража. М., 2001. С. 268.

Отношение к русским келлиотам улучшилось только с началом Первой мировой войны. Хотя отдельные обители и получали высочайшую благодарность за те или иные патриотические деяния, но травля келлиотов чиновниками не прекращалась. О справедливости этих гонений можно судить из следующего высказывания одного прославленного карульского старца, подвизавшегося в конце XIX в.: «Сорок два года подвизаюсь я на горе сей и никогда не слыхал, чтобы люди, имеющие с нами единство веры, так безбожно и бесстыдно шли наперекор святоименному Афону, а теперь вижу: грозная туча уже собралась над головами пустынножителей его (особенно русских) и готова разразиться голодом и всяческими утеснениями – гонят их, яко жиды Христа. Пустынники, Христовы наследники, терпят ныне великие гонения от своих же единоплеменников, памятуя слова Виновника своего, говорящего: аще Мене изгнаша, и вас ижденут. Но благословен Бог, иже не даде внести мерзостей в нашу освященную семью, которая, при помощи Божией и заступлением Царицы сего вертограда, не знает тех злопомнений и заблуждений, коими переполнена наша благословенная Русь, а все до единого единым чистым духом и усты прославляют Распятого за ны и умоляют Его о мире всего православного мира…» Эти слова были записаны русским паломником Н. Черкасовым и опубликованы в книге «Глас с востока о святых местах Афона и Иерусалима».

Русские келлиоты не имели существенных доходов для поддержания своих келлий. Да и что можно было заработать, живя на клочке каменистой афонской земли? А платить надо было, и платить много. Когда иеросхимонах Кирилл (о нем речь ниже) был изгнан с братством из келльи Свт. Василия Великого Пантократорского монастыря, то понесенные им убытки составили 53 тыс. руб.! Келлиоты были, как правило, выходцами из народа: крестьянами, военными, мелкими чиновниками. И они хорошо знали глубокую веру русского народа и трепетное почитание великой святыни православия – Святой Горы. В то время произошел глубокий раскол в русском обществе, и особенно явен он стал в отношении к Афону. Если для простого человека это было место, куда устремлялись все его взоры, где жили все его надежды, то для образованного общества это было место бегства простолюдинов, где можно было освободиться от тяжелых обязанностей, облегчить свою жизнь, играя на темноте русского народа. Келлиоты обращаются за помощью к русскому народу, а профессора борются с невежеством. В результате борьба перебрасывается на государственные структуры: «Тяжелым ударом для афонских келлиотов было правительственное распоряжение 1889 года, в котором оповещались „боголюбцы” и „благодетели”, что жертвы русского народа, которые он с таким полным доверием к подвижникам Святой Горы и широкою щедростью шлет для нее со всех концов обширного отечества, не достигают в большей части своего назначения, указывались для них более верные и целесообразные пути через хозяйственное управление при Синоде или прямо на Афон, но в русский Пантелеймонов монастырь и в русские скиты Андреевский и Ильинский. Пожертвования в это время в разные келльи если не прекратились совершенно, то приток их значительно ослабел, и получение их в русских почтовых отделениях для келлиотов было затруднено весьма значительно и надзором, и прямо конфискацией», – вещает рупор антикеллиотской кампании – профессор Дмитриевский [139] . Разумеется, те, кто организуют эту травлю, беспокоятся не о Пантелеймоновом монастыре и скитах, которые и так имеют достаточно пожертвований, пока еще богата Россия. Цель – задушить русские келльи на Афоне. Интересно, что греческим монастырям в это время спокойно выдаются разрешения даже на сборы на территории России.

139

Дмитриевский А. А. Труды Киевской Духовной академии. 1906. Т. 3. № 10–11.

Схимонах Парфений, настоятель Благовещенской келльи Хиландарского монастыря

Профессор же не жалеет черных красок, описывая деятельность русских келлиотов: «Преступная деятельность по эксплуатации религиозного чувства русского народа и свободная иноческая жизнь…» С радостью профессор сообщает, что список «неблагонадежных сборщиков» пополняется в 1893 г., а в 1901 в него попадают все знаменитые келлиоты, составившие славу русского афонского монашества. Эта травля нанесла серьезный урон русскому монашеству. Так, паломник, посетивший одного из известнейших келлиотов – иеромонаха Нифонта, пишет: «Все келлиоты вообще, а упомянутый иеромонах Нифонт главным образом находятся в ужасном положении благодаря запрещению присылки корреспонденции, то есть, проще говоря, им запрещено присылать денежные пакеты, адресуемые на имя келлиотов. Причины такого распоряжения из России никто из келлиотов не знает, и все удивляются ему» [140] .

140

Юрий Кази-Бек. Из воспоминаний о Святой Горе // Вокруг света. 1896. № 29. С. 458–459.

Интересно, что ни профессор Дмитриевский, ни другие обличители келлиотов не могут привести примеров недостойного поведения келлиотов. Разве только несколько просительных писем, в которых будто бы есть преувеличения. Да еще какие-то намеки профессора на историю келлиота Феодосия с астраханской казачкой Татьяной [141] . Да еще арест каких-то жуликов в Одессе и других городах, которые действительно наживались на народном благоговении перед Афоном. «Церковный вестник» [142] за 1888 г. рассказывает об одном из таких случаев, который, впрочем, не имеет никакого отношения к келлиотам. По России рассылались саваны с Афона (якобы с Афона) с таксой за поминовение. Оказалось, что они фабриковались в одном из южных городов России. С Афона также приходили «письма с изображениями афонских обителей и с печатной таксой за поминовение о здравии и о упокоении». У автора статьи возникла «естественна догадка, что письма суть произведения» тех же самых рук, которые фабриковали некогда афонские саваны с разными священными изображениями. Были еще случаи задержания поверенных с крупными суммами денег. Но это еще не говорит о том, что сами келлиоты – жулики, тем более, что все келлиоты – жулики. А именно такое мнение пытались создать профессор Дмитриевский и другие авторы.

141

Не та ли это история, которую поведал Семёнов, про то, как один келлиот привез из Фессалоник безбородого и безусого послушника? На пристани послушник никак не мог влезть на мула. Один из монахов решил помочь, схватил послушника под мышки и выяснилось, что это девица. Суть этой истории в том, что келлиот Иверского монастыря иеромонах Феодосий пытался провести на Афон 15-летнюю казачку Татьяну, переодетую послушником. Как это открылось, Дмитриевский не сообщает. Видимо, Семёнов фактически правильно передает эту историю. Подробно рассказано об этом эпизоде в материале «Один эпизод из жизни преп. Феодосия Кавказкого».

142

Церковный вестник. 1888. № 6. С. 118.