История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
Шрифт:
«Положение в советской лтературе Чуковский определяет с враждебных позиций:
«…В литературе хотят навести порядок. В ЦК прямо признаются, что им ясно положение во всех областях жизни, кроме литературы. Нас, писателей, хотят заставить нести службу, как и всех остальных людей. Для этого назначен тупой и ограниченный человек, фельдфебель Поликарпов. Он и будет наводить порядок, взыскивать, ругать и т. д. Тихонов будет чисто декоративной фигурой…
В журналах и издательствах царят пустота и мрак. Ни одна рукопись не может быть принята самостоятельно. Всё идет на утверждение в ЦК, и поэтому редакции превратились в мёртвые, чисто регистрационные инстанции. Происходит страшнейшая централизация литературы, её приспособление к задачам советской империи… В демократических странах, опирающихся на свободную волю народа, естественно, свободно расцветают искусства. Меня не удивляет
«По причинам, о которых я уже говорил, т. е. в условиях деспотической власти, русская литература заглохла и почти погибла. Минувший праздник Чехова, в котором я, неожиданно для себя, принимал самое активное участие, красноречиво показал, какая пропасть лежит между литературой досоветской и литературой наших дней. Тогда художник работал во всю меру своего таланта, теперь он работает, насилуя и унижая свой талант.
Зависимость теперешней печати привела к молчанию талантов и визгу приспособленцев – позору нашей литературной деятельности перед лицом всего цивилизованного мира… Всей душой желаю гибели Гитлера и крушения его бредовых идей. С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией. Будем ждать». Узнав о том, что в журнале «Новый мир» не пойдут его «Воспоминания о Репине», Чуковский возмущённо заявил: «Я испытываю садистическое удовольствие, слушая, как редакции изворачиваются передо мной, сообщая, почему не идут мои статьи. За последнее время мне вернули в разных местах 11 принятых, набранных или уже завёрстанных статей. Это – коллекция, которую я буду хранить. Когда будет хорошая погода, коллекция эта пригодится, как живой памятник изощрённой травли… Писатель Корней Чуковский под бойкотом… Всюду ложь, издевательство и гнусность».
24 июля 1944 года в «Правде» была напечатана разгромная статья Юрия Лукина «Ложная мораль и искажённая перспектива» о «глубоко аполитичной» книге К. Федина «Горький среди нас». Естественно, в «Информации» В.Н. Меркулова есть и подслушанные признания К. Федина:
«…Юрий Лукин, написавший статью под суфлера, формально прав. Под формальной точкой зрения я разумею точку зрения нашего правительства, которая, вероятно, прогрессивна в деле войны, понуждая писателей служить, как солдат, не считаясь с тем, что у писателей, поставленных в положение солдат, ружья не стреляют. Ведь это извечный закон искусства: оно не терпит внешнего побуждения, а тем более принуждения.
Смешны и ложны все разговоры о реализме в нашей литературе. Может ли быть разговор о реализме, когда писатель понуждается изображать желаемое, а не сущее? Все разговоры о реализме в таком положении есть лицемерие или демагогия. Печальная судьба литературного реализма при всех видах диктатуры одинакова.
Реалистические портреты Ремизова и Сологуба толкуются как искажение действительности. Даже о далёком прошлом нельзя писать реалистически, а то, что требует Лукин, – явно инспирировано; это требование фальсификации истории.
Горький – человек великих шатаний, истинно русский, истинно славянский писатель со всеми безднами, присущими русскому таланту, – уже прилизан, приглажен, фальсифицирован, вытянут в прямую марксистскую ниточку всякими Кирпотиными и Ермиловыми. Хотят, чтобы и Федин занялся тем же!» «Не нужно заблуждаться, современные писатели превратились в современные патефоны. Пластинки, изготовленные на потребу дня, крутятся на этих патефонах, и все они хрипят совершенно одинаково.
Леонов думает, что он какой-то особый патефон. Он заблуждается. «Взятие Великошумска» звучит совершенно так же, как «Непокорённые» (Б.Л. Горбатова) или «Радуга» (В.Л. Василевской). На музыкальное ухо это нестерпимо.
Пусть передо мной закроют двери в литературу, но патефоном быть я не хочу и не буду им. Очень трудно мне жить. Трудно, одиноко и безнадёжно».
В «Информации» приводятся мысли и суждения кинорежиссёра А.П. Довженко, И.Л. Сельвинского, Л.М. Леонова, драматурга И.Д. Волкова, П.Ф. Нилина, И.Г. Лежнева, А.И. Эрлиха, Н.Е. Вирты, В.Г. Лидина, И.Г. Эренбурга, Ф.В. Гладкова, И.П. Уткина, В.Б. Шкловского, Н.Ф. Погодина, С.Н. Голубова, Н.Н. Шпанова, Л.А. Кассиля, – все они недовольны развитием современной русской литературы, давлением работников партийных органов, цензуры, отмечают: многое просто выбрасывают из публикуемых произведений, «Исподличались люди», «Все мы – навоз для будущих литературных урожаев», «Искусственно создаётся слава
людям вроде Симонова и Горбатова, а настоящие писатели остаются в тени», «Процветают лакеи, вроде Катаева или Вирты, всякие шустрые и беспринципные люди», «Совершенно губительна форма надзора за литературой со стороны ЦК партии, эта придирчивая и крохоборческая чистка каждой вёрстки инструкторами и Еголиным», «Проработки, запугивания, запрещения так приелись, что уже перестали запугивать», «Все произведения современной литературы – гниль и труха» (Власть и художественная интеллигенция. С. 522–532).Историки литературы могут критически отнестись к приведённым порой хлёстким мыслям и суждениям, но эти суждения были зафиксированы очевидцами, тайными доносчиками, неподкупными осведомителями. Для многих писателей того времени подобные мысли и суждения не были тайной, но они вовсе не думали, что их записывают и докладывают на самый верх.
24 июня 1945 года после победного парада состоялся торжественный приём в Кремле, на котором выступил Сталин, провозгласив важный тост:
«Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост.
Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа. (Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура!».)
Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа ещё и потому, что он заслужил в этой войне всеобщее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.
У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам сёла и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошёл на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошёл на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества, – победу над фашизмом.
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.) (Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского народа. С. 151).
Часть девятая. Историческая литература. 1941–1945 годы
Начавшийся в годы Великой Отечественной войны общенародный патриотический подъём точно обозначил взлёт русского национального самосознания, ещё более обострил интерес к урокам народной истории.
Как раз накануне войны вышли в свет романы «Севастопольская страда» С.Н. Сергеева-Ценского (1875–1958), «Цусима» А.С. Новикова-Прибоя (1977–1944), «Чингис-хан» В.Г. Яна (1875–1954), в 1941 году были опубликованы биографические романы «Генералиссимус Суворов» Л. Раковского, «Дмитрий Донской» С.Н. Бородина (1902–1974), «Козьма Минин» В.И. Костылёва (1884–1950), создавались фильмы «Александр Невский», «Чапаев», «Щорс»…
Эти произведения с особой силой зазвучали в годы войны, чётко обнаруживая связь исторической действительности с современностью. Сюжетообразующие события этих романов и фильмов почти в точности совпадали с реальностью, идейно-нравственный посыл многих эпизодов этих произведений живо и ярко отражался в сердцах народных. Одиннадцать месяцев Севастополь оборонялся от французско-английских захватчиков. Город-герой встал как один на защиту Отечества. Сергеев-Ценский правдиво и многосторонне показывает Россию того времени, слабости в организации армии и флота, просчёты военного командования, но от страницы к странице выявляется величие подвига русского народа – от простого солдата и матроса до адмиралов и генералов. Стотысячная армия англичан и французов, поддержанная турецким флотом, намеревалась легко и просто разрушить Севастополь и продиктовать свои условия России, однако не вышло – из-за героического патриотизма русских защитников, не жалевших своей жизни ради чести и достоинства государства Российского.